Лиза посмотрела на Берг, затем на судью — надеясь, что кто‑то её спасёт. Но спасения не было.

— Читайте, мисс Траммел, — сказала Уорфилд.

Она ещё раз посмотрела на письмо, затем начала:

— «Дорогой придурок-адвокат. Просто хотела, чтобы ты знал: я о тебе не забыла. Никогда. Ты всё испортил, и однажды тебе придётся за это ответить. Я не видела сына уже шесть лет. Из‑за тебя! Ты — полное дерьмо. Ты называешь себя адвокатом, но ты — ничто. Надеюсь, ты нашёл Бога, потому что он тебе понадобится».

Я наблюдал за присяжными, пока она читала. С каждой строкой доверие к Лизе на их лицах таяло. И часть этого, я был уверен, переходила на Берг. Прокурор сидела за столом, понимая, что её ослепила жадность — жадность до ещё одной улики против меня. Она услышала историю Лизы от Друкера и решила, что эта «бомба» захлопнет за мной дверь тюрьмы.

Но её «Октябрьский Сюрприз» оказался «Февральским Провалом». Она даже не стала вызывать Херба Даля. Его уже отпустили. Было не ясно, насколько сильно промах с Лизой ударит по обвинению в глазах присяжных — особенно после утренней демонстрации твёрдых доказательств того, что Скейлза убили в моём гараже. Но к концу дня Берг, видимо, почувствовала достаточно уверенности, чтобы формально завершить свою часть процесса. Каких бы свидетелей она ни оставила в запасе, она решила сохранить их для опровержения — для финального акта.

— Ваша честь, — сказала она, — государство завершает представление доказательств. 

Среда, 26 февраля

Ночью я почти не спал, лежа на койке и прислушиваясь к хаотичным крикам и ругани отчаявшихся людей в темноте. Слышал хлопки стальных дверей и дурашливый смех помощников шерифа, работавших в ночную смену. Временами меня буквально трясло: я чувствовал физическую дрожь от тяжести момента. Как можно спать, когда понимаешь, что ближайшие два дня определят всю дальнейшую жизнь? В глубине души я знал: если всё пойдёт по худшему сценарию, жить «дальше» я не захочу. Я найду способ уйти сам.

Тюрьма заставляет думать о последней стене. Они могут забрать ремень и шнурки, но не могут помешать тебе перелезть через неё. У меня было три клиента, которые сделали это — покончили с собой в течение нескольких недель после приговора. Теперь, когда перспектива долгого срока нависла над моей собственной головой, я понимал и уважал их выбор. Я знал, что сделаю то же самое.

Заместитель шерифа Пресли отвёз меня в суд пораньше, и я сидел в камере предварительного заключения, ожидая начала заседания. Когда Мэгги и Сиско привели ко мне на предсудебное совещание, я понял по их лицам: новости плохие.

— Оппарицио всё ещё нет? — предположил я.

— Нет, — сказала Мэгги. — Всё хуже.

— Он мёртв, — сказал Сиско.

— Нам придётся всё перестроить, — сказала Мэгги. — Полностью. Поменять порядок…

— Подождите, — сказал я. — Стоп. Что значит — мёртв?

— Его убрали, — сказал Сиско. — Тело нашли прошлой ночью. Его выбросили на обочину недалеко от Кингмана.

— Это по дороге в Вегас. Как так, если двадцать четыре часа назад твои ребята, как ты говорил, держали его «под замком»?

— Помнишь, я говорил, что у него на двери была камера? — сказал Сиско. — Сегодня с утра её посмотрели. В понедельник вечером он заказал обслуживание в номер. Ничего необычного — он обычно ел в комнате. Но в этот раз ужин привезли на тележке, накрытой скатертью.

— Вот так его и вывезли? — спросил я.

— Ага. Под тележкой. Какой‑то тип, переодетый официантом, избил его в номере, засунул под тележку и вывез. Он перехватил заказ у сервисного лифта. Настоящего официанта мои люди нашли у него в квартире. Тот признался: ему заплатили за то, чтобы он отдал красный пиджак и ушёл домой. Он был в стельку пьяный.

— Откуда этот псевдоофициант вообще знал, где он? — спросил я.

— Полагаю, Оппарицио кому‑то позвонил и сообщил, что ему пришла наша повестка, — сказал Сиско. — Ему обещали «вытащить» его оттуда. Потом сделали подставу с обслуживанием номеров — с той разницей, что его не спасли, а убили.

— Зачем? — спросил я.

— Кто знает? — сказал Сиско. — Возможно, не захотели рисковать и тащить его в суд. Они знали, что он уже скомпрометирован.

Я посмотрел на Мэгги, ожидая её анализа.

— Мотивов может быть много, — сказала она. — Но можно уверенно сказать одно: он стал обузой. Мы не можем сейчас зацикливаться на этом, Микки. Это меняет всё. Как теперь выстраивать защиту? Как указывать на Оппарицио, если он мёртв?

— А Босх? — спросил я. — Он знает?

— Я ему сказал, — ответил Сиско. — У него до сих пор связи в Аризоне и Неваде с тех времён, когда он был в полиции. Он собирался сделать несколько звонков, посмотреть, что можно выяснить.

Я замолчал на несколько минут. В голове крутились варианты: как перестроить стратегию, если наша «третья сила» исчезла. Я понимал: смерть Оппарицио не меняет сути нашей теории, но, как сказала Мэгги, резко усложняет её подачу.

— Ладно, — наконец сказал я. — Нам нужно пережить сегодняшний день, а потом перегруппироваться. Кто у нас готов?

— У нас есть Шульц из Агентства по охране окружающей среды, — сказала Мэгги. — Он приехал вчера вечером. Я сказала ему, что, вероятно, он будет нужен завтра, но можем подтянуть его на сегодня. Он живёт в «Билтморе».

— Давайте его, — сказал я. — Ещё у нас Друкер. Можем начать с этого.

— На сегодня ещё заявился детектив из округа Вентура, который арестовывал Сэма в прошлый раз, — сказал Сиско. — Гарри его уговаривал. Но повестки нет, так что поверю, когда увижу. Ещё у нас Мойра из «Красного Дерева» и эксперт по рогипнолу по повестке. Как только мы закончим тут, я проверю, кто уже в коридоре.

— А что с девушкой Оппарицио? — спросил я.

— Мы вручили ей повестку в ту же ночь, когда исчез Оппарицио, — сказал Сиско. — Она должна была приехать в четверг. Но теперь, после его смерти, она, скорее всего, исчезла. Мы переключили наблюдение с неё на самого Оппарицио, так что…

— …так что теперь не знаем, где она, — закончил я. — То есть на неё рассчитывать нельзя, если только она по чистой совести не решит выполнить повестку. Я бы поставил на это ноль.

— Зато есть ты, — сказала Мэгги.

— Я не собирался давать показания, — сказал я.

— Теперь, возможно, придётся, — ответила она. — Без живого Оппарицио, который мог бы подстраховать нас, нам, вероятнее всего, понадобишься именно ты, чтобы связать всё воедино перед присяжными.

— Если я выйду свидетельствовать, Берг вытянет всё: таблетки, реабилитацию, любую грязь, — сказал я. — Вся моя история окажется на виду.

— Я не переживаю, — сказала Мэгги. — Ты умеешь защищать себя.

Я помолчал ещё.

— Ладно. Начнём с Друкера, потом остальных, — сказал я. — Надеюсь, до меня очередь дойдёт не раньше завтра. Что насчёт агента Рут из ФБР?

— Я ей звонила, оставляла сообщения, — сказала Мэгги. — Буду продолжать.

Дверь открылась, и заместитель шерифа Чан просунул голову:

— Пять минут.

Я поднялся, но вспомнил ещё одну тему:

— А что с Милтоном? Мы получили записи телефонных разговоров? — спросил я.

— Да, я собиралась рассказать позже, — сказала Мэгги. — Не хотела добивать тебя ещё и этим. Мы их получили, но они нам не помогают.

— Почему? — спросил я.

— Он действительно получил сообщение в то самое время, когда его видно на видео, — сказала она. — Но это было от другого копа, который смотрел камеры в ту ночь. Тот просто спрашивал, во сколько они пойдут ужинать и куда.

— Может, они что-то подделали? — спросил я.

— Документы выглядят подлинными, — сказала Мэгги. — Проверить на фальсификацию можно, но точно не на этой неделе.

— Значит, от этого хода откажемся, — сказал я.

— Проблема в том, что Берг от него не откажется, — сказала Мэгги. — В рамках раскрытия информации она тоже всё получила. Можешь не сомневаться: она вытащит это в опровержение.