– Ты! – моргнула я.

– А кого миссис Метьярд любит больше всего на свете?

– Кейт? – спросила я с неуверенностью, потому что за все это время я не увидела большой привязанности и любви между миссис Метьярд и ее дочерью.

– А кому достанется любовь Кейт?

Я выдернула свою руку из его руки:

– Ее мужу!

– Так вот, миссис Метьярд может считать себя умнее всех, но это не так. Я заберу у нее любимую и единственную дочь, а впоследствии и магазин. Я отомщу ей, Рут, за все сразу. И для этого мне вовсе не понадобится махать кулаками.

Возможно. Но я сама жаждала другой мести. Мне хотелось просто распять миссис Метьярд.

Я желала видеть, как она страдает.

Хэзерфилд лежит за крутыми холмами, довольно далеко от города, и дороги частенько размывает, поэтому, если бы не приглашение, мы вряд ли бы решились на поездку. Тем более последние две недели шли дожди, и папа волновался за лошадей. Не дай бог, одна из них подвернет ногу в этой грязи. Но, к счастью, его опасения не оправдались. Мы прибыли вчера в целости и сохранности, и лошади тоже не пострадали. Хотя от многочасовой тряски голова, конечно, побаливала.

Но стоило нам только взглянуть на этот роскошный особняк, как мы поняли, что проделали свой путь не зря. Все те дифирамбы, что мы слышали в адрес этого имения, не были преувеличением. Каменное здание, выдержанное в серо-бежевых тонах, с крышей, покрытой прелестной красной черепицей, очень напоминало шато – французскую загородную усадьбу. Дорожки были засыпаны гравием, а перед особняком располагался шестиугольный пруд. Но эти творения рук человеческих были очень удачно вписаны в местный пейзаж. Бескрайние поля и долины удивляли своей упоительной естественной красотой, утопая в зарослях розово-лилового вереска. Усадьба носила свое название по праву [497]. Вереск как раз начинал цвести. Я почувствовала его тонкий аромат, когда папа помогал мне выйти из коляски.

– Мне кажется или ты действительно ошеломлена этой роскошью и красотой?

– Да, папа, очень красиво, – искренне ответила я.

– И все это однажды будет принадлежать сэру Томасу…

Я оставила эту реплику отца без ответа, потому что была всецело поглощена своей юбкой, которую приходилось придерживать, так как она задиралась при каждом шаге по усыпанной гравием дорожке. Зря я выбрала для дороги платье с такой пышной и легкой юбкой.

– Сэру Томасу? – все-таки ответила я. – Неужели?

– Ну а почему нет? У леди Мортон ведь нет детей.

– Да, но ведь имение это она получила в своем последнем браке! Я полагаю, есть закон или какая-то оговорка о том, что имущество должно наследоваться родственниками мужа.

– Я не уверен, что таковые имеются, Дора. Титул ведь никто не унаследовал, в конце концов!

И мое воображение вмиг нарисовало наиболее вероятные последствия моего безрассудного решения: я в роли леди Бигглсуэйд, хозяйки усадьбы Хэзерфилд, выглядываю из стрельчатого окошечка вон той башни. На мне роскошное платье, дополненное увесистым колье с бриллиантами, и я с тоской смотрю на эти живописные холмы, горюя о своей безвозвратно утраченной любви.

Картина довольно романтичная, но только ужасно глупая. Да я умру здесь от тоски!

Быть женой состоятельного, но нелюбимого человека – это, наверное, все равно что увязнуть в болотной трясине. Это постоянное ощущение медленного, но неотвратимого погружения на дно. Жизнь в роскоши засасывала бы меня все сильнее. Я стала бы такой же чванливой пустышкой, как все эти леди вокруг меня. Такой же, как папа или – не дай бог! – миссис Пирс.

Только с Дэвидом я смогу сохранить желание стать лучше, заниматься делом и помогать ближним.

Мы дошли до большой арочной двери, обитой кованым железом. Она открылась за несколько секунд до того, как мы вознамерились постучать. За ней выстроились в ряд лакеи в париках и пурпурных ливреях. Они одновременно поклонились нам, а затем самый высокий произнес:

– Соблаговолите пройти сюда, пожалуйста! Сэр! Мадам!

Большего контраста с грязной и вонючей долговой тюрьмой я и представить себе не могла! Вокруг мебель цвета каштана с позолотой, канделябры и написанные маслом портреты в полный рост. Будучи единственной наследницей, я всегда жила в уюте и комфорте. Но Хэзерфилд совсем другое: все здесь очень элегантно и как-то радостно. И теперь мне стало понятно, почему леди Мортон не желает покидать своего имения, вне зависимости от сыпи на коже.

Нас проводили в гостиную, выдержанную в медовых тонах. На окнах позолоченные ручки. Потолок украшен фризом. Сэр Томас и леди средних лет с одутловатым лицом поднялись с соседних кресел, чтобы приветствовать нас.

– Прошу вас простить мою сестру, – сказал сэр Томас с коротким поклоном. – Она спустится к нам немного позже.

Я взглянула на стоящую рядом с сэром Томасом даму. Она скрестила руки и отвела взгляд. На ней было довольно красивое платье, только слегка старомодное: такие носили пару сезонов назад.

Сэр Томас позвенел цепочкой от часов. Я откашлялась.

– Ах да! – спохватился он. – Конечно! Я же не представил вас. Мистер Реджинальд Трулав. Мисс Доротея Трулав. Мисс Сельма Поттс.

– Позвольте поинтересоваться, кем вы приходитесь нашим замечательным друзьям? – спросил мой отец, целуя ее руку.

Мисс Поттс слегка зарделась:

– О нет, я им не родственница, я компаньонка леди Мортон.

Услышав это, папа потерял к ней всяческий интерес.

А мне, наоборот, было очень любопытно пообщаться с этой женщиной перед встречей с одиозной леди Мортон. Насколько я смогла разглядеть голову мисс Поттс, часть которой была спрятана под кружевным чепцом, зона скрытности у нее очень маленькая, так что она наверняка не прочь посплетничать.

Папа и сэр Томас уселись в кресла и принялись болтать о гончих собаках и еще о чем-то, мало мне интересном, а мы с мисс Поттс устроились поближе к камину. Иногда я позволяла себе украдкой взглянуть на сэра Томаса. Он же ни разу не поднял на меня свои вечно заспанные глаза. Бедный папа, он явно преувеличил его увлеченность мной!

– Мне так жаль, что леди Мортон не смогла сразу встретить вас, – сказала мисс Поттс. – Очень неловко. Но она вообще-то довольно замкнутый человек, понимаете. И к тому же… Ей требуется много времени, чтобы одеться и привести себя в порядок. – Сказав это, она слегка закусила губу, словно сболтнула лишнего.

Я склонилась к ней.

– Понимаю, о чем вы, – осторожно ответила я. – Это ведь… Сэр Томас обмолвился тут ненароком… У нее что-то с кожей, да?

Мисс Поттс почесала шею и нервно засмеялась:

– О да! Как хорошо, что вы уже в курсе дела! Мы все очень беспокоились, не испугает ли вас ее вид. Бедняжка пудрится и пользуется различными средствами, но это все равно ужасно! А ведь она такая красивая!

Насколько я помню, красавицей леди Мортон никогда не была. Хотя, возможно, ее баснословное богатство обязывало общество называть ее таковой. Думая так, я тем не менее понимающе закивала, давая понять, что осознаю всю глубину трагедии леди Мортон.

– Простите мой бестактный вопрос, но… Не установлена ли причина появления этих симптомов? Может, у леди Мортон были какие-то проблемы со здоровьем?

– Нет, ничего такого. Она ничем не болела, и вдруг это началось, совершенно внезапно. У нее было множество докторов, но ни один так и не смог определить причину болезни. Они называют эту болезнь «Антонов огонь» [498], но леди Мортон, увы, не помогает ни одно из предложенных ей лекарств.

– Даже не знаю… Это, конечно, глупая идея, но, может быть, эти симптомы появились после ношения какого-то конкретного предмета одежды?

Мисс Поттс поправила свой кружевной чепец:

– К сожалению, нет. Я понимаю, о чем вы говорите. Мы все тоже думали, что так она реагирует на какую-то ткань или еду. Мы пробовали исключать разные продукты и ткани – но все напрасно!