– Сайлас, у тебя с собой эти нюхательные соли? – спросила я, но Сайлас с обеспокоенным взглядом пятился назад, предоставив мне одной подпирать труп леди Макбет.

Кровь уже текла ручьем и капала на белую ночную сорочку. Я вытащила носовой платок и прижала к ее носу. Лилит обхватила меня за плечи. Взгляд у нее был остекленевший. Мне пришлось практически волочить ее в гримерную на себе.

Остальные актеры собрались вокруг Энтони и поздравляли его со вчерашним триумфом, но никто не подошел к Лилит. Когда я потащила ее прочь, люди испуганно зашептались, и это совсем не вязалось с бушующими по ту сторону занавеса овациями.

Что с ней произошло там, на сцене? У меня из головы никак не выходила эта картина: леди Макбет призывает демонов вселиться в нее. Было ли это своеобразным обращением к ее обожаемой Мельпомене? Что бы она ни сотворила, это подействовало. И привело меня в ужас.

При нашем появлении в гримерной Эвридика заскулила. Вместо того чтобы подбежать к хозяйке и убедиться, что все в порядке, она забилась в угол, поджав хвост.

Я опустила Лилит на стул у туалетного столика.

– Что это было, черт возьми?! – вскричала я.

Она не смогла поднять на меня взгляда; казалось, ей тяжело даже держать глаза открытыми.

Лампы замерцали.

Я могла бы уйти прочь. Сбежать от… что бы это ни было. Я уже сделала шаг по направлению к двери. Но тут оказалось, что я, как Макбет, «полна чрезмерно млека доброты».

Мне хотелось, чтобы Лилит исчезла из этого театра, но я не желала ей смерти как у Юджина Гривза.

Она покачнулась на стуле, едва не упав. Я подбежала и подхватила ее. Надо было хотя бы переодеть ее в обычную одежду.

Огоньки в лампах потрескивали. Стараясь не обращать на них внимания, я сосредоточилась на своей задаче. За вынутыми из волос Лилит шпильками потянулись выпавшие темные пряди. Помимо этого, на ее голове обнаружилась седая прядь, которую я никогда раньше не замечала… или, может быть, мне показалось из-за мерцающего света.

Я с трудом стянула ночную сорочку с ее лоснящегося от пота тела. Как же мне вывести кровавые пятна к завтрашнему вечеру? Все, что накапало из носа, и прореха на рукаве… но что это, там тоже кровь?

– Ты поранила руку! Как же это получилось?

Свет безумно замигал. Наши отражения в зеркале то появлялись, то исчезали во мраке, и от этого казалось, что мы попали под воздействие какого‑то сценического эффекта.

Лилит просто сидела и тряслась. И только после того, как я сняла с ее талии часы Юджина Гривза, она пришла в себя.

– Осторожнее с ними!

– Хорошо. Они остановились.

– Я сама их заведу, – предостерегла Лилит, вытаскивая из маленькой коробочки ключ. Но пальцы у нее слишком сильно дрожали. Я взяла у нее и ключ, и часы.

Теперь у меня было уже два жутких воспоминания, связанных с этими часами. Я провела большим пальцем по рельефной фигурке Мельпомены, и мне вспомнились ее нарисованные глаза, безразлично взирающие на меня с потолка в театре «Геликон», где испустил дух Юджин Гривз и никто не пожалел его.

Перевернув часы, я вставила ключик в отверстие. Он повернулся со скрежетом, будто ногтями царапали по грифельной доске. Сзади на корпусе оказались какие‑то слова. То была не гравировка ювелира; кто‑то неровно нацарапал их ногтем или булавкой.

Homo fuge.

Что это значит? Чье‑то имя? Латынь? Слова показались мне знакомыми. Я определенно их где‑то слышала…

– Ты видишь, Лилит? Как ты думаешь, что это означает?

Она не ответила. У нее снова пошла носом кровь.

Воздух стал обжигающе холодным, предвещая сезон густого печного дыма и туманов. По мере того как уходили последние осенние дни, в Лондоне ощущалась одновременно приятная и печальная атмосфера. Но для меня эта зима должна была стать лучше. В доме имелось достаточно угля, чтобы разжечь огонь пожарче. У всех нас были новые ботинки и шерстяные шарфы. Через несколько дней Берти ждала операция, которая должна была стать началом новой главы в его жизни. Моя работа нас спасла.

Когда я думала об этом, мои страхи улетучивались, как пар от дыхания на холодном воздухе. Я убеждала себя в том, что окружавшая Лилит странная аура – лишь очередная театральная иллюзия. А от меня требовалось только одевать эту женщину. Небольшая цена за благополучие семьи.

Однако после того вечера мне не очень‑то хотелось видеть Лилит снова. Я плелась на работу, оттягивая время. На углу улицы приютилась лавчонка, а в ней мужчина в потрепанном цилиндре продавал газеты, рисунки и книги. Я остановилась посмотреть. Среди прочего там нашлось несколько экземпляров газеты «Эра». Можно было бы купить один и прочитать, что пишут о зверской леди Макбет в исполнении Лилит… Но нет. Я была слишком сердита на нее за то, как она поступила с миссис Дайер. Любое хвалебное слово вызвало бы раздражение.

Ближе к «Меркурию» улицы показались мне оживленнее обычного. Мимо куда‑то спешила прислуга, чинно шагали конторские служащие в своих черных пальто и шляпах-котелках. Это было необычно. Их конторы находились в другой стороне.

Поначалу я решила, что это, видимо, из-за дорожного происшествия: перевернутая телега перегородила дорогу, и люди пошли в обход. Но чем ближе я подходила к театру, тем больше народу толпилось на тротуаре. А когда «Меркурий» со своим фронтоном наконец появился в поле моего зрения, движение на улице полностью остановилось.

От ворот билетной кассы очередь заворачивала направо и тянулась прямо вдоль улицы. Я никогда не видела ничего подобного. Толпа жаждущих напирала вперед, не особенно волнуясь из-за того, что кого‑то раздавят. Что же там было такого, в этом отзыве в «Эре»?

Работая локтями, я пробилась через толпу. Мне вслед летели угрозы, проклятия и крики «подожди своей очереди!». Появился один из билетеров в парадной форме и повесил на ворота табличку «билеты распроданы».

Раздался всеобщий возглас отчаяния. Я не хотела медлить снаружи. Эта толпа могла пойти вразнос в любой момент.

– Дайте пройти! – командовала я. – Отойдите, я здесь работаю.

Кто‑то схватил меня за рукав. Я отдернула руку, но захват оказался крепок, и меня потащило в сторону.

– Мисс. Мисс!

Я повернула голову и увидела молодого, чисто выбритого джентльмена с зеленой гвоздикой в петлице. В этой свалке он смотрелся совершенно неуместно, и его начищенные туфли быстро теряли свой блеск, потому что ему то и дело наступали на ноги.

– Что? – огрызнулась я.

– Вы правда работаете в театре?

– Да. Я опаздываю. – Я пыталась пройти дальше, но он ухватил меня за локоть второй рукой.

– Пожалуйста! Пожалуйста, скажите мне, что вы работаете с мисс Эриксон.

– Возможно, и так. А вам‑то что?

Он отпустил меня и достал розовый надушенный конверт.

– Будьте столь любезны передать ей это письмо. И… – Он облизнул губы. – Если вы могли бы раздобыть что‑нибудь из ее… хм… личных вещей. Например, чулок. Я с радостью заплачу вам двадцать фунтов.

Мои глаза полезли на лоб.

– Один чулок?

– Пятьдесят фунтов, – торопливо поправился он, одновременно делая мне знак говорить тише.

Пятьдесят фунтов! Молодой франт тронулся умом. Денег больше, чем мозгов. Я запросто могла достать чулок, и Лилит бы его даже не хватилась.

– Ждите меня возле служебного входа через полчаса, – велела ему я.

Его лицо озарилось радостью. Он снова вцепился в меня.

– Спасибо. Тысячу раз спасибо. – Он подошел слишком близко.

– Мисс Уилкокс, этот человек вам досаждает? – Возле нас возник Оскар, уперев в бока сжатые в кулаки руки. Джентльмен тут же отступил, густо покраснев.

– Я справлюсь. Он как раз уходил.

– Да. Да, я ухожу. Доброго дня. – Приподняв шляпу, он втиснулся обратно в толпу и почти тут же исчез.

Оскар проводил его взглядом. Потом он оглядел толпу людей всех возрастов, мастей и классов.

– Чтоб мне провалиться, – проговорил он. – Вы когда‑нибудь видели подобную давку?