— Думаю, максимум два дня, — сказал я.

— Я тоже так считаю, — ответила Мэгги. — Значит, выведем Оппарицио в среду?

— Да. В среду. Отлично. Значит, свою версию событий я начну рассказывать менее чем через семьдесят два часа. Не дождусь.

— Я тоже, — сказала она.

— Остальные свидетели готовы?

— Все наготове. В среду утром прилетает пенсионер из «АООС» — Арт Шульц. Остальные — местные. Так что у нас полный комплект, и ты сможешь вызывать их в любом порядке, как сочтёшь удобным.

— Идеально.

— В зависимости от того, что получим из телефонных записей, Милтона можно поставить где угодно — или оставить на финал. Сначала Мойра из бара, потом он — двойной удар в конце.

Я кивнул. Нормальная организация свидетелей была критически важна — ничто не раздражает судью сильнее, чем присяжные на месте и отсутствие готовых свидетелей.

— Каков запасной вариант, если Оппарицио не вернётся или отошлёт адвоката с ходатайством об аннулировании повестки? — спросил я.

— Я думала об этом, — сказала Мэгги. — Можно попросить у Уорфилд ордер на арест. Он будет действовать и в другом штате. Просто придётся подключить местную полицию.

— Это может затянуть дело на несколько дней.

— Вот тут мы и давим на Уорфилд. Никто не хочет завершения процесса больше тебя. Но она — следующая в этом списке. И мы дадим понять: она должна использовать свои полномочия, чтобы обеспечить явку Оппарицио. Он — ключевой элемент защиты. Всё пойдёт насмарку, если нам не дадут возможности его допросить.

— Будем надеяться, до этого не дойдёт.

Мы на пару минут замолчали, и я повернул разговор в другую сторону:

— А как насчёт ФБР? Мы уже отказались от этой идеи? — спросил я.

— Нет, ещё нет, — ответила Мэгги. — Я говорила с парой людей оттуда, звонила из своего кабинета. Помогает, когда на определителе — номер окружной прокуратуры. На такие звонки отвечают. Я пытаюсь договориться об неофициальной встрече с агентом Рут.

— Вероятность — ноль.

— Знаю. Но думаю, если я смогу с ней просто поговорить, что‑то придумаю. Я понимаю, что разрешения на показания ей не дадут. Но если она хотя бы придёт в суд и послушает, когда мы будем рассказывать нашу историю, возможно, удастся её сдвинуть с позиции.

— До чего? До показаний без разрешения бюро?

— Может быть. Не знаю.

— Было бы красиво. Но не верю.

— Никогда не знаешь. Она уже однажды тебе помогла. Может, сделает это ещё раз. Нужно только найти для неё приемлемый путь. Думаю, она всё равно явится посмотреть, чем закончится история с Оппарицио и «Биогрин».

— Тогда пришли ей приглашение на тиснёной бумаге. Оставим ей место в первом ряду. Хотя, боюсь, оно так и останется свободным.

Казалось, мы продумали всё, что могли. Предстоящая неделя должна была решить мою судьбу. Я верил в Мэгги, в себя и в наше дело. Но страх никуда не уходил. В суде может случиться всё.

Мэгги снова надела маску. Резинки были тугие и слегка оттягивали её уши вперёд. В этот момент я вдруг увидел в ней нашу маленькую дочь. Её уши в детстве тоже были заметной особенностью.

— Что? — спросила Мэгги.

— Что? — переспросил я.

— Почему ты улыбаешься?

— Да так… Маска уши оттягивает. Напомнила мне Хей. Помнишь, мы говорили, что ей надо дорасти до своих ушей?

— Да, помню. И доросла же.

Я кивнул, вспоминая это, и увидел, как Мэгги скрывает улыбку.

— Ладно, — сказал я. — С кем ты сейчас встречаешься?

— Э‑э, это не твоё дело, — ответила она.

— Верно. Но я хочу позвать тебя на свидание. Не хочу, чтобы это стало проблемой.

— Правда? Зачем? Куда?

— В следующее воскресенье. Через неделю. Отпразднуем нашу победу. Я отведу тебя в «Моцца».

— Уверен в себе, как всегда.

— Иначе нельзя. Это мой единственный выход. Ты в деле или нет?

— А как же Хейли?

— Хейли тоже. Вся наша фирма — Холлер, Холлер и Макферсон — придаст семейному праву новый смысл.

Мэгги рассмеялась.

— Ладно, я в деле, — сказала она.

Она собрала бумаги и поднялась. Постучала в стальную дверь, а затем обернулась ко мне.

— Береги себя, Микки.

— Это в моих планах. Ты тоже.

Дверь открыл помощник шерифа — на этот раз без маски, — и я проводил её взглядом. Когда дверь закрылась, я понял, что снова влюбляюсь в Мэгги Макферсон.

Понедельник, 24 февраля

Я уже сидел за столом защиты, когда вошла Мэгги. Она бросила передо мной сложенный раздел «Метро» из «Таймс» и отодвинула стул.

— Полагаю, газету ты ещё не видел, — сказала она.

— Нет. Я просил приносить её утром с завтраком, но так и не дождался.

Она постучала пальцем по заметке в нижнем углу страницы. Заголовок говорил сам за себя: «Шериф: заключённый действовал в одиночку, напав на адвоката «Линкольна».

Я пробежал глазами строк десять, но Мэгги пересказывала параллельно:

— Говорят, Мейсон Мэддокс действовал полностью самостоятельно, когда пытался тебя убить. Никто его не подстрекал, департамент шерифа — чист. Само расследование, естественно, провели они же.

Я перестал читать и швырнул газету на стол.

— Чушь собачья, — сказал я. — Тогда с какого чёрта он это сделал?

— В статье говорится, что он сказал следователям: перепутал тебя с другим заключённым, с которым у него «личные счёты», — сказала Мэгги.

— Да ну. Как я и говорил…

— Чушь собачья.

— Я всё равно подам на них в суд, когда выйду отсюда.

— Вот это правильный настрой.

Итог расследования не стал для меня сюрпризом, но усилил ощущение уязвимости. Если нападение Мэддокса действительно организовали тюремные помощники шерифа в качестве мести, ничто не мешало им попытаться снова. Первый раз всё выглядело как случайность — второй раз оформят так же.

Но времени думать об этом не было. Судья Уорфилд вскоре вошла, и присяжных пока не приглашали: предстояло продолжить слушание по нарушению правил раскрытия информации, вскрывшемуся в пятницу. Мэгги Макферсон выступила с доводами в пользу восстановления залога в качестве санкции против обвинения, но судья отклонила предложение сразу, даже не дав Дане Берг ответить. Уорфилд просто сказала:

— Мы этого не делаем.

Затем судья спросила, желает ли защита предложить другие санкции. Мэгги отказалась, и вопрос остался «подвешенным» — на случай, если суду потребуется жёсткое решение, при котором её усмотрение может склониться в нашу пользу. Мы рассчитывали, что при необходимости Уорфилд вспомнит о неустранённом нарушении обвинения и это повлияет на её решение.

Детектив Кент Друкер вернулся на место свидетеля, и обвинение продолжило с того, на чём остановилось в пятницу. Как я и ожидал, Берг сократила количество вопросов и ускорила темп. За утро она провела Друкера по ходу расследования после осмотра места преступления. Это включало обыск моего дома на следующее утро после ареста, в ходе которого нашли кровь и пулю на полу гаража.

Для меня это были самые серьёзные, почти неопровержимые улики во всём деле — и самые запутанные. Чтобы поверить в мою невиновность, надо было поверить, что я проспал убийство, совершённое прямо подо мной, а затем, ничего не подозревая, целый день ездил с телом в багажнике. Чтобы поверить в мою виновность, требовалось принять версию, что я накачал Сэма Скейлза наркотиками, похитил или велел кому‑то похитить его, положил в багажник «Линкольна», застрелил, а потом катался с трупом весь день, пока ездил в суд. В любом случае история выглядела натянутой. И обвинение, и защита это знали.

В какой‑то момент Берг установила перед ложей присяжных несколько увеличенных фотографий моего дома, чтобы визуализировать свою теорию. Дом стоял на склоне: задняя часть участка была выше, передняя — ниже. На уровне улицы — гараж на две машины. Справа от него лестница вела наверх, в жилую часть, включая террасу, где я встречался с агентами Айелло и Рут. Входная дверь открывалась в гостиную и столовую, расположенные прямо над гаражом. В глубине находились спальня и домашний кабинет.