– Твоя очередь, – сказала мне Виктория. – Правда. У тебя ведь нет секретов от твоей кузины?

Она загнала меня в угол и знала это. Если я не отвечу на ее вопрос, это только усилит подозрения Лили.

– Ана была подругой моей матери, – повторила я, – и я хотела узнать, что с ней случилось, потому что в последний раз о ней слышали двадцать лет назад и она была беременна.

Я не могла позволить себе отвлечься от дороги, чтобы понаблюдать за их реакцией, но Виктория явно пришла в себя первой.

– Это кое-что объясняет. Зная всех шестерых моих старших братьев и отца, можно предположить, что, узнав о ее беременности, семья принялась бы угрожать ей монастырями, – они очень любят гипотетические монастыри.

– А они любят выгонять людей из семьи? – с нажимом спросила я.

– У твоей мамы была подруга, которая была беременна двадцать лет назад? – Лили схватила меня за руку, но потом, похоже, вспомнила, что я все еще за рулем, и отпустила ее.

– Да, – ответила я.

Виктория снова задала мне вопрос:

– На благотворительном вечере зачем ты вышла на улицу с Дэвисом Эймсом?

– По-моему, мы играли в «Правду или действие», – язвительно заметила я. – Разве сейчас не моя очередь?

– Раз уж мы играем по очереди, – сказала Виктория низким бархатистым голосом, – я выбираю действие. Нет ничего, чего бы я не сделала, при должной мотивации, конечно.

Я хотела спросить ее, что она делала с Уокером. Какая мотивация была у ее отца, когда он подошел к Дэвису Эймсу. Но она не выбирала правду, а даже если бы и выбрала, рядом со мной сидела Лили.

– Что, если я попрошу тебя спрыгнуть с кара? – я бросила ей вопрос, снова вдавив педаль в пол.

– Это гипотетический вызов… или реальный? – спросила Виктория.

– Сойер! – закричала Лили.

Я слишком поздно поняла, что мы ехали слишком быстро. Мне показалось, что мы снова влетели в выбоину, но, когда мы взлетели в воздух, я поняла, что это была не выбоина.

Это был край обрыва.

Все тело болело.

Наверное, гольф-кар опрокинулся. Это было моей первой мыслью. Все произошло мгновенно, как будто прошло меньше секунды с тех пор, как мы упали с обрыва, но это не могло быть правдой, потому что я лежала на грязной, влажной траве, а палки и камни впивались в тело, обнаженное моим винтажным платьем.

– Лили? – Это была моя вторая мысль.

Я приподнялась на локтях, и все мое тело запротестовало. Фары на гольф-каре погасли. Я не смогла разглядеть никого из своих спутниц.

– Лили, ты в порядке?

Кто-то застонал. Я поползла на звук и наткнулась на распростертую на земле фигуру. Запоздало я поняла, что это не Лили, а Виктория.

– Я в порядке, – сказала она прежде, чем я успела спросить.

Мне же хотелось ответить ей, что с ней не все в порядке, что она идиотка, что мы все идиотки, раз решили кататься по бездорожью в автомобиле, который не предназначен для этого, да еще и в условиях ограниченной видимости и непредсказуемой местности.

Сначала я услышала, как Виктория села, и только потом поняла, что за движение уловили мои глаза. Раздался шаркающий звук, а затем вспыхнул свет.

– Да здравствуют платья с карманами! – сказала она, размахивая телефоном.

Света ее фонарика оказалось достаточно, чтобы я смогла заметить Лили. Она приземлилась гораздо дальше от нас с Викторией. Я пока не могла понять, как так вышло. Лили сидела прямо рядом со мной. Виктория была сзади.

Я осторожно ползла к Лили, лихорадочно пытаясь убедить себя, что раз я жива и невредима, то и Лили должна быть тоже.

– Лили! – я добралась до нее. – Ты цела?

В отличие от Виктории, она не застонала в ответ. Я сказала себе, что это лишь потому, что Лили слишком хорошо воспитана и считает стоны дурным тоном.

– Лил…

– Сойер.

На какую-то долю секунды я испугалась, что это Виктория произнесла мое имя, хотя оно точно исходило от Лили, и я даже ощутила ее дыхание на своем лице.

– Ты в порядке?

Лили с трудом, прерывисто вздохнула:

– Я в значительно лучшем состоянии, чем мое платье.

Только она может думать о нашей одежде в такой момент!

– Виктория? – спросила Лили.

– Я в порядке.

Виктория подкрепила свои слова тем, что чуть не ослепила нас светом, – и в этот раз это был не фонарик ее телефона. Ей удалось найти гольф-кар. Крыша была полностью снесена, а две из четырех перекладин, которые ее поддерживали, были сломаны.

Но фары еще светили.

– У тебя кровь, – заметила Виктория. Я решила, что это обо мне, но она быстро поправила саму себя. – Не у тебя. У нее.

Виктория кивнула головой на Лили, которая по-прежнему лежала на земле. Теперь я тоже увидела кровь, размазанную по ее виску и лицу.

– Мне хочется верить, – сказала Лили, заставляя себя принять сидячее положение, – что у Виктории «нее» – это ласковое прозвище.

Я протянула руку:

– Твоя голова.

Лили оттолкнула мою руку:

– Раны на голове кровоточат. Так бывает. Я в порядке.

– Как тебя зовут? – спросила я у нее. – Какое сегодня число? Кто сейчас президент?

– Раз уж мы задаем вопросы, – вмешалась Виктория, стоявшая рядом со мной, – то Сойер могла бы просветить нас относительно того, почему во время благотворительного вечера они с Дэвисом Эймсом почувствовали необходимость выйти на улицу.

– Что за интерес к семейству Эймс? – спросила я в тот самый момент, когда Лили попыталась подняться на ноги и разобраться с Викторией самостоятельно.

– У Сойер есть свои причины, – сказала она, пошатываясь. – У нее и мистера Эймса… много общего.

Тиски, сжимавшие мою грудь, слегка ослабли. Если Лили решила, что я вышла на улицу с Дэвисом Эймсом по той причине, что он был моим дедушкой, то ее когнитивные способности явно не пострадали. Но страх за нее уступил место невыносимому чувству вины.

– Лили, – попросила я. – Не надо.

Не защищай меня. Не напоминай мне лишний раз, что я лгунья.

Лили поджала губы.

– Сойер, ты… – даже с раной на голове Лили не могла заставить себя использовать такие слова, как «неадекватная» или «странная», – последние несколько недель сама не своя. Что с тобой происходит?

Я посмотрела в сторону Виктории и разбитого транспорта.

– Нам нужно поднять гольф-кар и убираться отсюда. Если кто-то еще перелетит через этот обрыв, нам конец. Или им.

Виктория протянула Лили кусок ткани:

– Прижми это к ране и постарайся остановить кровотечение. Сойер, помоги мне с гольф-каром и ответь уже на чертов вопрос! Мой или твоей кузины, мне без разницы.

Вернуть кар в вертикальное положение оказалось довольно просто. Я могла бы проигнорировать указание Виктории. Могла бы сказать Лили, что со мной все в порядке, но я продолжала думать о тех секундах, когда не была уверена, что смогу снова с ней поговорить.

У меня были секреты от Лили, но до сих пор я ни разу не солгала ей.

Кэмпбелл знает, что ее папа не мой отец. Она не будет вечно скрывать это от Уокера. Так или иначе, но моя тайна постепенно переставала быть тайной. Лучше будет, если Лили узнает все от меня.

– Я разговаривала с Дэвисом Эймсом, – сказала я, чувствуя, как пульсируют порезы и царапины на моих ногах, руках и груди, пока мы с Викторией координировали наши движения и ставили гольф-кар на землю, – потому что его сын был отцом ребенка Аны.

Я посмотрела на Викторию:

– Полагаю, что твой отец знает об этом и его недавняя попытка поглощения компании Эймсов связана с этим.

– Моя племянница была беременна от отца Кэмпбелл? – спросила Виктория, удивленно подняв брови.

– Сенатор… – Лили замолчала, затем попыталась снова. – Стерлинг Эймс, – поправилась она и, наконец, просто спросила: – Обе?

То есть эти обе несовершеннолетние девушки забеременели от него?

– Что значит «обе»? – спросила Виктория.

Я адресовала свой ответ кузине: