Я взглянул на счетчика-арбитра и увидел, как ее карандаш бегает по странице блокнота.

– Полагаю, вам суждено обнаружить на этой неделе, что дело сводится к поступкам и побуждениям одного лица. А именно: проститутки, которая увидела мужчину с явными признаками богатства и решила сделать его объектом своих притязаний. Улики докажут это ясно и недвусмысленно; это будет продемонстрировано и самой свидетельницей обвинения.

Минтон встал и заявил протест, сказав, что я выхожу за рамки дозволенного, пытаясь очернить главную свидетельницу штата бездоказательными инсинуациями. Для такого протеста не имелось законных оснований. То была просто дилетантская попытка послать сигнал присяжным. Судья ответила тем, что подозвала нас обоих к себе.

Мы подошли сбоку к судейской скамье, и судья щелкнула по нейтрализатору звука, который начал посылать из стоящего перед ней микрофона «белый шум» в сторону скамьи присяжных, не позволяя им слышать, что говорится. Она расправилась с Минтоном оперативно, прямо-таки по-гангстерски.

– Мистер Минтон, я знаю, вы человек новый в процессах по фелониям, поэтому, вижу, мне придется обучать вас по ходу дела. Никогда не позволяйте себе в моем зале суда заявлять протест во время вступительной речи противной стороны. Оппонент сейчас не занимается представлением доказательств. Мне не важно: пусть даже он скажет, что ваша собственная мать подтверждает алиби подсудимого, – не смейте протестовать перед моим жюри.

– Ваша че…

– Я все сказала. Возвращайтесь на свои места.

Она повернула кресло обратно лицом к центру зала и новым щелчком отключила «белый шум». Мы с Минтоном молча вернулись.

– Протест отвергается, – объявила судья. – Продолжайте, мистер Холлер, и позвольте вам напомнить, что вы обещали быть кратким.

– Спасибо, ваша честь. Я так и собираюсь поступить.

Я сверился со своими записями, а затем вновь кинул взгляд на присяжных. Зная, что припугнутый Минтон сейчас будет молчать, решил чуть повысить градус риторики, отойти от своих записей и затем уже приступать к завершению.

– Леди и джентльмены, по существу, вам предстоит здесь решить – это кто в данном деле истинный хищник: мистер Руле, преуспевающий бизнесмен с безупречной репутацией, или признанная проститутка, занимающаяся выдаиванием денег из мужчин в обмен на секс. Вы услышите свидетельские показания, что так называемая жертва занималась проституцией с другим мужчиной всего лишь за несколько минут до предполагаемого покушения. И вы также услышите в показаниях, что уже через несколько дней после этого якобы угрожавшего ее жизни нападения она вновь вернулась к своему занятию, продолжая торговать сексом за деньги.

Я покосился на Минтона и увидел, что он буквально кипит. Минтон уткнулся взглядом в стол перед собой и медленно качал головой. Я обратился к судье:

– Ваша честь, не могли бы вы проинструктировать обвинителя воздержаться от демонстраций перед жюри? Я не воздействовал на присяжных и никоим образом не пытался их отвлечь во время его вступительной речи.

– Мистер Минтон, – выразительно возвысила голос Фулбрайт, – будьте так добры, сидите спокойно и окажите защите такую же учтивость, какую оказали вам.

– Да, ваша честь, – кротко произнес Минтон.

На данный момент присяжные увидели, что прокурора осадили уже дважды, а мы ведь еще не покончили со вступительной речью. Я воспринял это как хороший знак, и это придало мне уверенности. Я опять посмотрел на жюри и заметил, что секретарь по-прежнему что-то строчит.

– И наконец вы услышите показания многих свидетелей обвинения – то есть свидетелей, представленных штатом, – которые обеспечат абсолютно приемлемое объяснение большинству вещественных доказательств. Я говорю о крови и о ноже, которые упомянул мистер Минтон. Сама версия, выстроенная обвинением – будь то в отдельных компонентах или в целом, – снабдит вас более чем основательным сомнением в отношении вины моего клиента. Могу вам гарантировать: в конце прений у вас окажется один-единственный выбор. А именно – вам не останется ничего иного, как признать, что мистер Руле невиновен в предъявленных ему обвинениях. Можете занести это в свои блокноты. Спасибо за внимание.

Идя к своему месту, я подмигнул Лорне Тейлор. Она одобрительно кивнула мне в ответ: молодец, хорошо сработал. Затем мое внимание отвлеклось на две фигуры, сидящие двумя рядами выше ее, – на Лэнкфорда и Собел. Они потихоньку проскользнули в зал уже после того, как я в первый раз оглядел зрительскую галерку.

Я сел на свое место, проигнорировав одобрительный жест в виде поднятого большого пальца, показанный мне моим клиентом. Мои мысли были заняты двумя детективами из глендейлского участка. Я спрашивал себя: что они делают в зале суда? Стерегут меня? Дожидаются возможности арестовать?

Судья отпустила присяжных на обед, и все остальные стоя дожидались, пока дама-счетчик и ее коллеги друг за другом покинут помещение. После их ухода Минтон попросил судью о еще одной аудиенции сбоку от судейской скамьи. Он хотел попытаться пояснить заявленный им протест и исправить причиненный ущерб, но не прилюдно. Судья ответила отказом.

– Я голодна, мистер Минтон, и мы уже завершили этот эпизод. Ступайте обедать.

Она покинула судейское место – и зал суда, еще недавно такой притихший, если не считать голосов юристов, мгновенно наполнился гомоном зрителей и сотрудников суда. Я убрал блокнот в портфель.

– Это было по-настоящему здорово, – сказал Руле. – Думаю, мы уже ведем в счете.

Я взглянул на него с каменным лицом.

– Это не игра.

– Знаю. Просто фигура речи. Послушайте, я обедаю вместе с Сесилом и матерью. Мы хотели бы, чтобы вы к нам присоединились.

Я покачал головой:

– Я обязан вас защищать, Льюис, но не обязан с вами обедать.

Вынув из портфеля чековую книжку, я поспешил уйти прочь. Обойдя стол, приблизился к секретарше, чтобы выписать чек на пять тысяч. Не так жаль было денег, как неприятна предстоящая критика со стороны коллегии адвокатов, которая, я знал, следит за каждым упреком в неуважении к суду.

Покончив с этим малоприятным делом, я повернулся и увидел, что Лорна с улыбкой ждет меня по ту сторону ограждения. Мы планировали пойти вместе пообедать, а затем ей придется отправиться обратно в свой офис на дому, занять боевой пост у телефона. Ведь через три дня я опять вернусь к работе и мне понадобятся клиенты. Чтобы укомплектовывать свой рабочий график, мне без нее не обойтись.

– Чувствую, за ленч сегодня лучше заплатить мне, – с улыбкой заметила мой менеджер.

Швырнув чековую книжку в стоявший на столе портфель, я закрыл его и через калитку подошел к Лорне.

– Было бы неплохо.

Затем бросил взгляд на скамью, где совсем недавно видел Лэнкфорда и Собел.

Но теперь их там не было.

На послеобеденном заседании прокурор начал представлять присяжным выстроенную обвинением версию, и очень скоро мне стала ясна стратегия Теда Минтона. Первыми четырьмя свидетелями были вызваны: диспетчер Службы спасения, двое патрульных, приехавших на вызов Реджи Кампо, и медик низшего звена, оказавший ей первую помощь перед отправкой в больницу. Ясно, что в расчете на предполагаемую стратегию защиты Тед Минтон хотел четко и недвусмысленно установить, что Кампо была зверски избита и действительно являлась жертвой в данном преступлении. Неплохая стратегия. В большинстве случаев ее хватило бы для достижения желаемого результата.

Диспетчера-телефонистку Службы спасения привлекли главным образом в качестве статиста, дабы ознакомить аудиторию с уликой в виде зарегистрированного телефонного призыва Кампо о помощи. Отпечатанную расшифровку разговора раздали присяжным, чтобы они могли читать ее одновременно с прослушиванием хрипящей аудиозаписи. Я заявил протест на том основании, что прослушивание аудиозаписи, когда достаточно было бы письменной расшифровки, некорректно, поскольку имеет целью создание у присяжных заведомо предубежденного мнения, но судья живо отвела мой протест, еще прежде чем Минтон успел возразить. Запись прослушали, и было очевидно, что прокурор пошел с сильной карты, поскольку члены жюри замерли и в полнейшей сосредоточенности слушали, как Кампо кричит и молит о помощи. Ее голос звучал, как у человека, обезумевшего от страха. Именно это Минтон и намеревался продемонстрировать присяжным, и они не обманули его надежд. Я не рискнул подвергнуть диспетчершу перекрестному допросу, зная, что это могло бы дать Минтону возможность прокрутить запись снова.