Вещественные доказательства стыкуются с обеими версиями. Лаконичное изложение делает одну правдоподобнее другой. Но умелый рассказчик способен уравнять шансы — а то и перетянуть весы, по‑новому интерпретировав фактуру. Вот где мы сейчас. Меня уже одолевали привычные предсудебные видения: свидетели на трибуне, мой голос, ведущий присяжных по нашей линии.

— Мы явно делаем ставку на «третью руку», — сказал я. — И пальцем укажем на Луиса Оппарицио. Вряд ли он сам нажимал за спусковой крючок, но приказ был его. Значит, он — наш козёл отпущения и свидетель номер один. Нам нужно его найти, «привязать» к делу и добиться его явки.

Дженнифер Аронсон взмахнула руками, словно отгоняя рой насекомых.

— Можно шаг назад? Расскажите так, будто я в коллегии присяжных. Как, по‑вашему, всё случилось? Я понимаю общий каркас: Оппарицио ликвидировал Скейлза или велел это сделать, а затем попытался подставить вас. Но можем ли уже описать сам механизм?

— На данный момент — нет, — сказал я. — Дыр ещё много, поэтому и собрались. Но могу озвучить картину — и то, к чему, как считаю, в итоге подтянутся улики.

— Давайте, — сказала Лорна. — Я с Джен: пока мозаика не складывается.

— Идём по порядку. Первое — личная неприязнь Луиса Оппарицио ко мне. Девять лет назад я разнёс его в зале суда, вытащив на свет его мафиозные контакты и манипуляции с залоговой недвижимостью. Он был подставным лицом — блестящей приманкой, которую я выложил перед присяжными, и они клюнули. Хотя я и выставил его убийцей, которым он не являлся, сомнительных делишек хватало. Власти заинтересовались, и в итоге он с «друзьями» лишился больших денег, когда Федеральная торговая комиссия порубила на куски слияние на сто миллионов, только что ими организованное. Думаю, достаточно, чтобы он таил злобу: я не только публично стёр с него глянец, но и стоил ему — и покровителям — кучу денег.

— Спору нет, — сказал Циско. — Я даже удивлён, что он тянул девять лет. Срок немалый.

— Может, ждал идеальной фигуры, — предположил я. — Я — удобная цель, зажатый обстоятельствами.

— Тут не поспоришь, — кивнула Лорна.

— Второе — жертва, — продолжил я. — Сэм Скейлз, мошенник высшей пробы. Наша линия: они с Оппарицио пересеклись в «Биогрин». «Обескровливали зверя» — вели долгую аферу, — и что‑то пошло не так. Сэма убрали. Параллельно Оппарицио нужно было защитить «Биогрин» от пристального внимания полиции. Тогда в дело пошёл я как удобная мишень. Он узнал о нашей с Сэмом истории — и о том, как она завершилась. Труп Сэма — в моём багажнике, а я, сам того не зная, катаюсь с ним по городу. «Биогрин» остаётся «чистой», с продолжением поставок переработанного топлива, которое так любит государство.

Я оглядел троих за столом.

— Вопросы?

— Пара, — сказала Лорна. — Во‑первых, сама афера. Что за схема?

— «Обескровить зверя», — ответил я. — Выкачивание федеральных субсидий на «зелёное золото» — переработанные масла.

— Ничего себе, — сказала Лорна. — Высокий уровень. Не те его дешёвые интернет‑разводы.

— Верно. Не вязалось у меня это с его профилем, но пока это теория. Под ногтями у него было «зелёное золото». Важно понять: это Сэм принёс идею Оппарицио или его завербовали в уже работавшую схему?

— Есть гипотеза, почему его убрали? — спросила Дженнифер.

— Ещё одна дыра, — сказал я. — И на дне, подозреваю, ФБР.

— Они прокололи операцию? — наполовину спросил, наполовину констатировал Циско.

Я кивнул:

— Похоже. Оппарицио понял — и Сэма убрали.

— Но логичнее было бы просто заставить его исчезнуть, — заметил Циско. — Зачем класть тело туда, где его гарантированно найдут?

— Согласен. Это в списке «неизвестных». Но думаю, «исчезновение» вызвало бы у федералов больше шума. Сделав так, как сделали, можно было изолировать «Биогрин» и создать ощущение, что гибель Сэма со схемой не связана.

— И плюс сладкая месть тебе, босс, — добавил Циско.

— В основном это теория, — сказала Дженнифер. — Что дальше? Как превращать её в защиту?

— Оппарицио. Находим, доставляем в суд, обеспечиваем исполнение повестки.

— Это лишь приведёт его в зал, — сказала Дженнифер. — В прошлый раз вы ожидали, что он «возьмёт Пятую поправку», а сейчас вам нужны ответы.

— Не обязательно. Если база у нас будет, дело сделают вопросы, а не ответы. Пусть хоть зачитывает Пятую молитву. Присяжные услышат нашу историю — в моих вопросах.

Я повернулся к Циско:

— И где он?

— Уже дней пять «пасём» его подружку, — сказал Циско. — Ни намёка. Похоже, пора её расшевелить. Подтолкнуть, чтобы она сама захотела его увидеть.

Я покачал головой:

— Рано. У нас ещё есть время. Вызывать его до финала нельзя — иначе на нас выйдет ФБР.

— Они уже вышли, — сказала Дженнифер. — Получила копию вашей повестки в ФБР.

— Полагаю, они восприняли это как выстрел в воздух, — сказал я. — Мы проверяли, есть ли у федералов что‑то в загашнике. Даже судья так решила. В любом случае повестки сейчас не хочу: это даст обвинению слишком много времени перегруппироваться. Сначала находим. Затем — наблюдаем, до срока.

— Сделаем, — сказал Циско. — Но это дорого. Я не думал, что мы будем использовать слежку до полноценного процесса.

— Сколько?

— Четыре тысячи в день — текущая слежка.

Я посмотрел на Лорну, нашего казначея. Она покачала головой:

— До суда четыре недели. Это сто тысяч, Микки. У нас нет таких денег.

— Разве что обратиться к Андре Лакоссу или к Босху, — предложила Дженнифер. — Они забрали свои залоговые, но были готовы вложить по двести тысяч.

— К Босху — нет, — сказал я. — Это я ему должен, а не он мне. Лорна, устроишь ужин с Андре? Пощупаем, насколько он готов помочь.

— А Циско попробует выбить скидку, — сказала Лорна, глядя на мужа. — В конце концов, Микки — наш постоянный клиент.

— Попытаюсь, — кивнул Циско.

Я знал: его договоренности с «индейцами» приносят ему процент, и эта инициатива, ударит по его карману.

— Договорились, — сказал я.

— Что по ФБР? — спросила Дженнифер. — Личная явка и повестка — вхолостую. Можем пойти к прокурору США с формальным письмом. Но они могут проигнорировать — а у нас сроки.

— «Жёсткое письмо»? — уточнил Циско.

— Первый шаг по процедуре вызова федерального агента, — сказала Дженнифер. — Названо по фамилии осуждённого из Иллинойса, в чьём деле проторили дорожку.

— Ты права, — сказал я. — Это черепаший бег. Возможно, с Бюро придётся завязать. Но если надавим на «Биогрин» — или хотя бы громко пригрозим, — возможно, у них появится мотивация сесть за стол переговоров.

— Удачи, — сказала Дженнифер.

— Да, удача не помешает, — ответил я. 

По средам я всегда проводил вечер с дочерью, но с началом её учебы в университете, уклад поменялся. В семь вечера у них была групповая подготовка по «деликатному праву» — меня перевели в «раннюю» смену. Мы встречались в кампусе или поблизости, быстро ужинали, и она уходила в аудиторию, к своим.

Я попросил Бишопа высадить меня у ворот на «Экспозишн Бульваре». Прежде чем выйти, положил на сиденье шестьдесят долларов.

— Забери меня отсюда через два часа, — сказал я. — И купи одноразовый предоплаченный телефон. Остаток — на перекус. Если успеешь, настрой. Когда вернусь, нужно будет сделать звонок.

— Понял, — кивнул Бишоп. — Переписка нужна?

— Не обязательно. Если всё пойдёт по плану, один звонок и один ответ. Этого хватит.

Я прошёл через кампус к ресторану «Мортон фиг» в студенческом центре. Хейли сидела на улице, под самым высоким деревом, в честь которого и назван ресторан. К моему удивлению, рядом — её мать. Они устроились по одну сторону столика, так что, когда я сел напротив, сразу оказался лицом к обеим.

— Приятный сюрприз, — сказал я. — Рад тебя видеть, Мэгс.

— Взаимно, — ответила Мэгги. — Ты будешь есть?

— Э… собственно, за этим и пришёл. И чтобы увидеться с нашей дочерью.