Шесть недель (и два дня) назад

Женщина с лицом моей бабушки жестом пригласила нас сесть. Я молча подчинилась, Сэди-Грэйс и Бун последовали моему примеру. Мы втроем уставились на нее.

– Как я понимаю, моя любимая сестра никогда не упоминала, что у нее есть близнец?

И Лилиан, и Дэвис Эймс говорили о городке, в котором выросли. Я знала, что Лилиан познакомилась с дедушкой на вечеринке в отеле «Аркадия», но почему-то мне и в голову не пришло, что ее дом мог находиться где-то поблизости от Королевского озера.

Я вообще не часто думала о семье своей бабушки, если думала вообще.

– Да, Лилиан никогда не упоминала этот любопытный факт, – подтвердила я. Она вообще никогда не говорила, есть ли у нее братья или сестры.

– Ты росла не в большом городе, – последовал ответ. – Тебя выдает акцент. Тебе стоило поработать над ним, но ты не стала.

Она тоже.

– Не хочу показаться бесцеремонным, – вежливо вмешался Бун, – но, черт возьми, я совсем не так представлял себе этот разговор.

Двойник моей бабушки, сидевший напротив, уставился на него. Пристально. Этого оказалось достаточно, чтобы собака у ее ног вскочила, отвела назад уши и зарычала.

– Бун немного не от мира сего, – решила помочь Сэди-Грэйс. – В этом часть его обаяния.

Старуха фыркнула, и пес навострил уши. Оглянувшись на хозяйку, он сделал несколько шагов вперед и плюхнулся у ног Буна, подставляя живот. Бун начал чесать его.

– Не зазнавайся тут, – сказала Буну одна из женщин с оружием. – Не пес, а тряпка. Любит всех.

– И особенно меня, – добавил Бун.

– Фамилия! – рявкнула предводительница.

Я не сразу поняла, что речь идет о Буне и она спрашивает о нем.

– Его фамилия Мейсон, – ответила я, но потом до меня дошло, что именно ее интересовало. – Его дед – Дэвис Эймс.

– Я так и думала. Дэйви всегда был таким – тощим, как черт, и вечно заплетался не языком, так ногами.

– Мы точно говорим об одном и том же мужчине? – спросил Бун, внезапно став серьезным. – О самом страшном и требовательном человеке на этой планете?

Пожилая женщина рассмеялась:

– Пожалуй, мы все меняемся.

Она помолчала.

– Дэйви сильно изменился после того, как моя сестра оставила его в дураках, погнавшись за твоим богатым дедушкой.

Эта фраза, очевидно, была адресована мне.

– Он был не единственным, кого она оставила, – внезапно сказала Сэди-Грэйс сочувственным голосом. – Не так ли?

Когда узнаешь Сэди-Грэйс поближе, то понимаешь, что на нее невозможно сердиться. Она всегда действовала из лучших побуждений и была настолько чуткой, что ее могла заставить расплакаться даже реклама кофе.

Но эта женщина ее не знала, и, несмотря на то что у нее было лицо Лилиан – пусть и немного потрепанное жизнью, – новая череда душераздирающих криков напомнила мне о нашем опасном положении.

– Не смей жалеть меня, девочка! – приказала Сэди-Грэйс моя двоюродная бабушка. – Я сама велела своей сестре перестать приходить сюда. Я не нуждаюсь ни в чьей благотворительности, и уж тем более в ее!

Еще один крик.

– Нам пора идти, – сказала я.

– Вам вообще не следовало приходить сюда, – отрезала женщина. – Разбирайся теперь с этим!

– Вы про троицу многообещающих молодых людей с безупречным чувством благоразумия? – с надеждой спросил Бун.

– Это про нас, – поправила я. У меня не было времени тщательно обдумывать свой следующий шаг. – Та, что сейчас находится рядом с твоей Бет, – мачеха Сэди-Грэйс, – это как минимум должно было привести их в замешательство. – Мы знали, что Грир на самом деле не беременна. И это известно не только нам.

– И она еще требовала, чтобы мы держали все в секрете! – пробормотала одна из женщин с оружием.

– Тише! – произнес мягким тоном бабушкин двойник. Но одно это слово выбило из легких весь воздух, словно кто-то перекрыл кислород. Я поняла, что она столь же опасна, как и Дэвис Эймс.

– И что ты предлагаешь? – ровным голосом спросила она.

– Ничего, – ответила я. – Это проблема Грир, не твоя. Пусть она сама с этим разбирается.

– Дело не в том, что я не хочу младшего брата! – выпалила Сэди-Грэйс. Ее нога начала двигаться взад-вперед. – Я очень его хочу. Очень-очень! Но мне бы хотелось, чтобы Грир сказала папе, что ребенок приемный. Если она этого не сделает, придется мне. А если я скажу ему, он может никогда не простить меня. И ее. И, что еще хуже, не согласиться усыновить ребенка.

«Это не усыновление!» – мысленно возразила я. Усыновление – это законный процесс, проходящий через систему штата. И этот процесс не предусматривает, что одна из вовлеченных сторон приставляет дуло дробовика к спине потенциального свидетеля.

– Это незаконно, что Грир платит Бет за ребенка, – сказала я, прекрасно сознавая все риски. – Платить вам за что-то, якобы не связанное с делом, – это уже из области предположений и неопределенности, – я задумалась. – А Бет вообще хочет отдать своего ребенка?

Я отсчитывала мгновения тишины, последовавшей после этого вопроса, ударами моего сердца. Один. Два. Три. Я досчитала до шести. Но мое сердце колотилось как бешеное, а женщина напротив меня умела использовать молчание как оружие.

– Еще бы она не хотела! Ты думаешь, жизнь в таком месте, как Ту-Эрроуз, делает нас монстрами? Черт возьми, девочка, я сама родила шестерых детей и отдала бы жизнь за каждого из них! Бет – одна из моих внучек. Я скорее закопаю вас троих и эту надменную сучку в могиле, чем позволю кому-либо навязать подобное решение членам моей семьи.

Эта женщина умела так же хорошо играть на совести других, как и Лилиан, хоть и в своей манере.

– Простите, – сказала я. Городок, в котором я выросла, отличался от Ту-Эрроуз, но, готова поспорить, негласный кодекс чести там был таким же. Оскорбил кого-то – извинись, если, конечно, не хочешь, чтобы тебя заставили извиниться. – В таком случае, как по мне, мы все можем получить то, что хотим. Вы получите свои деньги – то есть Бет получит – от Грир. Бет сможет отдать своего ребенка семье – включая старшую сестру, у которой не так много здравого смысла, но зато огромное сердце, – которая будет любить его всеми фибрами своей души. И мы все дружно можем заставить Грир рассказать отцу Сэди-Грэйс правду.

– Что это за мужик, который, узнав, что его жена симулировала беременность, будет готов усыновить ребенка? – спросила одна из женщин с оружием.

– Дело в том, что мой папа, – ответила Сэди-Грэйс, – очень любит жуков.

Все уставились на нее, кто озадаченно, кто с беспокойством.

– И, – решительно продолжила Сэди-Грэйс, – он ненавидит ходить на свидания!

– Ты справишься, милая! – донесся до нас голос Грир. – Я здесь, с тобой. Я рядом.

– Грир не такая уж плохая. – Сэди-Грэйс была полна оптимизма. – Ей просто нужно помочь быть хорошей.

Сестра-близнец моей бабушки снова обратила свое внимание на меня и, кивнув в сторону Сэди-Грэйс, спросила:

– Она пошла в своего папу?

«Немного бестолковая, очень тревожная, но с сердцем размером с Техас?» – подумала я, а вслух сказала:

– Да.

Самым безумным во всей это истории было то, что, если бы Грир рассказала Чарльзу Уотерсу правду, он бы просто посмотрел на нее, почесал в затылке, а затем начал говорить о насекомых.

– Тогда ладно, – сказала женщина напротив меня. – Пусть девочка – или эта пигалица в доме – звонит своему папочке, рассказывает ему всю историю, и мы все делаем по закону. При условии, что вы трое согласитесь ни словом не обмолвиться о деньгах, которые нам будут переданы неофициально.

Я без колебаний согласилась на это. Ну а что мне оставалось?

Однако у меня был еще один вопрос к этому седовласому, изможденному солнцем и закаленному жизнью отражению моей бабушки.

– Как вас зовут? – спросила я ее перед уходом.

– Эллен, – ответила она, и выражение ее лица на секунду смягчилось. – Раньше Лил называла меня Элли.