Ты знаешь, Ванда, я мог бы проучить и того выскочку-старшеклассника, что чуть не испортил тебе выпускной вечер. Я мог бы пойти на многое, лишь бы завладеть твоим чудесным образом. Твоим хрупким телом, буквально созданным для меня.

Она поднимает взгляд и несколько долгих мгновений смотрит в камеру, заставляя меня искривить губы в довольной ухмылке. Не верю, что Ванда могла найти камеру в своей комнате, иначе от нее давно уже не осталось и следа. Однако забавно, что она сумела почувствовать мой интерес даже на расстоянии. Увлекательно, правда, дорогая? И я наклоняюсь вперед, чтобы рассмотреть ее поближе.

Серебристая прядь волос спадает на лицо, тонкая пижама почти ничего не скрывает – ни острые выступающие ключицы, ни напряженные соски, ни разведенные в стороны бедра. Не знай я Ванду так хорошо, подумал бы, что листает она далеко не новостную ленту. Такая сломанная девочка, как она, не стала бы развлекаться в одиночестве, правда?

По телу пробегает приятное напряжение – хочется прикоснуться к ней сквозь экран и показать, какими бывают бессонные ночи и сколько всего можно попробовать лишь за одну из них. Поставив ноутбук на подлокотник кресла, я прикрываю глаза. Из темноты мгновенно выступает до боли знакомая пустошь в пригороде неподалеку от Лос-Анджелеса: сплошные камни да песок, не считая нескольких деревьев. Но как чудесно смотрелось бы изящное тело Ванды на одном из этих камней.

Стоит представить, как она извивается в моих руках, как противится веревкам и выплевывает оскорбления одно за другим, и напряжение становится куда более ощутимым. В брюках уже слишком тесно и горячо. Я мог бы вонзить иглы в каждый дюйм ее бледной кожи, слизывать кровь с ее тонких губ и буквально слышать, как бьется ее сердце. От страха. От желания. От возбуждения. Ванда была бы просто прекрасна в моих руках.

Молния поддается с первого раза, и уже через пару мгновений я обхватываю член рукой. Моя милая муза на экране ноутбука отбрасывает телефон в сторону и нервно постукивает пальцами по покрывалу. Поглядывает то в окно, то на дверь, а потом вновь встречается со мной глазами, и сквозь экран они кажутся почти черными. Хочу, чтобы она не сводила с меня взгляд и умоляла сделать ей до приятного больно, просила бы отпустить, но стонала бы, готовая сделать что угодно.

Что угодно, только бы остаться рядом. Правда, дорогая Ванда?

Я скольжу ладонью вдоль ствола, сжимая член сильнее, а дыхание тяжелеет с каждой секундой. У моей милой музы столько шансов продержаться рядом со мной дольше одной ночи, что это сводит меня с ума. Что, если она разочарует меня в нашу первую встречу? Что, если она не выдержит и сдастся, как десятки слабых дурочек до нее? Приоткрываю губы и вновь закрываю глаза, чтобы насладиться образом другой Ванды.

Ее хриплыми криками, будоражащими нутро; ее строптивостью и податливостью, которые так причудливо в ней сочетаются; сладковатым вкусом ее крови. Достаточно лишь представить, как она выгибается под моими прикосновениями и стонет от боли вперемешку с удовольствием, и я всем телом вздрагиваю от наслаждения. Никогда еще оргазм не был настолько ярким, когда рядом нет милой темноволосой девчонки.

Ты по-настоящему особенная, моя милая муза, и только попробуй разочаровать меня.

Ладонь до противного липкая, брюки можно сразу же отнести в прачечную или хотя бы бросить в ванной комнате, а вместо этого я продолжаю наблюдать за темным силуэтом Ванды в ее тесной комнатушке в Рокфорде. Камера не улавливает звук, но я спорить готов, что она всхлипывает: уткнулась лицом в подтянутые к груди колени и подрагивает, вцепившись пальцами в покрывало. Не плачь, дорогая, до нашей встречи осталась лишь пара дней. Ты справишься.

И я тоже справлюсь. Не впервой укрощать собственное нетерпение и ждать, как затаившийся перед прыжком леопард. На этот раз добыча стоит любого ожидания, и если такая девушка, как Ванда, не сумеет вдохнуть в меня новую жизнь, то не сумеет никто. Если же сумеет… Ох, если Ванда справится, я брошу к ее ногам весь мир и даже больше – всю ту красоту, которую окружающие попросту отказываются замечать.

Яркую. До отвращения греховную. Полную сводящей с ума боли и настоящей любви.

В последний раз улыбнувшись себе под нос и захлопнув ноутбук, я все-таки иду в душ. Два дня. Два дня до церемонии посвящения в студенты академии Белмор, где Ванда наконец кое-что поймет.

Всего два.

Академия Белмор – все равно что чертов Хогвартс в пригороде Лос-Анджелеса. Три здоровенных корпуса, похожих на старые английские замки, и просторный внутренний двор: идеально-ровный газон, несколько аллей и настоящий парк, больше напоминающий лабиринт. Так и вижу, как детишки богатеньких родителей чинно расхаживают туда-сюда по вечерам и обсуждают, какую машину лучше купить для поездок домой – элитный спорткар или что-нибудь попроще, например «Порше».

Впрочем, на церемонии посвящения вокруг меня не мажоры с задранными до небес носами, а вполне обычные на первый взгляд ребята. Девчонка с выкрашенными в ярко-розовый цвет волосами, понурый сутулый парень с тяжелой сумкой и его не в меру надменный дружок. Вот он и впрямь похож на сынка богатого папочки, который в престижную академию попал только потому, что родители не оставили ему выбора. И если с такими все понятно, то что насчет меня? Я-то что здесь делаю?

На невысокой сцене перед парадными дверями стоят несколько человек: как я поняла, это ректор академии и несколько преподавателей. Строгая женщина с убранными назад рыжими волосами и высокий мужчина с миндалевидными зелеными глазами. Ректор называет студентов по именам, приглашает подняться на сцену и вручает первокурсникам значок, ключ от комнаты в жилом корпусе и устав академии. Ничего необычного, но я вновь и вновь ловлю на себе заинтересованный взгляд зеленоглазого мужчины. Да что с ним не так?

Или со мной? Я незаметно осматриваю свое простое черное платье – единственное приличное, что можно было надеть на церемонию посвящения, – но с ним вроде бы все в порядке. Украдкой поправляю прическу и пододвигаю стоящую на земле сумку поближе. А он все смотрит и смотрит. Едва заметно улыбается и на мгновение оттягивает ворот кофейного цвета водолазки, будто нервничает или что-то предвкушает. Понятия не имею, кто это, но он явно моложе своих коллег.

А еще он мне уже не нравится.

– Кейт Харрис, прошу, – громогласно объявляет ректор, и мимо меня на сцену проталкивается та самая девчонка с розовыми волосами.

Улыбается во весь рот и не говорит ни слова, только забирает свои вещи и машет остальным студентам, прежде чем сбежать со сцены и скрыться позади. Интересно, в уставе хоть написано, как пройти к жилому корпусу? И какой из них жилой? Выглядят абсолютно одинаково, куда ни глянь: высокие здания в готическом стиле, небольшие башенки с острыми крышами по краям и замысловатая лепнина. Не хочу даже думать, сколько денег ушло, чтобы отгрохать такие вместо нормального кампуса.

Еще несколько ребят поднимаются на сцену после Кейт – кто-то произносит благодарственную речь, а кто-то молча уходит. Черт, скорее бы уже отстреляться и завалиться спать, иначе я просто сойду с ума. И так-то с трудом помню последние дни в родном Рокфорде. Бесконечные визиты полиции после убийства отчима, слезы матери и собственный страх. Понятия не имею, кто писал мне весь этот месяц, но я не хотела бы встретиться с ним лицом к лицу. Да и не было этого. Ничего не было – ни ублюдка отчима, ни незнакомца, ни залитой кровью гостиной, ни конверта.

Только письмо из академии Белмор и экзамены, которые я с трудом сдала. Но все к лучшему, правда? Рокфорд остался далеко позади, теперь у меня впереди светлое будущее, и даже если меня выпрут из академии раньше, чем я успею ее закончить, домой я не вернусь. Мать справится без меня. Пусть снова выходит замуж, не замечает очевидного и боготворит сомнительных мужиков, с которыми лучше вообще не пересекаться, не говоря уже о том, чтобы водить их к себе домой.