На экране напротив скамьи присяжных началось видео. Камера смотрела со стороны багажника «Линкольна». В кадре возникла рука Милтона, большой палец нажал кнопку — крышка плавно приоткрылась, показывая тело Сэма. Камера резко дернулась: Милтон вздрогнул и отшатнулся.

— Стоп на этом, — сказал я. — Перемотайте к самому моменту открытия.

Дженнифер вернула запись и поставила паузу. Милтон стоял у автомобиля, заняв безопасную позицию: он ещё не знал, что находится внутри. Благодаря этому у нас появился двухсекундный боковой ракурс тела — тот самый угол, который не запечатлел судебный фотограф. Этот момент поймала исключительно камера Милтона.

— Детектив, — начал я, — взгляните ещё раз на левый задний карман. После просмотра с этого угла изменилось ли ваше мнение о том, что в момент обнаружения у жертвы в кармане находился бумажник?

Все взгляды в зале впились в экран. Одна из журналисток даже пересела поближе, чтобы увидеть детали. На видео отчётливо было видно: задний карман слегка открыт, внутри — тёмный предмет с заметной светлой полоской посередине.

Для меня это однозначно был кошелёк с видимой полосой купюры. Для Друкера — по-прежнему ничего определённого.

— Нет, — наконец ответил он. — Я не могу с уверенностью сказать, что это такое. В руках я этот предмет не держал.

— Что значит «что это», детектив?

— То и значит: не могу утверждать. Это может быть что угодно.

— Но вы хотя бы признаёте, что в кармане находится какой-то предмет?

Он осознал, что загнан в угол.

— Не могу с уверенностью утверждать, — осторожно вымолвил он. — Это вполне может быть подкладка кармана.

— Серьёзно? Подкладка? — переспросил я с недоверием. — Вы утверждаете, что это подкладка?

— Говорю лишь, что не знаю.

— Вернёмся к описи, детектив, — решил я. — И последний вопрос.

Зал стих. Друкер снова разложил перед собой бумаги.

— Итак, в описи имущества указано, откуда был изъят каждый найденный предмет, верно?

— Верно.

Детектив, похоже, был рад, что разговор подходит к концу. Я не стал затягивать.

— Тогда скажите, что, согласно описи, было извлечено из левого заднего кармана брюк жертвы?

— Ничего, — ответил Друкер после паузы. — По списку — пусто.

— Вопросов больше нет, — сказал я. 

Как опытный обвинитель, Дана Берг думала не о сегодняшней неудаче, а о завтрашней битве. Перекрестный допрос Друкера она строила не ради сиюминутной победы, а ради успеха на всём процессе: важно не дать сегодняшнему столкновению повлиять на мнение будущих присяжных о ней и следствии. Самым разумным был её ход — взять десятиминутную паузу сразу после моего допроса. Эти минуты дали ей возможность вывести Друкера в коридор и выстроить защитную позицию.

Когда слушание возобновилось, Друкер неожиданно по‑новому «увидел» и фото, и видео, которые я показывал ему чуть раньше — чему я нисколько не удивился.

— Детектив Друкер, вы успели за время перерыва пересмотреть все фото, относящиеся к жертве? — спросила Берг.

— Да.

— К какому выводу вы теперь приходите?

— Просмотрев все кадры тела в багажнике, я, скорее всего, должен признать: на тот момент бумажник действительно находился в заднем кармане брюк.

Я невольно усмехнулся — Берг собиралась преподнести это как новое «открытие» следствия.

— Но в описи имущества фигурирует отсутствие бумажника. Как вы это объясните?

— Видимо, он был забран — когда-то, кем-то.

— «Забран»? То есть — утерян?

— Возможно.

— Или украден?

— Такое тоже могло быть.

— Когда проводился осмотр одежды?

— Пока тело было в багажнике, к одежде не прикасались. Дождались коронера, извлекли тело, сняли отпечатки мобильным сканером, завернули в пластик и отправили в морг.

— А когда вещи были сняты и инвентаризированы?

— Это делал коронер перед вскрытием, на следующий день. Мне сообщили, что можно забирать вещи.

— Вы их забрали?

— Позже, после вскрытия. Следователь коронера выслал мне список, я сразу заметил отсутствие бумажника. Остальное особого значения не имело.

— Во сколько пришёл этот список?

— Можно свериться с записями?

— Конечно, — кивнула Уорфилд.

Друкер пролистал свою «Книгу убийств», отыскал нужную строчку.

— Письмо получил в 16:20, уже после вскрытия.

— То есть вы впервые узнали о пропаже бумажника спустя семнадцать часов после осмотра?

— Верно.

— И за это время вы не имели доступа ни к одежде, ни к вещам жертвы?

— Всё так. За этот период с бумажником могло случиться что угодно.

— Его могли потерять или умыкнуть?

— Вполне.

— Вы сами его забирали?

— Нет. Даже в руках его не держал.

— Преднамеренно исключили это из материалов для защиты?

— Нет.

— Ваша Честь, вопросов нет.

Стоит признать, Берг мастерски отвела Друкера от удара и сохранила себе позицию на суде. Его отпустили с трибуны. Я сообщил, что дополнительных свидетелей не будет, и был готов перейти к аргументам. Берг — тоже.

Я выстрелил в самую точку:

— Ваша Честь, перед нами ситуация, где обвинение неправильно распорядилось критической уликой и скрывало собственную небрежность от защиты. Пострадал я, мои права на справедливый процесс нарушены. Я знал жертву, его прошлое, его стиль — он менял имена, как другие меняют обувь. Пропажа бумажника с удостоверением, отражающим личность Скейлза на момент смерти, лишила нас возможности детально исследовать его жизнь и, как следствие, возможные угрозы или круг подозреваемых. Таковы мои ещё мягкие слова — если, конечно, верить в то, что бумажник «затерялся» где-то в офисе коронера. Я же считаю, что это было сознательной попыткой подорвать справедливость разбирательства. Полиция и обвинение…

Берг тут же вскочила с возражением против нападок на её мотивы.

— Это уже прения, — заметил я. — Разрешите выступить.

— В разумных пределах, — коротко отрезала Уорфилд. — Не допускаю ухода от протокола. Вашу позицию я поняла. Есть что добавить?

Берг выбила меня из ритма, а судья не дала развернуться.

— Нет, Ваша Честь. Всё изложено.

— Мисс Берг, надеюсь, вы будете столь же лаконичны, — обратилась судья к обвинению.

Берг поднялась к кафедре:

— Ваша Честь, если отвлечься от эффектной подачи оппонента, то никаких подтверждений сговора или умышленного сокрытия не представлено. Да, бумажник отсутствует, но сам мистер Холлер заявил об этом только сегодня утром. Кричать о преступном умысле — значит, играть на публику. Прошу отклонить ходатайство.

Я уже собрались ответить, но судья остановила меня жестом.

— Достаточно, мистер Холлер. Я знаю, что вы хотите сказать, и о чём возразит мисс Берг. Экономим время.

Я сел.

— Суд считает сегодняшние сведения крайне тревожными, — продолжила Уорфилд. — Обвинение признаёт: в заднем кармане брюк жертвы был бумажник, но защите предъявить его не может. На этом этапе — неважно, исчез он по небрежности или умышленно — защита оказалась в невыгодном положении. Как верно отметил мистер Холлер, в бумажнике могло быть удостоверение с другим именем, что стало бы существенным обстоятельством для защиты.

Уорфилд сделала паузу, сверила запись, затем добавила:

— Суд пока не принял решения о правовой защите; потребуется сорок восемь часов на размышление. Штат получает тот же срок: либо найдите бумажник, либо дайте исчерпывающий отчёт о его судьбе. Продолжаем слушание в среду в час дня. Обвинение, возвращайтесь не с пустыми руками. Заседание окончено.

С этими словами она поднялась, легко соскользнула по ступеням и скрылась за дверью в свои покои.

— Отличная работа, — прошептала мне Дженнифер.

— Возможно, — шепнул я в ответ. — Посмотрим через два дня. Повестку распечатала?

— Готово.

— Я попробую вручить — сейчас они на нервах, шанс есть.

Пока она доставала повестку, Берг задержалась у нашего стола.