Очень скоро я получила ответ на этот вопрос.
Следующий день начался точно так же, как предыдущий: подъем с рассветом, ожидание щелчка замка в двери, пустые ведра. Единственное, что его отличало, – состояние моей души. Будто что-то сломалось внутри меня. Я просто не могла спокойно смотреть на страдания Мим.
Я помогла ей раздеться перед мытьем. Запекшаяся кровь пристала к ее телу вместе с тканью грубой серой ночной рубашки. На плечах было много старых, уже побелевших шрамов. Получается, ее вчера били не в первый раз. А кто же помогал ей до меня? Или она справлялась в одиночку?
Кроме меня, никто не выразил сочувствия Мим. Ни словом, ни вздохом, ни слезинкой. В этот момент я в первый раз решилась рассмотреть их всех – нагих, какими они были, пока мылись. Но то, что я увидела, поразило меня в самое сердце.
У каждой из них на плечах были такие же шрамы.
19. Рут
Мы сидели на кухне и доедали завтрак. Я проглотила свой за пару секунд и снова вспомнила дом…
Да, мы были очень бедны. Но все же куски хлеба, что мама подавала нам, были толще. Теми, что выдавались нам у Метьярдов, можно было досыта накормить разве что воробышка. Если бы он, конечно, не побрезговал.
Я залпом допила то пойло, что здесь называют чаем, и едва успела поставить чашку на стол, как раздался еле слышный стук.
Тук-тук-тук.
– Кто-то из торговцев пришел, – громко сказала Нелл.
Мим презрительно поморщилась.
– Давай живее, Мириам! – поторопила ее Айви. – Опять отлыниваешь?
– Я открою! – сказала я и решительно направилась к двери, пока никто не успел остановить меня.
Пол, покрытый плиткой, был еще влажным. Я шла осторожно, чтобы не упасть, и вспомнила, как первый раз вошла сюда вместе с мамой. Мне казалось, что это было лет десять назад. Помню, как я поморщилась от противного запаха, когда мы оказались в этой комнате.
Кто там, за дверью? Вдруг это моя мама? Вернулась, чтобы сказать миссис Метьярд, что совершила ошибку и хочет забрать меня?
Молясь всем богам, чтобы это было именно так, я открыла дверь.
Но это оказался Билли Рукер.
Полагаю, вы читали о нем в газетах. Может быть, даже видели гравюры с его портретом.
Не могу сказать, что он был красавчиком. Черты его лица казались скорее резкими, но именно поэтому привлекательными. Взъерошенные волосы выбивались из-под кепки. Но что поражало, так это его глаза: огромные и синие. Они были такого глубокого синего цвета, что, увидев их раз, никогда уже не забудешь. И взгляд пронзительный, острый. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я чувствовала покалывания во всем теле.
– Привет! – улыбнулся он, отчего на подбородке появилась маленькая ямочка. – Ты, видно, новенькая?
– Я Рут! – как-то по-дурацки ответила я.
– Точно, новенькая. Я Билли Рукер.
Он протянул руку. Я пожала ее. До сих пор помню тепло его ладони, сжимавшей мои бескровные холодные пальцы.
– Можешь помочь мне, Рут?
– Я… не знаю… А что надо сделать?
Он рассмеялся, задорно и беззаботно. Господи, я уже тысячу лет не слышала такого искреннего смеха! Просто наваждение какое-то!
– Тебе что, не рассказали, кто я? Я ваш поставщик тканей. Точнее, мой отец. Я привожу то, что вы заказывали.
– О… Но я не знаю, куда надо класть ткани. Миссис Метьярд и мисс Метьярд в торговом зале, но я могу…
– Не надо! Ткани обычно кладут в ту кладовую, что у тебя за спиной. Пошли!
Он засунул руки в карманы, развернулся и направился через внутренний дворик к воротам. Летний теплый ветерок доносил до меня обрывки веселой песенки, что он насвистывал.
Я догадывалась, что выходить из дома не стоит, что это, скорее всего, грозит ударами все той же кочергой, но мое сердце так сильно сжалось, когда Билли свернул за угол и исчез из виду, что я решилась. Не пойти за ним сейчас значило бы отказаться от глотка свежего воздуха – когда еще снова представится такая возможность? Глубоко вдохнув, я вышла во внутренний двор. Земля была покрыта дорожной пылью. Я вспомнила, как шла здесь с мамой всего два дня назад: через ворота, мимо угольной ямы.
Билли стоял на тротуаре около повозки, в которую была впряжена коренастая пегая кобылка. Ее привязали к фонарному столбу.
– Сплошь осенние тона, – усмехнулся Билли. – Они предусмотрительны и готовят гардероб заранее, ваши богатенькие дамы.
Пока он открывал задние дверцы повозки, я озиралась в поисках мамы. Но по улице шли только молочницы и булочники. Каждый раз, когда я представляла себе маму, одинокую в этом враждебном мире, внутри что-то обрывалось. Вне стен дома Метьярдов все казалось мне теперь таким огромным, громким и устрашающим.
– Вот, смотри! – Билли был уже в повозке. – Это и есть ваши рулоны тканей. Ты возьмешь с одного края, а я – с другого.
Рулоны были обернуты холстиной, которая колола мне ладони. Они оказались нетяжелыми, но довольно громоздкими. Теперь я поняла, почему Билли было бы сложно заносить их в дом в одиночку. Будучи настоящим джентльменом, он взялся за рулон так, что ему пришлось пятиться назад, тогда как я могла спокойно идти и видеть и лестницу, и ворота. Но, по правде сказать, я так и не смогла поднять головы – ведь тогда я бы смотрела на него в упор, что казалось неприличным. Мне вдруг стало так жарко и тесно в моем корсете.
У меня никогда не было друга, да я почти и не видела мальчиков своего возраста – и тут передо мной этот прекрасный синеокий юноша, да еще и такой обходительный… У меня в груди появились странные, незнакомые мне ощущения.
Я была в крайнем замешательстве, а Билли не замечал этого, продолжая весело болтать:
– Вот это тебе особенно понравится. Такой глубокий коричневый. Как жареные каштаны. Или чуть темнее. Прекрасный цвет. Как… Как волосы мисс Кейт!
– А у Нелл волосы цвета корицы! – выпалила я. И тут же зарделась. Вот дурочка…
Но Билли, похоже, понравилось мое сравнение:
– Да? А и правда! Я никогда не думал об этом. Пожалуй, да, именно корицы. А у тебя? Что скажешь о своих волосах?
– Гнездо воронье! – снова выпалила я.
Билли хмыкнул:
– А ты забавная, Рут!
Так мы перенесли из повозки в кладовую двенадцать рулонов. Плечи мои побаливали, но не так сильно, как я ожидала. За эти два дня я уже стала намного сильнее.
Мы с Биллом остановились отдышаться. Кепка его слегка съехала набок.
– Вот, – сказал он, вынув из кармана маленький ножичек. – Хочешь посмотреть?
Он ловко разрезал холстину, которой были обернуты рулоны, и я увидела целую осеннюю палитру: цвет спелой тыквы, охотничий хаки, цвет зрелых лисичек и красного вина, и, конечно, каштановый, как сказал Билли.
– А посмотри на этот бархат! Отделай его мехом – и вот тебе шикарная теплая накидка!
Я протянула руку, чтобы потрогать ткани. Боже, какие мягкие и шелковистые! Мне так хотелось прижаться к ним щекой, почувствовать их кожей. Может, если я буду ласкать материал, а не яростно тыкать иголкой, что-то изменится? Возможно, у меня получилось бы. Но это доброе щедрое чувство улетучивается, увы, гораздо быстрее, чем ненависть.
– Вам, наверное, надо заплатить? – спросила я, с трудом отрываясь от мягкого бархата. – Не знаю, как это здесь принято. Мне сходить за миссис Метьярд? Но она, наверное, не обрадуется, увидев меня в торговом зале…
– Нет-нет! Лучше поскорее возвращайся к шитью, пока эта старая гремучая змея не сцапала тебя, – сказал он, подмигнув мне.
Я неловко и шумно сглотнула.
– Иди, обо мне не беспокойся. Мисс Кейт спустится ко мне, когда сможет.
Разочарованная, я поплелась к выходу из кладовой. Билли положил свой ножичек в карман и последовал за мной. Было приятно в кои-то веки идти впереди, а не тащиться последней за Кейт и всеми остальными работницами. Но когда я свернула по направлению к кухне, где Мим еще наверняка мыла посуду, Билли не последовал за мной, а пошел вверх по парадной лестнице, устланной ковром.