– С огромным удовольствием я дарю эти часы женщине, для которой они станут высшей ценностью. Женщине, которая будет следовать зову Мельпомены, куда бы он ее ни завел.

Миссис Дайер оправила юбки и приготовилась встать. Я должна была бы радоваться. Хоть один счастливый момент прежде, чем мне придется открыть ей глаза на правду.

– Дамы и господа, предлагаю вам вместе поздравить нашу новую актрису первых ролей мисс Лилит Эриксон.

Нет.

Раздались аплодисменты, и мне казалось, что ладони всех присутствующих бьют по мне. Видит Бог, я уже была невысокого мнения о шефе… но такое? Как он мог проявить такую поразительную жестокость?

С тем же успехом он мог бы ударить миссис Дайер между глаз. Она уже наполовину встала, но теперь безжизненно упала обратно на диван.

Лилит ринулась вперед, воздев руки кверху, как жаждущая святого причастия грешница. Покачав часы на цепочке, шеф отпустил их, и они упали в раскрытые ладони актрисы. Она тут же сомкнула пальцы.

Я не могла и не хотела оставаться там и слушать благодарственную речь Лилит. Даже не попрощавшись с Оскаром, я бросилась прямо к выходу.

У двери я все же обернулась. Собравшиеся в зале показались мне серией картин, сценами из какой‑то пьесы. Лилит олицетворяла торжествующее зло: леди Макбет, возлагающую корону на свою голову предательницы. А что до бедной миссис Дайер… сегодня мне уже пришлось видеть подобное выражение лица.

Она сидела несчастная, как призрак убиенного Банко.

Предательство Грегори стало для нас тяжелым потрясением, но мы, как сложенная из отдельных кирпичиков стена, держались вместе, чтобы выдержать удар. А миссис Дайер было не к кому обратиться за поддержкой. Свою душевную рану она могла лишь спрятать глубоко в себе.

Я нашла ее одиноко сидящей в роскоши ложи номер шесть – королева покинутого двора. Беззвучно проскользнув по ковру, я присела на бархатное кресло рядом с ней. У меня почему‑то возникло ощущение, что если я издам хоть звук или сделаю резкое движение, то она разобьется.

– Ах, – вздохнула она и продолжила глухим от тоски голосом: – Дженнифер. Хорошо, что ты пришла.

По собственному опыту я знала, что от банальностей становится только больнее.

– Я за вас беспокоилась, мадам.

Миссис Дайер медленно выпрямилась. Глаза у нее были опухшие и красные.

– Я всегда жила в обществе с пониманием того, как устроен мир. Джентльмены всегда будут искать глазами. Но я в самом деле верила… в нашу любовь… в то, что мы вместе пережили… – Она всхлипнула. – Ты читала пьесу «Отелло» в той книге, что я тебе дала?

– Да, но…

– Я как Дездемона! – зарыдала она. – Я все бросила ради мистера Дайера, а он меня задушил.

В моей душе зашевелилась щемящая жалость. На сей раз я могла простить ей показное проявление эмоций.

– Неужели у вас нет сестры или кого‑то еще, к кому можно обратиться?

Она жадно втянула в себя воздух.

– Мои родственники, мои так называемые подруги… они не приняли моего брака. Для них театр – это ремесло. Грязное и низкое. Они отреклись от меня. – Слезы потекли по ее щекам. – Я считала их поведение жестоким… Но, возможно, они понимали лучше меня. Ему нужно было только мое состояние.

Она и раньше говорила о своем богатстве, но я не вполне понимала. Шеф жил на средства жены. Покупал Лилит бесценные часы, платил за фотографии своего незаконнорожденного ребенка деньгами миссис Дайер. Чего же удивляться, что Грег испортился, когда такой господин сам подавал ему пример. Знать гордилась тем, что совершенствует нравственные качества своих холопов, но в действительности происходило то, что происходило.

Где‑то внизу актеры репетировали на сцене бой на мечах. Их рапиры издавали громкий металлический лязг.

– Вы нашли в себе силы, чтобы выяснить с ним отношения, мадам?

– Да! Я уже не могла изображать хладнокровие… Он обозвал меня истеричкой. Сказал, что я испортила наш юбилей и довела до слез Рейчел. – Она потерла лоб. – Я засомневалась в себе. Может, он прав, Дженнифер? Возможно, надо радоваться, что часы Юджина будут вдохновлять другого актера?

– Нет, – с грустью произнесла я. Настало время рассказать правду. От этого ее бремя станет еще тяжелее, но мне ужасно хотелось, чтобы шеф понес наказание; в каком‑то безумном смысле для меня это стало бы ответом па и Грегори. – Ваше недовольство Лилит оправдано, мадам. У меня есть, что сказать вам. Но… я и впрямь не знаю, как это сделать.

Зеленые глаза миссис Дайер заблестели от новых слез.

– Говори напрямик. Ничто уже не приведет меня в большее отчаяние.

В этом я сомневалась.

– Я нашла… фотографию. И… телесные признаки. – Мое лицо сморщилось от воспоминания об этом. – Признаки, доказывающие, что этим летом Лилит все‑таки была не на гастролях.

– О чем это ты? Она села на поезд вместе с остальными. Я сама провожала их на вокзале.

Я поерзала в своем кресле.

– Может быть, шеф в самом деле отвез актеров в Саутенд. Но Лилит отправилась к морю с несколько иной целью. – Возможно, существовало какое‑то более деликатное выражение, которое дамы должны использовать в таких случаях, но в моем словарном запасе оно отсутствовало. Ей придется услышать это на простом языке. – Чтобы… чтобы родить.

Миссис Дайер открыла рот от изумления. Она так долго не произносила ни звука, что я засомневалась в том, что она меня услышала.

– Мне очень жаль, мадам.

Молчание. Это напомнило мне отсутствующее выражение, появившееся на лице ма, когда ушел па. Мое сердце сжалось. Что теперь? Станет ли она винить меня за эту находку? Будет ли у меня вообще работа завтра?

В конце концов миссис Дайер вздохнула.

– Но… Дженнифер, это же… прекрасно.

– Что, простите?

– Чего же ты мне раньше не сказала? – Заметив мое замешательство, она продолжила: – Это ведь и есть оружие, которое поможет мне в борьбе с этой маленькой ведьмой! Хью больше не будет сходить по ней с ума, когда узнает, кто она такая на самом деле. Падшая женщина! Незаконнорожденный ребенок! Теперь Лилит вызовет у него отвращение.

И тут я поняла, что хуже ситуации и быть не могло: миссис Дайер предположила, что у Лилит есть другой любовник.

– Фотография у тебя? Ты должна принести мне ее в качестве доказательства. Наконец‑то у меня есть нечто весомое против нее… Но почему у тебя такой жалостливый вид? Уж не хочешь ли ты сказать мне, что питаешь сочувствие к Лилит?

Я медленно покачала головой. Битва на мечах закончилась; один из актеров испустил предсмертный вопль, а в глазах миссис Дайер отразилось постепенное понимание истинного положения вещей. Ее сознание пропитывалось им, как ткань кровью поверженного героя.

– Боже милостивый. Ты ведь не имеешь в виду…

– Боюсь, что именно так, мадам. Я нашла фотографию в кабинете шефа. – Я чувствовала себя чудовищем, и оттого прелюбодеи вызывали у меня еще большее возмущение: с какой стати я должна расхлебывать последствия их греха? Шеф должен был сам признаться жене, посмотреть ей в глаза в тот момент, когда ее сердце разбилось вдребезги. – Мне очень жаль.

– Ой. – Она ухватилась за перегородку ложи так, что побелели костяшки пальцев. – Ой. – Она вымученно заливисто засмеялась. – Какой же я была дурой. Ты, должно быть, считаешь меня настоящей простофилей.

– Нет, совсем нет.

И тут рыдания прорвались. Я забыла о своем положении и прижала ее к себе. Нужно было быть совсем бесчувственной, чтобы этого не сделать.

Я не имела никакого представления о том, как ей быть. Для шефа она слишком хороша, но куда ей деваться? Что обычно происходит с богатыми людьми, решившими разойтись? Разводы были делом затратным и скандальным – это мне было хорошо известно. Миссис Дайер придется побороться за свои деньги и опеку над Рейчел. Это в том случае, если она вообще решит от него уйти. Она только что сказала мне, что у нее больше никого нет. Куда ей идти?

– Она просто остановила мое сердце, – плакала миссис Дайер. – Эта злобная женщина… Но что, если она отберет любовь Хью у Рейчел! Если направит ее всю на свое незаконнорожденное отродье!