– Наконец‑то они мои.

– Стало быть, мы квиты?

– Да, – рассеянно ответила она. – Конечно.

Дело было сделано. Со всем покончено. Беременность прервана, часов нет – что еще могло возмутить миссис Дайер? Она забрала у Лилит все. На короткое время я вгляделась в ее лицо и подумала, а была ли в наших с ней деловых отношениях хоть крупица искренности. Как я могла знать это наверняка? Единственное, в чем я была непоколебимо уверена, так это в том, что ревность миссис Дайер к Лилит превратила ее в нечто ужасное.

Я вышла из ложи, оставив ее наедине с вожделенной безделушкой. Она и не заметила моего ухода.

Я сделала несколько шагов в сторону фойе, и тут в конце коридора появился шеф. Он выглядел безукоризненно: черный пиджак, белая жилетка и галстук-бабочка. Рядом с ним семенила Рейчел с апельсином в руке. Она проделала в нем сверху дырочку в выжимала сок в свой рот с пухлыми губками.

У меня не было возможности куда‑нибудь свернуть, нам было не разойтись.

– Мисс Уилкокс, – неуверенно произнес шеф. – Надеюсь, вы получили удовольствие от спектакля. Игра мисс Эриксон стала откровением… и своего рода неожиданностью.

– Для нас обоих, сэр.

В его глазах стояли вопросы, а язык не мог их произнести.

– Она, судя по всему, оправилась от своего… недомогания очень быстро.

Недомогания! Он не видел наших мучений.

– Вашей заслуги в том нет.

Шеф поморщился.

– Я был связан по рукам. Этот… деликатный вопрос ведь решен?

– Решен. – Мой тон напоминал звук захлопнувшейся крышки часов.

– Сегодня она показала все, на что, как я всегда знал, она способна… Я бы должен ее поздравить… Это долг управляющего… Но, возможно, лучше будет, если вы сами передадите ей мои поздравления.

– Да, сэр. А то вы уже и без того хорошо постарались.

Он захохотал; моя грубость изумила его, заставив отвлечься от раскаяния.

– Господи, да вы прямо как сторожевая собачка, да, Уилкокс? Сначала моя жена, теперь Лилит. Скорее пу́стите человеку кровь, чем подпустите его к своей хозяйке.

Я позволила себе задержать взгляд на ребенке.

– В желании кого‑то защитить нет ничего предосудительного, сэр.

Тут он резко сник. Он взял Рейчел за руку. Ее большие зеленые, как у матери, глаза уставились на меня, пока она усердно высасывала сок из апельсина.

– Да, – печально произнес он. – Да, в этом вы правы, мисс Уилкокс. Совершенно правы. Защитить невинных ото всех этих злополучных происшествий – это единственное, что теперь важно.

Дойдя до красного коридора, я подпрыгнула от неожиданно громкого треска. Что‑то порвалось; трещала по швам какая‑то ткань. Звук исходил из гримерной Лилит.

Я бросилась бегом, промчалась мимо воинов в костюмах римских солдат и распахнула дверь гримерной. В этот момент в стену врезалась туфля, едва не угодив мне в голову.

В гримерной стоял полный разгром. Вазы были не просто сметены на пол, но и разбиты, отчего ковер промок и покрылся осколками. Головки цветов были оторваны.

Ящики были распахнуты и основательно перерыты. Содержимое гардероба вывалено наружу. Даже диван лишился набивки через длинные разрезы в подушках.

Лилит стояла обнаженная среди кучи шелка и блесток. В руке у нее дрожал перочинный нож. Через мгновенье мне стало ясно, что она в лоскуты изрезала костюм Клеопатры.

Я выругалась и с грохотом захлопнула за собой дверь.

– Ты что натворила?!

– Дженни! Явилась! – Она ринулась вперед; мне пришлось отступить в сторону, чтобы она не ткнула меня ножом. – Они у тебя? Скажи, что у тебя!

– Что у меня? – Но мне было понятно. Конечно, я прекрасно это знала. И горло мне сдавило от тошнотворного чувства вины.

– Я везде смотрела. Везде. Моих часов нет на сцене, нет здесь, нет… – Ее голос стих, заглушенный тяжелым свистящим дыханием.

– Успокойся. Ты еще не совсем здорова. Тебе нужно отдыхать и находиться в тепле. – Куда же ее усадить? Диван разваливается на части, туалетный столик лежит перевернутый, а касаться ее обнаженного тела мне не хотелось. Лилит запустила пальцы в свои спутанные черные волосы. Я лишь смотрела на нее, как делала это, наблюдая ее на сцене. Она не выказывала такого страха и отчаяния даже на приеме у того подпольного врача.

Что же я наделала?

Это ради ее же блага, постаралась напомнить я себе. Как только первоначальное потрясение минует, она придет в себя. Как у вставшего на путь трезвости пьяницы или отказавшегося от своей трубки опиумиста, у нее неизбежно проявлялась реакция на первое отлучение. Но, увидев ее голой и беспомощной, будто новорожденный младенец, я уже не была уверена в правильности своего поступка.

– Я не могу их нигде найти.

– Где твои вещи? – Я нашла глазами одежду, в которой она приехала в театр: бронзово-серые юбку и корсаж. Их она тоже покромсала на кусочки, но от юбки осталось достаточно целой ткани, чтобы можно было накинуть ей на плечи. По левой руке у нее все еще стекала кровь.

– Дженни, Дженни, – стонала Лилит. – Что же мне теперь делать?

Я поставила на ножки стул от туалетного столика.

– Тебе нужно сесть и взять себя в руки. Разве ты не понимаешь, что здесь происходит? Твое имя у всех на устах. Тебе наконец удалось. Ты впечатлила критиков, всех до единого! Лилит, тебя вот-вот пригласят в «Бифштексную» Генри Ирвинга! [520] Он услышал бы, как тебя превозносят, даже если бы жил на Луне.

На короткое мгновенье лицо Лилит озарила радость. Но быстро исчезла под гнетом терзавшего ее ужаса. Она упала на стул как подкошенная.

– Я… я не думала, что это произойдет так скоро.

– А оно произошло! – отозвалась я с напускной веселостью. – И теперь ты можешь отдохнуть. Хорошая репутация тебе гарантирована. К счастью для нас обеих, бенефис давался всего один раз. – Я провела руками по лохмотьям на полу. – Мне ни за что не собрать эти лохмотья воедино.

– Нет… нет. Теперь это уже не починить.

– Давай поищем, что бы тебе надеть.

Она меня не слушала.

– Это произошло, – тоскливо произнесла она. – Все, чего мне хотелось. Мой коронный выход случился и закончился в мгновенье ока. Так быстро, что я даже не успела вкусить радости, а теперь…

– Все хорошо, Лилит. И дальше все будет хорошо. У тебя будет время, чтобы собраться с силами перед следующим спектаклем.

Она неистово затрясла головой.

– Неужели ты не понимаешь? Все кончено. Потому‑то они и пропали. Мое время вышло, и она забрала их!

– Ты говоришь какую‑то бессмыслицу.

– Мельпомена забрала свои часы обратно.

Сердце у меня в груди сжалось от боли. Часы, несомненно, обладали какой‑то сверхъестественной силой, но одержимость Лилит простиралась куда дальше. Недаром говорят, что грань между гением и безумием тонка. Лилит слишком долго ходила по ней, как по туго натянутому канату. Возможно, я столкнула ее за грань.

– Послушай, Лилит, – осторожно начала я. – Я хочу поговорить с шефом. Мне кажется, ты должна показаться врачу. Ты долгие годы вживалась в характеры других людей ради работы. Из-за этого ты отдалилась от собственного «я». Сейчас есть специалисты, занимающиеся подобными проблемами. Может быть, ты сходишь к одному из них, частным образом, разумеется.

Она засмеялась. Я никогда не слышала от нее такого смеха. Он прозвучал горько, холодно и пугающе.

– Ох, Дженни. Не существует такого доктора, который сможет мне теперь помочь.

Летнее тепло пришло рано, хотя солнечные дни запаздывали. Дождь стучал в окно гостиной. С внутренней стороны стекло запотело.

Я потерла уставшие глаза и вернулась к своим наброскам. Скоро «Меркурию» предстояло открыться вновь со знаменитой шекспировской историей любви, и Джульетта должна была стать нашим самым хорошо одетым персонажем. Все задумывалось в нежно-розовых тонах, тюль во множестве слоев, красивый и нежный, как мыльный пузырь. Я просто обожала каждое из платьев героини, но никак не могла представить себе в них Лилит. Ей хорошо давались роли сильных и властных героинь. Но в ней не было ничего от невинной юной девушки.