Она переглянулась с мужем, а потом уже мягче проговорила:

– Ну хорошо. Идите, Матиас вас ждет.

Пьетро поднялся в комнату мальчика. Тот сидел в кровати, привалившись спиной к стене. В руках он держал какую-то портативную видеоигру, однако то и дело клевал носом; глаза были красные от недосыпа. Рядом на одеяле лежал камушек-талисман.

– Доктор Джербер! – радостно воскликнул Матиас.

– Я малость опоздал, извини меня, пожалуйста, – сказал Пьетро шутливым тоном, снимая плащ и кладя его на стол.

– Вы приехали помочь мне заснуть? – доверчиво спросил мальчик, откладывая в сторону игрушку.

– Ну конечно, – кивнул Пьетро, вытаскивая из кармана метроном.

Нетерпение гипнотизера переросло едва ли не в нервное возбуждение. Перед новой встречей с Молчаливой Дамой он не хотел терять ни минуты. О чем только что сказал Сусане.

Мальчик послушно исполнил приказ укрыться, лечь поудобнее и закрыть глаза. Пьетро поставил стул напротив кровати, сел. Маленький пациент заснул почти мгновенно, а вскоре вошел в фазу быстрого сна. Пальцы ребенка разжались, камешек выпал на одеяло. Включенный метроном стучал в медленном, успокаивающем ритме, на который должен был настроиться мозг ребенка.

– Я хочу, чтобы ты вернулся в ту квартиру, – сказал Джербер.

– Сейчас вечер, Молчаливая Дама сидит за столом в кухне и пишет в тетради, – описал мальчик уже привычную сцену.

– Подойди и прочитай, что она пишет.

Через некоторое время Матиас произнес:

– Что Огромный Таракан не умер.

Сначала Молчаливая Дама была Молчаливой Девочкой. С той самой грозовой ночи, когда, произнеся слово «туфля», она замолчала навсегда.

Мама пытается заставить ее заговорить, дочка старается изо всех сил и не может. Слова не выходят из нее, будто в горле невидимая пробка. Всякий раз, когда она пытается что-то сказать, слова налетают на преграду и разбиваются вдребезги, превращаясь в нечленораздельные звуки, как будто их издает неведомая зверушка, вроде кошки с птичьими крыльями, крысиным хвостом и утиным клювом.

Немотой дело не кончилось. Вроде бы все как прежде, словно ничего и не случилось, но на деле не так. Многое изменилось, начиная с мелочей. Девочка больше не выходит в сад, только смотрит из окна. Вновь посаженные помидоры сгнили на корню, пришлось их выполоть. По ночам из сада слышатся топот и шуршание, словно кто-то там бродит. Девочка думает, что это Таракан выкарабкался из могилы и теперь ищет, как бы проникнуть в дом. Потом она вспоминает, что мама распилила его на куски. Может, из-под земли вылезла только его рука? Пальцы цепляются за траву, и она ползет, ползет, как паук, начинает царапать ногтями дверь… Хочет, чтобы ей открыли, хочет еще раз погладить девочку по щеке.

Мама теперь всегда улыбается, даже в одиночестве. Девочка, стоя за ее спиной, видит улыбку по натянутой коже на шее. Та застыла на мамином лице. Как-то вечером мама чистила морковь и сильно порезалась, но вместо гримасы боли на лице отразилась все та же улыбка. Мама стала похожа на вечно счастливую куклу. Девочка не знает, что это значит. А еще они больше не делают лимонад и не пользуются морозилкой.

На исходе лета мама начинает кашлять. Совсем немножко, словно в горле чуть-чуть першит. Постепенно кашель усиливается, делается грудным. И вот уже она кашляет почти непрерывно, даже ночью. Сгибается пополам от приступов. У нее болят ребра, а на спине большой синяк. Лежа в кровати, мама все время ворочается, пытаясь устроиться так, чтобы не испытывать боли. Она вся измучилась. Девочка не решается спросить, что с ней такое, но на самом деле она и сама знает. Это наказание за то, что мама приникла ко рту мертвого Таракана и забрала его последнее дыхание.

Наступает осень, а с ней холода. Кашель иссушил женщину. Она так исхудала, что вот-вот переломится, будто тростинка, и почти не встает с постели. Девочка хочет вызвать врача, но мама не разрешает.

Вечер. Поднялся сильный ветер. Ставни хлопают, деревья в саду шумят и скрипят. Мама зовет дочку в постель, укладывает рядом с собой. Она должна сказать ей что-то важное. Что-то очень страшное. Говорит, что Огромный Таракан не умер. Рано или поздно он вернется и будет возвращаться снова и снова.

Ничего подобного девочка не ожидала. Как так? Это же ужасно! Мама велит быть очень осторожной, потому что скоро ее, мамы, не станет и она не сможет больше защищать дочку, той придется самой позаботиться о себе. Девочка очень расстроена. Вернувшись в свою комнату, она всю ночь не смыкает глаз. Ветер все неистовствует, кружит мысли в голове, точно палые листья. На рассвете девочка засыпает.

Когда она просыпается, ветра нет и мама больше не кашляет. Ветер унес мамину душу. Девочка плачет не переставая, никак не может успокоиться. Плачет беззвучно. Сначала она пыталась разбудить маму, а теперь просто сидит у постели. Запах уже не особенно мешает, а вскоре она вовсе перестает его чувствовать. Сначала мама лежит белая и холодная. Постепенно ее лицо раздувается, лиловеет. Девочке не хватило храбрости закрыть ей глаза, теперь они вылезают из орбит. Глаза – единственное, что не изменилось. Добрые карие глаза самой красивой мамы на свете.

Наконец кто-то замечает, что девочка не ходит в школу. Приезжают узнать, все ли у них хорошо. Прошло уже три недели, и все совсем, совсем не хорошо. Люди, нашедшие девочку рядом с телом матери, заваливают ее вопросами. Она слышит, что они говорят, но ответить не может. Они думают, что девочка онемела, когда мать умерла у нее на глазах. Они ничего не знают про Огромного Таракана и про то, что он лежит в саду под бывшей помидорной грядкой. А вдруг он правда не умер? «Он вернется».

Девочке говорят, что ей нельзя больше жить в этом доме, и увозят против ее воли. Теперь она живет в приюте вместе с другими сиротами. За ними приглядывают монахини. Девочка не говорит и поэтому не может ни с кем подружиться. Она всегда одна, ей хочется целыми днями лежать в кровати и спать.

Ей не нравится в приюте. Сестры вроде бы не злые, только заставляют молиться и наказывают, если она не делает, что велено. А вот дети очень злые. Они украли все ее вещи, и теперь у девочки ничего нет. Они издеваются над ней, пугают, что перережут горло или выбьют зубы. Она то и дело получает от кого-нибудь подзатыльник или пинок под зад, но даже не оборачивается посмотреть, кто ее ударил. А они хихикают и шипят, приложив палец к губам: «Ш-ш! Ш-ш! Молчи, девчонка!» Знают, что она не пожалуется монахиням.

В приют приходит священник служить мессу. Он старый, вечно простуженный. Всякий раз он говорит кому-то из детей, чтобы тот исполнял роль служки. Мальчик или девочка – ему без разницы, главное, чтобы знали, как налить вино и воду в чашу и когда нужно позвонить в колокол, чтобы паства преклонила колени. В тот день священник выбирает девочку. После мессы он приказывает ей идти за ним в ризницу, а там – сесть к нему на колени. Девочка не хочет, однако не знает, что делать.

Он трогает ее лицо. У него потные ладони. Девочке становится очень страшно. Священник пытается приласкать ее, и тогда она его узнает. Никакой это не священник, это Таракан. Точно такое же прикосновение. Мама была права. Таракан вернулся, просто теперь он старше и лицо другое. Его нежности ей совсем не нравятся. Противно, что, трогая ее, он бормочет об Иисусе и святых. А еще шмыгает носом и часто отхаркивается.

Перед смертью мама сказала девочке, что ей придется самой себя защищать, только не сказала как. Хорошо бы подсыпать яда ему в воду или вино, да где его взять? Приходится терпеть. От тараканьих поцелуев ее бросает в дрожь. И он заразил ее своей простудой.

Простуда долго не проходит, а затем перерастает в воспаление легких. Девочку отвозят в больницу. Там получше – ни священника Таракана, ни злых детей и строгих монахинь, которым нет до нее дела. Но ей все равно очень плохо. Девочка молча молит Бога о смерти. Тогда она сможет встретиться с мамой. Ведь та, в отличие от Таракана, не вернулась.