Меня снова поносили и в СМИ, и в залах суда. На этот раз как парня, который настолько жестко набросился на свидетеля, что тот покончил с собой, не сходя со свидетельской трибуны. В итоге мою репутацию спасла серия из трех статей, которые вышли в сентябре в газете «Таймс» под заголовком «Испытания невиновного». Эти материалы в исчерпывающих деталях описывали судебный процесс, затем нападение на Андре Лакосса, проводимую реабилитацию и, наконец, его выздоровление. Я был изображен довольно неплохим малым: этакий адвокат, который поверил в невиновность клиента и сделал все ради того, чтобы Андре обрел свободу.

Эти статьи значительно поспособствовали финансовому соглашению с городом и округом. И еще больше они мне помогли с дочерью. Прочитав их, она снова, хотя и осторожно, стала со мной общаться. Теперь мы разговариваем и переписываемся. Я съездил в Вентуру, посмотрел, как она участвовала в соревнованиях по конному спорту.

Зато с адвокатской коллегией возникли проблемы. Вскоре после публикации в «Таймс» на меня завел дело следователь из отдела по профессиональной этике. В том репортаже брали интервью у врачей, которые лечили Андре после ножевых ранений. В частности, поднимался вопрос о том, мог ли Андре быть в сознании и в твердом уме, когда он подписал отказ от присутствия в суде, который я принес к его кровати в окружном медицинском центре. Хотя расследование еще не завершено, меня оно не беспокоит. Андре выложил нотариально оформленное заявление, засвидетельствовав мою юридическую смекалку и подробно изложив, как он сознательно подписал интересующий всех документ.

Еще один мой бывший клиент – Гектор Арранде Мойа – в течение года и выиграл, и проиграл одновременно. Слай Фулгони-младший, под моим руководством и под руководством своего отца, успешно провел ходатайство «хабеас корпус», и пожизненный срок Мойи аннулировал окружной суд США. Но как только Мойю освободили из тюрьмы в Викторвилле, его тут же арестовали офицеры иммиграционной службы и депортировали в Мексику как персону нон грата.

Судьба и местопребывание Джеймса Марко тем временем официально остались тайной. В тот июньский день, когда после самоубийства Лэнкфорда подняли тревогу и начался переполох, он умудрился выскользнуть из зала суда. С тех пор Марко никто не видел, а его лицо украшает плакаты с подписью «разыскивается» в тех же федеральных зданиях, где он когда-то работал. И ФБР, и его родное УБН развернули широкомасштабное расследование. По словам анонимных источников, на которые ссылался автор статьей в «Таймс», группа по борьбе с картелями, которую Марко возглавлял больше десяти лет, погрязла в преступлениях и коррупции; в следующем году большой совет присяжных заслушает свидетельские показания более основательно и на федеральном уровне. Анонимные источники сообщили, что Марко, вероятно, встал на сторону одной группировки в затянувшейся войне с картелем Синалоа и выполнял ее приказы в Южной Калифорнии. Даже высказывалось предположение, что Гектора Мойю пытались засадить пожизненно по приказу мексиканских боссов Марко. Среди прочего большой совет присяжных будет расследовать, по словам «Таймс», подозрительные отношения между Марко и женщиной-адвокатом, которая представляла интересы Патрика Сьюэлла, обвиненного в нападении на Андре в транспортационном центре.

Маршалы ведут поиски Марко в Южной Мексике, куда, как полагают, он сбежал с помощью картеля, который много лет назад его подкупил. Но я почти уверен, что его не найдут. Как-то раз Гектор Мойа обмолвился, что его враги просто исчезают, навечно. Через две недели после суда я получил по электронной почте письмо с неизвестного адреса. В строке «тема» стояло «Привет от Огненного Зверя». Я открыл письмо и нашел вложенный видеофайл. Пятнадцатисекундная запись демонстрировала ужаснейшую картину: подвешенного за шею на дереве мужчину, очевидно, мертвого. Его изуродованное до неузнаваемости лицо было опухшим и в крови, кожа и одежда местами сгорела.

Я переслал это видео помощнику федерального маршала, который возглавлял поиски. Когда установят подлинность, наверняка сделают заявление, что Марко мертв. Хотя вряд ли когда-нибудь обнаружат тело.

С компьютера я то видео удалил, однако из памяти его стереть не получится. Не сомневаюсь, что его прислал Мойа, как не сомневаюсь, что он просто хотел сообщить мне, что случилось с Марко. Когда я думаю о судьбе этого продажного агента, я вспоминаю июньский вечер в лофте, когда я в окружении своей команды поднимал бокал за справедливость для Глории Дейтон и Эрла Бриггса. Иногда справедливость принимает довольно страшные формы.

Официально убийство Глории Дейтон остается нераскрытым, потому что никто не был за него осужден. Глория заняла свое место в пантеоне официальных жертв.

На долю моего бывшего водителя внимания досталось еще меньше. Его дело является предметом разбирательства большого совета присяжных. Но я оплакиваю Эрла больше, чем Глорию. Больше, чем кого-либо. Я часто вспоминаю, сколько миль мы намотали вместе, какой путь проехали по дороге, да и по жизни.

Присяжные есть у всех: это те голоса, что звучат в душе. На моей скамье присяжных сидит Эрл Бриггс, сидит Глория Дейтон, сидят Кэти и Сэнди, моя мать и мой отец. А вскоре там займет свое место и Законник Зигель. Те, кого я любил, и те, кому я причинил боль. Мои боги вины. Каждый день во время работы я продолжаю к ним прислушиваться. Каждый день я встаю перед ними как адвокат и пытаюсь отстоять свое дело.

Понедельник, 28 октября

День выдался для защиты весьма успешным. Мне удалось добиться освобождения клиента прямо из зала суда: обвинение в тяжких телесных было переквалифицировано присяжными в оправданную самооборону. Во многом этому поспособствовал перекрёстный допрос, в ходе которого свидетели со стороны обвинения и защиты — включая бывшую супругу потерпевшего — предоставили убедительные свидетельства его склонности к насилию. Кульминацией стало приглашение самого потерпевшего на стенд: благодаря моим вопросам он вышел из себя и начал угрожать мне прямо в зале, предложив «разобраться по-мужски» уже за его пределами.

— И что же, — поинтересовался я, — вы потом заявили бы, что я на вас напал так же, как утверждаете про подсудимого?

Прокурор тут же возразил, и судья встал на его сторону. Но мне этого было достаточно: присяжные увидели всё сами. Решение они вынесли менее чем за полчаса — один из самых быстрых оправдательных вердиктов в моей практике.

В нашей фирме принято отмечать такие победы в баре, не иначе как гольфисты празднуют «хоул ин уан»: угощаются все, кому повезёт оказаться рядом. Я устроил вечеринку в «Красном Дереве» на Секонд-стрит — не элитное заведение, зато атмосферу понимали все коллеги, да и до здания суда рукой подать. Открытый бар затянулся до самой ночи, и когда татуированная барменша Мойра принесла мне счёт, цифры на чеке казались выше гонорара за любого из недавних клиентов.

Выбравшись на улицу, я решил не рисковать: машину оставил на стоянке на Бродвее. Сел, выехал налево, потом снова налево — и снова оказался на Секонд-стрит. Светофоры подыгрывали, мигая зелёным, и я въехал в туннель под Банкер-Хиллом. Как раз на его середине увидел, как синие всполохи заиграли на покрытых копотью изразцах тоннеля. В зеркало заднего вида — патрульная машина. Я включил поворотник, перестроился в правый ряд, уступая дорогу, но патрульная последовала за мной, впритык. Тут я всё понял: остановят меня.

На выезде из туннеля я свернул направо, на Фигероа-стрит, остановился, заглушил мотор и опустил стекло. В боковое зеркало увидел, как ко мне подходит полицейский.

Он был один. Бейдж: Милтон.

— Ваши права, регистрация и страховка, пожалуйста.

— Конечно, офицер Милтон. Не подскажете, за что остановили? Скорость не превышал, светофоры были зелёными.