— Выкладывай, обсудим, — сказал я.

— В одном из моих последних дел в отделе, расследовалось финансовое мошенничество, — сказал Босх. — Парень присвоил деньги, его вычислили, и он убил того, кто его раскрыл. Мы сработали чисто, но деньги найти не могли. Он вел аскетичный образ жизни: не тратил, а прятал. Мы наняли финансового аналитика — отследить поток. Помочь нам их найти.

— Сработало? — спросил я.

— Да. Нашли деньги в офшоре и довели до суда —сказал Босх. — К чему это: моя тогдашняя напарница до сих пор служит в отделе. Сказала, что Друкер приходил за контактами того аналитика.

— Нам тоже нужен свой, — добавила Дженнифер, делая пометку в блокноте.

— Давайте еще раз пройдемся по нашим делам с Сэмом, — предложил я. — Может, там есть следы, как он гонял и прятал кэш. Гарри, что‑то еще?

Я обернулся в поисках Артуро. Не то чтобы я умирал с голоду, но мне не терпелось поесть по-настоящему впервые за шесть недель.

— Я только что ознакомился с материалами дела об обнаружении трупа, — сообщил Босх. Фотографии и заключение судмедэкспертизы были предельно ясны, без неожиданностей. Но затем я заметил кое-что.

Он перелистал папку, вынул два протокола и фотографию с места, раздал по кругу и дал нам минуту.

— В отчете судмедэксперта отмечено: из-под ногтей жертвы взяли образцы чего-то вроде грязи или жира, — сказал он. — Лаборатория определила: смесь растительного масла, куриного жира и немного жира для жарки сахарного тростника.

— Видел это в данных от прокуратуры, — сказал я. — Почему важно?

— Посмотри на фото: все ногти у него забиты этой субстанцией, — сказал Босх.

— И все равно не цепляет, — признался я. — Будь там кровь — другое дело…

— Я изучил его прошлое — прервал Босх. Он всегда был типичным офисным работником, занимавшимся мошенничеством, преимущественно в сети. И вот теперь, смотрите, у него под ногтями специфическая грязь.

— И что это значит? — подтолкнул я.

— Может, он чертовой посудомойкой работал, — предположил Циско.

— Я думаю, он занялся чем-то новым, — сказал Босх. — Что именно — не знаю. Но вам стоит запросить улики из-под ногтей для собственного анализа.

— Окей, сделаем, — сказал я. — Дженнифер?

— Принято, — кивнула она и записала.

Я уже собирался передать слово Лорне, чтобы узнать, не нашла ли она что-нибудь в моих прошлых делах. Однако, как только Артуро принес стейки, я замолчал, ожидая подачи блюд. После этого я принялся за еду с таким аппетитом, словно не ел ничего существенного полтора месяца, кроме яблок и бутербродов с колбасой.

Скоро, почувствовав взгляды, сказал, не поднимая головы:

— Никогда не видели, как мужик ест стейк?

— Просто не видели, чтобы настолько быстро, — сказала Лорна.

— Пожалуй закажу добавку, — сказал я. — Надо вернуться к боевому весу. А раз ты так долго жуешь, Лорна, скажи-ка, что у нас по списку моих врагов?

Прежде чем она ответила, я перевел взгляд на Босха.

— Лорна перелопатила старые дела и составила перечень недругов — тех, кто мог бы так меня подставить — пояснил я. — Лорна?

— Пока что список короткий, — сказала Лорна. — У тебя были клиенты с угрозами, но, как мне кажется, мало кто из них имеет такие навыки, находчивость и прочие ресурсы, чтобы устроить такую комбинацию.

— Комбинация непростая, — добавил Циско. — Обычный клиент так не сумеет.

— И кто способен? — спросил я. — Кто у тебя в списке?

— Пересмотрела дважды — вышло одно имя, — сказала Лорна.

— Одно? — я замер. — Это всё? Кто?

— Луис Оппарицио, — произнесла она.

— Подожди… что? — сказал я. — Луис Оппарицио?..

Это имя всплыло из глубины памяти, но понадобилось время, чтобы ухватить, откуда оно. Я был уверен: клиента по имени Луис Оппарицио у меня никогда не было. Потом вспомнил. Оппарицио не был моим клиентом. Он был свидетелем. Человек из семьи, тянувшейся корнями к мафии, балансирующий между криминальным промыслом и легальным бизнесом. Я умело использовал Луиса как инструмент. Поставив его в невыгодное положение на свидетельском месте, я представил его в образе злодея. Это позволило отвлечь внимание присяжных от моего клиента и переключить его на Оппарицио. В результате, мой подзащитный выглядел на его фоне безупречно.

Я вспомнил нашу встречу в туалете суда. Вспомнил ярость, ненависть в его глазах. Настоящий бык — с габаритами пожарной машины, тяжелыми руками, готовыми разорвать меня пополам. Он прижал меня к стене и, казалось, был готов убить прямо там.

— Кто такой Оппарицио? — спросил Босх.

— Тот, на кого я однажды в зале суда, навесил подозрение в убийстве, — сказал я.

— Он был из «мафии», — добавил Циско. — Из Вегаса.

— И он действительно это сделал? — спросил Босх.

— Нет, но я все подал так, будто сделал он, — сказал я. — Мой клиент был оправдан.

— А твой клиент был виновен?

Я замялся, но ответил честно:

— Да. Но в тот момент я этого не знал.

Босх кивнул, и я ощутил это как приговор: будто только что подтвердил, почему людей воротит от адвокатов.

— Значит, — сказал он, — не исключено, что Оппарицио захочет отплатить тем же и повесить на тебя убийство?

— Не исключено — сказал я. — То, что произошло тогда в суде, создало ему множество проблем и стоило больших денег. Он занимался тем, что пытался вложить деньги мафии в легальные сферы, а я, всё это испортил, когда вызвал его на свидетельское место.

Босх помолчал несколько секунд.

— Ладно, — сказал он наконец. — Я возьму Оппарицио на себя. Посмотрю, чем он дышит. А ты, Циско, работай по линии Сэма Скейлза. Может, где-то сойдутся тропинки — тогда поймем, зачем все это было.

План звучал здраво, но я оставил последнее слово за Циско.

— Окей, — сказал он. — Так и сделаем.

Домой я вернулся поздно и оставил машину на улице. В гараж загонять не хотел — и не был уверен, что когда-нибудь снова захочу. Войдя, увидел, что в доме кромешная тьма. Миг — и я подумал, что Кендалл ушла. Что, побыв здесь без меня, поняла: жить со мной больше не хочет. Но потом в темном коридоре мелькнуло движение, и она вышла. На ней был только халат.

— Ты дома, — сказала она.

— Да. Засиделись, многое надо было обсудить. Ты ждала в темноте?

— Вообще-то, я спала почти весь день. Мы же не включали свет, когда приехали. Просто легли прямо в постель.

Я кивнул: понял. Глаза привыкали к полумраку.

— Так ты ничего не ела? — спросил я. — Должно быть голодна.

— Нет, все нормально, это ты, должно быть, вымотался.

— Есть такое. Да.

— Но все равно рад, что на свободе?

— Еще как.

День начался с пробуждения в тюремной камере, но затем всё перевернулось. Впервые за шесть недель я должен был уснуть в своей собственной кровати, ощущая под спиной толстый матрас и под головой мягкую подушку. И вдобавок ко всему, моя бывшая девушка появилась в дверях, в одном лишь халате, который ничего не скрывал. Обвинение в убийстве всё ещё было реальностью, но я был поражён тем, насколько непредсказуемо и драматично изменилась моя жизнь всего за один день

— Что ж, — сказала Кендалл, улыбаясь. — Надеюсь, ты не слишком устал.

— Думаю, я справлюсь, — сказал я.

Она развернулась и растворилась в темном коридоре к спальне.

И я пошел следом. 

Четверг, 9 января

Я не обманывал себя насчет своей невиновности. Я понимал, что только я сам могу быть в этом абсолютно уверен. И я осознавал, что это не является надежной защитой от несправедливости. Это не давало никаких гарантий. Не стоило ждать чудесного вмешательства.

Я был один на один со своей ситуацией. Невиновность – это не юридическое понятие. В суде никто не получает официального признания своей невиновности. Решение присяжных не означает оправдания в полном смысле слова. Система правосудия может лишь констатировать факт вины или отсутствия таковой. Никаких других исходов не предусмотрено.