После этого он сыпал шутками и афоризмами, выдавая их друг за другом. Важнее всего было то, что они все получились смешными. К тому времени, как Тревор закончил выступление, зрители требовали продолжения, и он покинул сцену под гром аплодисментов.

После окончания всего представления дамы встретились с ним в баре, Тревор сжимал награду в одной руке и стакан с виски в другой. Дамы по очереди обняли и поздравили своего друга.

– Тревор, поразительное выступление. Просто великолепное, – похвала лилась из Фионы рекой. Она была счастлива за него и глубоко внутри скрывала чувство вины из-за того, что когда-то в нем сомневалась.

– Третье место, – улыбнулся он. – Неплохой результат, и я еще получил сто фунтов за свои труды.

Он проиграл только фокуснику, который внезапно исчез, а затем возник на балконе, удивив и очаровав всех зрителей. Всех, за исключением Неравнодушной Сью, которая клялась, что это брат-близнец и она видела их обоих в магазине. Первое место отдали девушке-подростку, которая тоже творила чудеса, но только на скейтборде, крутясь на нем с грациозностью балерины так, что смутила бы сэра Исаака Ньютона.

– Вы выступили блестяще. – Сью игриво хлопнула Корзинщика по руке.

– Это было уморительно. Так смешно, как бывает по телевизору, – с улыбкой сказала Дэйзи.

– Отличная работа, Тревор. Я могу угостить вас стаканчиком чего-то горячительного? – предложила Фиона.

– Обычно я после такого предложения готов и руку оттяпать, но сегодня меня все угощают и угощают. – Он показал на целый ряд стаканов с виски, выстроившихся у него за спиной и готовых к тому, чтобы их выпили.

– Значит, Корзинщика, продавца мебели, больше нет, его сменил Корзинщик-комик? – спросила Дэйзи.

– Пока нет. Я продолжу этим заниматься как небольшим хобби. Но оно кажется многообещающим. Несколько человек вручили мне свои визитки и спросили, не могу ли я выступить у них на мероприятиях.

– Это прекрасно!

Чей-то телефон издал сигнал, прерывая разговор. Они все достали мобильные, проверяя, кому пришло сообщение, как и несколько человек вокруг. Оказалось, что Дэйзи. Она быстро пробежалась по сообщению. Подруги не могли не заметить, как с каждым прочитанным словом с ее лица исчезает радость, уступая место грусти и подавленности. В уголках ее глаз появились слезы.

– Дэйзи, в чем дело? Что случилось? – обеспокоенно спросила Фиона.

Дэйзи подняла глаза, и подруги с облегчением увидели, что это слезы радости, а не печали.

– Это сообщение от Беллы, моей дочери. Вы знаете, что мы много лет с ней не разговаривали. Мы поссорились после того, как она вышла замуж за того ужасного типа. В общем, она его бросила.

Фиона никогда не видела столько радости на лице одного человека. Дэйзи чуть не упала от счастья.

– Она возвращается домой! Моя Белла возвращается домой!

Глубоко в переулке, в луче света фонаря патрульного, она казалась голым ангелом в полете, скользящим к темным небесам.

Одна рука вытянута, словно чтобы ухватиться за воздух. Голова поднята, а светлые волосы до плеч плотные, как шлем. Лицо ее было гладким и белоснежным. Тело - умопомрачительным. Одна ножка задрана, словна она только что оттолкнулась от земли. На ножке – родимое пятно, похожее на след собачьей лапки. Она находилась в огромном куске льда, из-под которого растекалась лужа. На дне у глыбы льда таял какой-то вырезанный узор.

Патрульный Адам Коутс сдвинул фуражку на затылок, посмотрел на нее и поводил фонариком. Он слышал, как рядом тяжело дышит мальчик.

- Такая красивая, - сказал мальчик. – И совсем без одежды.

Коутс опустил на него взгляд. Десять, максимум двенадцать, в кепке и потрепанной одежонке, туфли такого вида, словно черкни еще раз по асфальту – и развалятся.

- Как тебя зовут, сынок? – спросил Коутс.

- Тим, - ответил мальчик.

- Полностью.

- Тим Тревор.

- Ты ее так и нашел? Рядом никого не было?

- Я шел здесь домой.

Коутс выключил фонарик и обернулся к мальчику в темноте.

- Это же тупик.

- Там есть лестница.

Коутс снова включил фонарик, ткнул в сторону, куда показывал мальчик. В конце переулка была стена из красного кирпича, и к ней в самом деле прислонена металлическая лестница, до самого верха.

- По крышам лазаешь?

- Да, сэр, с другой стороны тоже лестница, опускается на улицу. Я шел туда и тут увидел ее.

- Родители знают, что ты гуляешь допоздна?

- Нет у меня родителей. Со старшей сестрой живу. Но она работает, так что, сами понимаете…

- Ты сам по себе?

- Да, сэр.

- Побудь здесь. Я схожу к таксофону, потом отпущу тебя домой.

Коутс повел по переулку детектива Галлоуэя, пока перед ними скакал луч фонарика. Коутсу казалось странным, что они идут смотреть на женщину во льду, а сами пропотели насквозь. В Лос-Анджелесе стояла жара. С гор собачьим дыханием неслись ветра “Санта-Ана”. Из-за них становишься липким, хочется вылезти из одежды, добраться до океана и окунуться.

Когда она дошли до замороженной женщины, Галлоуэй произнес:

- И правда лед.

- А ты не верил?

- Верил, но думал, ты что-то напутал, - ответил Галлоуэй. – Так чуднО, вот я решил, может, ты перепил.

Коутс усмехнулся.

- Странное родимое пятно, – заметил Галлоуэй. Коутс кивнул.

- Я и не знал, что делать, то ли это в убойный, то ли в отдел нравов, то ли Бог уронил кубик льда.

- Многие мужики не отказались бы подкинуть такой кубик себе в коктейль, - сказал Галлоуэй.

Лед начал таять, и ангел слегка пошевелился.

Галлоуэй изучил тело и сказал:

- Вряд ли она сама залезла в эту глыбину, так что, думаю, дело для убойного.

Закончив бумажную работу в участке, Коутс вернулся домой и поднялся по скрипучей лестнице в квартиру. Квартира. Звучит куда солидней, чем есть на самом деле. Внутри Коутс разделся до трусов и по привычке пошел в туалет с пистолетом в кобуре.

Пару лет назад, пока Коутс спал на диване, в квартиру вломился обкуренный грабитель. Завязалась драка. Незваный гость завладел пистолетом, и хотя Коутс его обезоружил и забил этим же пистолетом до бессознательного состояния, с тех пор по комнатам ходил только вооруженным. Из-за горького опыта и, как говорила бывшая жена, психологических проблем.

Усевшись на толчке, который угрожающе закачался, Коутс задумался о женщине. Это не его проблема. Он не детектив. Он не расследует убийства. Но все время на толчке, в душе и даже в кровати он думал о ней. Как она там оказалась? И кто мог подобное удумать – заморозить тело в глыбе льда и бросить в темной подворотне? Ну и щенячий след. Он его тревожил, как зудящий расчес.

Для сна было слишком жарко. Он встал, налил на кухне воды в стакан, вернулся и плеснул на простыню. Открыл пару окон на улицу. Стало громче, но прохладнее. Снова лег.

И тут он вспомнил.

Собачья лапка.

Он сел и поискал штаны.

В центре, в морге, ему из-за стойки приветственно помахал ночной дежурный. На Боуэне был белый халат в красных разводах, похожих на кровь, но не кровь. Перед ним в коричневой бумаге лежал недоеденный сэндвич с котлетой и кетчупом. В руках он держал журнал про вестерны. При виде Коутса отложил его на стол, продемонстрировал зубы.

- Эй, Коутс, в ночную работаешь? Без формы? До детектива, что ли, дослужился?

- И не близко, - ответил Коутс, задвигая шляпу на затылок. – Я не на работе. Как чтиво?

- Ковбои побеждают. Что, больше заняться нечем, кроме как приходить в такую рань и глазеть на мясо?

- Женщина во льду.

Боуэн кивнул.

- Да. Чертовщина какая-то.

- Ее нашел пацан. Потом, позвал меня, - сказал Коутс и в общих чертах обрисовал ситуацию.

- Как она там оказалась? – сказал Боуэн. – И на черта?