Джорджиана вместо Лилит. После всего, что миссис Дайер говорила насчет ее неблагонадежности и отсутствия таланта, притворяясь, что сочувствует мне. Здесь, видимо, примешивалось кое-что еще: плата за оказанную услугу.

– Джорджиана в качестве актрисы главных ролей, – мрачно повторила я. – Вот это новость! И как же вы объясните свой выбор труппе? Все решат, что вас с ней связывает какая‑то общая тайна. Что она оказала вам некую услугу.

Я внимательно смотрела на нее. Но если смерть Лилит и была подстроена ею, то в лице миссис Дайер не просматривалось ни намека на чувство вины; она считала, что Лилит, подобно злодею из какой‑нибудь пьесы, была достойна смерти.

У нее на лице появилась застывшая натянутая улыбка.

– Я понимаю, что потеря работы тебя расстроила, но для дерзости в свой адрес я не давала никакого повода.

– Поводов как раз предостаточно! После всего, что я для вас сделала… Вы не можете просто подобрать меня, а потом снова вышвырнуть. Мне нужна эта работа, миссис Дайер. Вы же знаете, что это так, поскольку иначе я не смогу остаться жить в своем доме. Пожалуйста, дайте мне время хотя бы до Рождества. Дайте мне время подыскать что‑нибудь другое. Пожалуйста.

– Я вроде бы с лихвой воздала тебе за все. У тебя нет права просить отсрочки. Благоразумная девушка начала бы искать работу еще во время летнего перерыва.

– Я горевала, – взмолилась я. – Мои чувства были расстроены. Я только что потеряла… – Мне не удалось договорить. Я толком не понимала, кем была для меня Лилит.

Миссис Дайер нахмурилась, будто мои страдания представляли собой какую‑то загадку.

– Да, похоже, Лилит околдовала и тебя. В конце концов ты превратилась в весьма чувствительную особу. Что ж, ты меня знаешь, Дженнифер. Мне приятно делать добро. Но здесь я в самом деле связана по рукам и ногам. Последнее слово за Джорджианой.

Сердце заколотилось у меня в груди. У меня в руках оставался лишь один козырь. Смогу ли я в самом деле пойти против нее?

– Надеюсь, вы передумаете, мадам. Мне кажется… у вас может найтись причина пожалеть о том, что уволили меня так быстро.

Ей, кажется, стало смешно.

– В самом деле?

– Раз уж мне придется обеспечивать себя как‑то по-другому… еще неизвестно, на что это может меня толкнуть. Какие истории я буду вынуждена рассказать. – Я изо всех сил старалась не сводить своего пристального взгляда с ее лица. Постепенно ее усмешка погасла. – Колонки светской хроники всегда рыщут в поисках скандала, правда ведь, миссис Дайер? И они платят. Я думаю, что, если меня выставят из «Меркурия» до Рождества, я буду просто обязана развлечь любителей театра каким‑то другим способом…

Взгляд, который она обратила на меня, мог бы прожечь металл.

– Ты меня разочаровываешь, Дженнифер. Я надеялась, что мне не придется опускаться до грубостей.

– Называйте это шантажом. Ибо это он и есть. И я не хочу прибегать к нему, но вы не оставляете мне выбора.

– Неблагодарность! – фыркнула она. – Я не думала, что ты на такое способна. После того, как я к тебе благоволила! Тебе еще понадобятся от меня рекомендации, когда бы ты ни ушла. Ты должна отдавать себе отчет в том, как ты со мной разговариваешь.

Глядя на нее, я не могла поверить, что передо мной стоит тот же человек, что и в нашу первую встречу. Казалось, я переодела ее для роли. Куда подевалась патронесса, сочувствовавшая мне и помогавшая моей семье?

– Я бы ни за что не причинила вам вреда. Но вы уже больше не вы, вы изменились…

– Я не изменилась, – сухо ответила она. – Я та самая женщина, что взяла тебя на работу. Не обманывай себя. Я с самого начала объяснила тебе, что намереваюсь сделать и в чем заключается твоя роль.

Я бы никогда не согласилась на убийство. Я уперла руки в бока.

– И что же вы собираетесь делать теперь?

– Создам лучший театр во всем Лондоне, – заявила она. – Театр, которым мог бы владеть Юджин Гривз, если бы только принял мое предложение.

Тикали напольные часы. По крайней мере я думала, что это они; это ведь могли быть и те самые часы. Миссис Дайер не носила их, как Лилит, но, похоже, Мельпомена все равно ее изменила, выставив напоказ все ее самые дурные качества.

Она покрутила кольцо на пальце, размышляя.

– Я не позволю тебе разрушить плоды моих усилий, особенно теперь, когда все зашло так далеко.

– Тогда позвольте мне остаться еще на некоторое время. Не увольняйте меня до тех пор, пока я не найду другое место, и я никогда не скажу ни слова о том, что мне известно.

– Хорошо, – произнесла миссис Дайер сквозь зубы. – Ты своего добилась. Можешь остаться до Рождества, но ни днем дольше.

Принимая во внимание второй из возможных вариантов, такой исход меня обрадовал. И она могла не волноваться на мой счет: я бы не задержалась там, чтобы лакействовать перед Джорджианой, дольше, чем было необходимо. Эти несколько месяцев и без того станут серьезным ударом по моей гордости.

– Спасибо, – натянуто ответила я. – Какая следующая пьеса?

При этом миссис Дайер слегка просияла.

– Это будет великое зрелище! Я сама ее выбрала: первая часть «Фауста» в переводе Баярда Тейлора [523].

– «Фауст»? – Я была уверена, что ослышалась. – Это ведь не то же, что… «Доктор Фауст»?

Брови миссис Дайер поднялись.

– Боже, Дженнифер, какое невежество! Конечно, это та самая легенда, что и «Доктор Фауст», но пьеса совершенно иная. Гёте, а не Марлоу. Она показалась мне достойной данью уважения Юджину Гривзу, коль скоро близится годовщина его смерти.

Я не могла найти подходящих слов. Такая пьеса не сделала бы Юджину Гривзу чести; лишь напомнила бы о его жуткой смерти. И как же Феликс Уитлоу? Он ведь, несомненно, откажется в ней играть?

– Это кажется мне признаком весьма дурного вкуса…

– Я не спрашиваю твоего мнения, – отрезала она. – Тебе нужна эта работа или нет?

Мне она была нужна, хотя я искренне желала, чтобы у меня такой нужды не было. Я должна была сделать так, как сказала миссис Дайер: собраться с силами и за лето найти себе новое место. Мне следовало понимать, что Джорджиана потребует своего.

Мне казалось зловещим знаком, что моей карьере в театре суждено было закончиться той же историей, с которой она началась: о сделке с дьяволом.

Homo fuge.

Теперь я понимала всю затруднительность положения, в котором оказался доктор Фауст. Мир становился местом страданий, и бежать было некуда.

Я заставила себя прочитать пьесу. Миссис Дайер не соврала: эта версия отличалась от «Доктора Фауста». Она была более зрелищной и сентиментальной. Здесь потребуется вдвое больше людей для хора ангелов и учеников, не говоря уж о слугах, которые тоже поют и танцуют, кружащих на метлах ведьм и гостей на сказочной свадьбе. Театральные эффекты куда сложнее того, что «Меркурий» ставил раньше.

– Феликс Уитлоу хочет позаимствовать нашу собаку, – сообщил мне Оскар, когда в следующее воскресенье мы вместе с Доркас сидели в гостиной. – В начале его персонаж перевоплощается из пуделя в дьявола. Думаю, Лилит бы это понравилось – увидеть Эвридику на сцене, как ты думаешь?

При упоминании ее имени Эвридика навострила уши.

Я не была уверена, что это хорошая идея.

– Не опасно ли Эвридике появляться в театре? Миссис Дайер не из тех, кто прощает обиды. Она способна причинить вред несчастному животному только потому, что его хозяйкой была Лилит.

– Я за ней присмотрю, – пообещал Оскар. – Теперь она наша собака. Если повезет, я научу ее кусать Джорджиану.

Наш смех прозвучал фальшиво. Мы не могли расслабиться в достаточной степени, чтобы веселиться по-настоящему.

– Мне не верится, что ты снова идешь туда, – сказала Доркас с серьезным видом. – Ноги моей не будет ни в одном театре до конца моих дней.

В конце этого повествования Фауст по крайней мере не умирал. Вместо этого Мефистофель сжимал плечи доктора своими когтями и уносил его на своих кожистых крыльях.