– Может, ты бы избавила нас от этих мух, если бы стала кухаркой, Нелл? Можно, например, купить липучки и развесить их по кухне. Они продаются буквально за углом. – Билли открыл дверцу шкафа и достал из нее жестянку с чаем. – Я думаю, что ты могла бы работать именно кухаркой. Ты хорошо готовишь и управляешься на кухне.

Все это выглядело так странно и нелепо… Словно один из моих больничных полубредовых снов под воздействием опиума. Мы что, действительно добровольно согласимся быть в услужении в том доме, где живет Кейт?

Нелл внимательно следила за руками Билли.

– А я-то думала, что ты угостишь нас своим знаменитым какао! – съязвила она.

Билли рассмеялся, ставя на огонь воду. Но смех этот был не тот, к которому я привыкла. Было в нем что-то неестественное.

– Учти, это первый и последний раз, когда я подаю чай тебе! Если ты поступишь ко мне в услужение, то всегда будет ровно наоборот! – сказал он.

– А кто тебе сказал, что я уже согласилась работать у тебя? Я еще в раздумьях.

Я чувствовала себя третьей лишней. Когда вода наконец закипела, атмосфера между ними уже накалилась до предела. Я представила себе их обоих маленькими детьми. Вот они играют на площадке детского приюта. А потом попадают в дом Метьярдов, вместе, рука об руку, как брат и сестра. Неудивительно, что Нелл сейчас так негодует. Как ей, должно быть, было больно видеть, что ее друг детства влюбился в ту, которую она так ненавидит? Но разве не больнее во сто крат ей теперь, когда этот друг детства предлагает пойти к нему в услужение?

– А я что буду делать? – спросила я Билли. – Натирать до блеска твое столовое серебро?

На этот раз Билли улыбнулся своей привычной милой улыбкой:

– А вот и не угадала, Рут! Я думал, ты станешь горничной Кейт.

Что?! Он это серьезно?! Надеюсь, он шутит. Я бы, конечно, многое отдала за то, чтобы иметь возможность спать в чистом и теплом месте, но это… Это уж слишком!

– У тебя ведь так хорошо получается шить, латать и все такое прочее… – безмятежно продолжал Билли, помешивая чай.

Мне казалось, что мои внутренности наматываются на эту чайную ложку.

– Рут, ведь из тебя получится отличная горничная, не правда ли? Конечно, надо сперва найти твою маму!

Он повернулся к нам с чашками горячего чая. Нелл хмуро посмотрела в свою чашку.

Мне показалось, что это был лучший чай в моей жизни. У меня давно пересохло в горле. И я вдруг поняла, что уже не уверена, что хочу отказаться. Мое тело рассуждало не так категорично, как разум. Перспектива пить каждый день ароматный чай и сытно есть была так заманчива…

– Спасибо, – сказала я, в следующий же миг устыдившись своей благодарности.

– Ну вот, – проговорил Билли, сцепив на груди руки, – пойду-ка я теперь займусь нашей лошадкой. Думаю, Кейт придет сюда и поговорит с вами, как только она…

Он не смог подобрать нужного слова. Уместно ли здесь слово «скорбеть»? А если нет, то как описать ее состояние? Что она чувствует сейчас, в тот день, когда повесили ее мать? Билли тоже не знал ответа на этот вопрос: он просто вышел из кухни, не закончив фразу.

Мы с Нелл сидели на кухне в неловкой и гулкой тишине. Я уставилась на свою кружку и смотрела, как от нее поднимается пар. Между рамами окна билась очередная муха.

– М-да… – протянула Нелл, – горничная мисс Кейт… Забавно!

Я сделала большой глоток чая. Он был таким вкусным! От этого смеяться над предложением Билли и отвергать его было еще труднее.

– Представляешь? Я бы утыкала булавками все платья Кейт. А ты смогла бы плевать ей в суп.

Нелл едва заметно улыбнулась.

– И все же… это работа.

Я вытянула свою больную ногу. Вкусный горячий чай, слова Нелли, обворожительная улыбка Билли – все это затуманивало мое сознание. Но нет! Нет и нет! Я просто не могу снова быть на побегушках у Кейт! После всего, что произошло? Или все же…

– Может, поищем место где-то еще? – неуверенно произнесла я. – Ты сказала, что тебе отказали во всех ателье. Но мы же не пробовали наняться горничными.

Нелл с сомнением посмотрела на свои руки, вцепившиеся в кружку горячего чая. Они были все исцарапаны. Грязь въелась глубоко в кожу. Под обломанными ногтями чернота. Девушку с такими руками никто не подпустит к своему дому и на пушечный выстрел, не говоря уж о том, чтобы доверить ей разбирать белье.

– У нас ведь с тобой нет такого опыта… А почти все требуют рекомендации!

Она права. Еще одна дверь захлопнулась прямо у меня перед носом. Да, я сбежала из дома Метьярдов, но так и не стала свободной! Я просто попала из одной западни в другую. На этот раз ловушка называется «нищета». Даже не та бедность, которая позволяла мне с родителями вести хоть и очень скромную, но все же человеческую жизнь, а безысходная и беспросветная нищета.

– Я просто думаю… Ох, не знаю, смогу ли я одевать ее, расчесывать ее паршивые волосы… – призналась я Нелл в своих сомнениях.

Она поймала мой взгляд, и ее лицо исказила гримаса отвращения:

– Фу, я бы тоже не смогла. Может, я слишком разборчива… Но… Понимаешь, я просто не знаю, что нам делать.

Меня бросило в дрожь, когда я только на миг представила себе Нелл под очередным мужчиной… Нет, я не способна обречь ее на это! А сама я этим вряд ли смогла бы много заработать. Сколько себя помню, мне всегда говорили, что я уродина. Так что за одну ночь я не заработала бы и половины того, что заплатили бы Нелл.

– Давай скажем Билли, что нам нужно время обдумать его предложение, – сказала я наконец. – Тогда мы сможем вернуться к нему, если будем совсем в отчаянном положении.

Нелл кивнула. Она изо всех сил старалась держаться.

Хотя… Разве мы не в отчаянном положении прямо сейчас?

Продержались мы недолго.

Мы стучались во все двери, но с нами не желали даже разговаривать. Одна из горничных вдруг сказала, что могла бы предложить нам работу: мыть кухонную посуду и ночные вазы. Она впустила нас в дом и сообщила, что пойдет позовет свою хозяйку, чтобы та могла поговорить с нами. Но она, конечно, прекрасно знала, что ее хозяйка прибежит сама.

И действительно, вскоре мы услышали, как та сбегает по лестнице. Женщина настолько торопилась, что чуть не скатилась с лестницы кубарем. Она вытаращилась на нас:

– Это что – действительно вы? Те самые, из дома Метьярдов?

Ее не интересовало, умеем ли мы хорошо мыть посуду и есть ли у нас рекомендации. Ее вопросы были гораздо более бестактными: «Расскажите, как она била вас!», «А она никогда не… приставала к вам?», «А ту темнокожую девочку вы хорошо знали?», «А разве вы не чувствовали неприятного запаха на кухне?»

Да, миссис Метьярд вела себя еще хуже, но она была просто психически больной. Эта же оказалась бессердечной тварью.

– Мы пришли к вам не для того, чтобы говорить об этом, – сухо ответила я. – Нам нужна работа!

Но эта сволочь была готова нанять нас только при одном условии: если мы обязуемся по первому требованию развлекать ее гостей рассказами о нашей жизни у Метьярдов. И чем ужаснее будут подробности, тем лучше. Другими словами, нам предлагали променять на звон монет наше достоинство и память о Мим, чтобы щекотать нервишки господ и дам.

Нелл молчала, словно обдумывая предложение этой бездушной дамы.

– Об этом не может быть и речи! – отрезала я со всем достоинством, на которое только была способна в тот момент. Я резко встала, больная нога подкосилась, но мне удалось удержаться. – Да, нам очень нужны деньги, но мы не готовы продать за них наши души. Всего вам хорошего! Пойдем, Нелл!

Позже я пожалела об этом. Ведь на самом деле я уже не могу быть такой непреклонной, какой хотела показаться ей. Изо дня в день мы искали мою маму где только могли – но безрезультатно. А к вечеру нас одолевал такой голод, что мы были вынуждены попрошайничать. Ночи превратились в сплошное мучение, спать мы почти совсем не могли. А потом случилось самое ужасное.