– Нет-нет! – ответила я, положила перед ней монету и вышла из почтового отделения.

На улице я вздохнула полной грудью. Все, я отослала отказ сэру Томасу. Какое счастье! Я отказала ему в изысканнейших выражениях. Письмо мое пронизано сочувствием и благодарностью. Он не усомнится, что я отказываю ему с тяжелым сердцем, хотя оно и не принадлежит ему. Мама не стала бы винить меня за столь тонкий и изысканный отказ брату ее подруги.

Другое дело папа… Но я очень надеюсь, что, когда он узнает обо всем, мы с Дэвидом будем уже в Лондоне.

С почты мы поехали в Ботанический сад, где цветение набирало силу. Унизанные каплями росы нити паутины украшали, словно ожерелья, скромные венчики фиалок и примул. Мелкие лепестки, подобно белому и розовому конфетти, ковром укрывали все вокруг. Деревья уже отцвели. Из почек проклюнулись листочки. Луковичные цветы высоко подняли свои бутоны. Вся краса вырвалась из подземного заточения на свет божий.

Моя встреча с Дэвидом была очень краткой, но от этого не менее упоительной. Секунды, проведенные вместе, были похожи на свисающие с ветвей капли дождя. У него не было новостей о заявлении на перевод в Лондон. Но мы оба в первый раз осознали, что не можем никак повлиять на исход этого дела и, соответственно, на наше будущее. Очевидно было одно: мы должны пожениться в обозримом будущем и начать новую жизнь как муж и жена.

– Вы сегодня в хорошем настроении, мисс Трулав! – улыбнулся он.

Он был прав. И я бы могла часами стоять рядом с ним и вдыхать запах его влажного шерстяного сюртука, чувствуя за спиной взгляд бдительной Тильды. Но мне пришлось вернуться домой.

Вот там-то меня и ждал неприятный сюрприз.

Экипаж, стоящий у дверей нашего дома, я заметила издалека и сразу узнала эту пару серых лошадей. Настроение мое вмиг испортилось. Что ей надо в моем доме? Я в это время не принимаю. Ей наверняка сказали, что я уехала по делам.

И тут меня словно током ударило: возможно, она специально пожаловала именно в это время. Я заглянула в экипаж и увидела, что внутри никого нет. Ей должны были доложить, что меня нет, но она все равно вошла.

Вошла, чтобы поговорить тет-а-тет с папой.

– Похоже, у вас гости, мисс! – отметила Тильда. Впрочем, в ее голосе не было никакого удивления.

Мы молча прошли в дом через парадную дверь. Все выглядело каким-то ненастоящим, словно это не мой дом, а кукольный домик. Когда Тильда взяла у меня чепец и перчатки, я услышала громкий визгливый смех.

– Я поднимусь к себе, – сказала я.

Но они, наверное, услышали цокот копыт у дверей или мои шаги.

– Дора? Дора, это ты? – раздался папин голос из-за двери библиотеки.

Я остановилась в замешательстве у парадной лестницы. Внутренний голос подсказывал, что надо как можно скорее взбежать по ней и скрыться в своей комнате. Но на меня смотрели Тильда и лакей. Как я могла ослушаться папу под их пристальными взглядами?

И снова раздался голос отца из библиотеки.

– Зайди сюда, Дора! Мне надо поговорить с тобой.

Каждый шаг давался с болью, словно я шла по битому стеклу. Я вспомнила рассказ Рут, как она, дрожа всем телом, пробиралась к комнате «капитана» в кромешной темноте. Сейчас было светло, но я чувствовала себя точно так же.

Я открыла дверь библиотеки.

Красные гардины были задернуты. Витрины с чучелами ворона и скалящейся лисы слегка запотели.

Папа стоял у стола рядом с миссис Пирс, держа ее за руку.

– Моя дорогая Доротея! – просияла миссис Пирс.

Ее огромная нижняя челюсть, ее платье горчичного цвета и очередная нелепая прическа – все это уже казалось мне оскорблением. Но слышать от нее имя, данное мне при крещении, имя моей матери – вот это было для меня почти невыносимо!

Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы сделать небольшой реверанс и поздороваться.

– У меня для тебя прекрасные новости, моя дорогая! – промурлыкал отец. Верхняя пуговица его рубашки была расстегнута, и вообще он выглядел как-то неопрятно. Лоб блестел от пота. – Ты готова услышать о настоящем чуде?

Я знала, что он сейчас скажет. И больше всего на свете мне хотелось сейчас рвануться к нему, закрыть его рот рукой и закричать, что я запрещаю ему говорить это. Он не смеет! Никогда! Я не хочу! Но я могла бы вести себя так только с моим папой. А сейчас передо мной стоял совсем не он. Это был совершенно другой, незнакомый человек, не имеющий ко мне никакого отношения.

– Рад сообщить, что миссис Пирс приняла мое предложение и согласилась стать моей женой. Я самый счастливый человек на земле!

Она просияла:

– О, Реджинальд!

Так странно теперь вспоминать об этой сцене. И больше всего меня удивляет моя отстраненность в тот момент. Я не испытывала абсолютно никаких эмоций и была холодна, как лед, словно находилась в другом месте, очень далеко от этих двух совершенно чужих мне людей. И только слегка вздернутая верхняя губа выдавала мое отвращение.

– Подумать только… – выдавила наконец я.

Зрачки папы резко сузились, глаза потемнели.

– Разве ты не хочешь нас поздравить? – требовательным тоном спросил он, поправляя свой жакет. – И разве ты не хочешь обнять свою…

Наши взгляды встретились.

«Ну, давай! – мысленно велела я ему. – Давай, скажи это!»

Но тут инициативу перехватила миссис Пирс. Она ринулась ко мне, утопив в удушливом облаке жасмина.

– Ну же, поцелуй свою новую мамочку! – проворковала она.

Вы когда-нибудь присутствовали при казни через повешение? Это прозвучит странно, но там довольно весело. В этот день была огромная толпа зрителей. Сплошь пьяные лица в огромных красных пятнах. Каждый хотел устроиться так, чтобы ему было получше видно. Дети гоготали и распевали, прихлопывая в ладоши:

Вот я свечку запалю

И топорик навострю,

А последнему – головушку срублю! [501]

В воздухе пахло дымом и жареным мясом. Теперь мне всегда не по себе от этих запахов – я сразу вспоминаю руку Мим в пламени камина…

Нелл никакие воспоминания не мучили.

– Эх, жаль, нет денег даже на каштаны, – посетовала она, с любопытством глазея на виселицу.

Я крепко сжимала ее руку, потому что все еще неуверенно стояла на ногах, в том числе и от голода. Какой-то грузный детина протиснулся вперед. Нас окружало море ухмыляющихся лиц. Мне казалось, я вот-вот упаду в обморок. Прямо перед нами стоял помост с тремя петлями, обещая потеху толпе. Кто же эти двое, что будут повешены вместе с миссис Метьярд?

Жаль, что среди них не будет Кейт!

А третья петля плачет по мне! Я заслуживаю именно такой участи за смерть Наоми, папы, Розалинды и всех, кто носил сшитую моими смертоносными руками одежду.

Представив, как мне набрасывают петлю на шею, я поежилась. Интересно, это так же больно, как было в тот момент, когда они отрезали мой мизинец на ноге? Надеюсь, что виселица все же больнее.

Солнце вышло из-за облаков как раз в тот момент, когда колеса тюремной повозки загремели по мостовой.

Толпа неистово загудела.

– Ты ее видишь? Где она? – кричала мне Нелл.

Нет, я не видела ее. Я просто слышала стук колес, возвещающий скорую смерть. Толпа бросилась к повозке. Те, кто стоял в первых рядах, начали стучать по ней кулаками и плевать на нее.

– Поцелуй меня, красотка! – проорал какой-то пьянчуга. Толпа загоготала. Все это выглядело как народная забава, а не последние минуты перед казнью.

– Вон! Вон там, наверное, они! – закричала Нелл. Она словно обезумела. Глаза ее расширились, она почти не мигала. – Скорее! Давай протиснемся ближе к помосту, пока они все орут и веселятся!

Нелл схватила меня за руку и потащила прямо в толпу. Мы подошли так близко, что стало слышно поскрипывание веревки, раскачивающейся на ветру.

– Отлично! – выдохнула Нелл. Ее рыжие волосы блестели на солнце. – Ты даже представить себе не можешь, как долго я ждала этого дня, Рут!