Сразу после перерыва Мэгги отправилась к секретарю за повесткой для получения записей телефонных разговоров Милтона. Я попрощался с командой и близкими и направился во временную камеру. Там я сменил деловой костюм на синюю форму, готовясь к возвращению в «Башни-Близнецы» в патрульной машине шерифа. Ожидая в камере, пока меня проводят на лифте в гараж для погрузки заключенных, я увидел Дану Берг, вошла в зону содержания и посмотрела на меня через решетку.

— Хорошая работа, Холлер, — сказала она. — Один балл в пользу защиты.

— Первый из многих, — ответил я.

— Посмотрим.

— Что тебе нужно, Дана? Пришла признать свою неправоту и отказаться от обвинений?

— Мечтай. Я просто хотела сказать: — Отличная игра». Вот и все.

— Да, это была не игра. Для тебя, возможно, игра, но для меня — вопрос жизни и смерти.

— Тогда наслаждайся сегодняшней победой. Больше таких не будет.

Сказав это, она отвернулась и исчезла, направляясь обратно в зал суда.

— Эй, Дана! — крикнул я. Через несколько секунд она вернулась к решетке.

— Что?

— Шеф-повар из «Голливуд Боул».

— И что с ней?

— Я хотел, чтобы она была в жюри. Я специально её отметил красной биркой на своей карте во время перерыва, потому что знал, что ты пришлешь своего парня в галстуке-бабочке, чтобы он незаметно все проверил.

Я заметил, как на ее лице промелькнуло удивление, которое тут же исчезло. Я кивнул.

— Вот это - была игра, — сказал я. — Но сегодня? Это было по-настоящему. 

Пятница, 21 февраля

Может, это была реакция на вчерашние показания Милтона, но утром в пятницу Дана Берг явилась с планом не просто сравнять счёт, а завести его далеко вперёд. День был выстроен так, чтобы навесить на меня столько улик и мотива, чтобы присяжные больше ничего не видели и ушли на уик-энд с тяжестью убеждения: я виновен. Ход сильный — и мне предстояло этому противостоять.

Кент Друкер — ведущий детектив дела. А значит — главный рассказчик. Берг использовала его, чтобы неторопливо, шаг за шагом, провести присяжных по траектории расследования. Иногда я возражал — и возражал по делу, — но на фоне одностороннего повествования это было лишь комариное жужжание. До перекрёстного допроса я не мог их остановить. А задача Берг была в том, чтобы не подпустить меня к такому допросу до самого конца недели.

Утро ушло на «мелочёвку», как они это называли. Она провела Друкера с самого начала: выезд его из дома в Даймонд-Бар, развёртывание работ на месте преступления. И — разумно — признала огрехи, сообщив устами Друкера, что портмоне жертвы куда-то исчезло: то ли с места, то ли из офиса коронера.

— Бумажник нашли? — спросила Берг.

— Пока нет, — сказал Друкер. — Он просто… исчез.

— Проводилось расследование по факту пропажи?

— Проводится.

— Помешала ли потеря бумажника расследованию убийства?

— В некоторой степени — да.

— Каким образом?

— Личность мы установили быстро — по отпечаткам, здесь проблем не было. Но прошлое жертвы указывало: он часто менял документы и имя, адрес, банки — под каждую новую аферу. Я уверен, что в кошельке были удостоверения той личности, которой он пользовался на момент убийства. Этого у нас не стало, а иметь это с начала было бы полезно.

— В итоге вы установили эту личность?

— Да.

— Как?

— Узнали в ходе расследования. Команда защиты владела этой информацией, и мы вышли на неё после того, как они включили в список свидетелей имя домовладельца жертвы.

— Команда защиты? Почему они узнали это раньше полиции?

Я поднялся с возражением: вопрос наводящий. Судья, однако, захотела услышать ответ и отклонила. Друкер, прожжённый залами убийств, шагнул дальше, чем следовало.

— Мне не вполне понятно, как защита нас опередила, — сказал он. — Обвиняемый воспользовался своим правом и перестал с нами говорить после ареста.

— Протестую! — рявкнул я. — Свидетель только что пренебрёг моим правом по Пятой поправке — хранить молчание и не свидетельствовать против себя.

— К барьеру, — резко сказала судья, бросив недовольный взгляд на Берг, пока та шла к боковой панели.

Мэгги присоединилась ко мне у скамьи. Я видел: она злилась на дешевый трюк Друкера не меньше моего.

— Мистер Холлер, вы заявили возражение, — произнесла Уорфилд. — Настаиваете на объявлении процесса несостоявшимся?

Берг попыталась вставить слово:

— Ваша Честь, я не думаю, что…

— Тихо, мисс Берг, — отрезала судья. — Вы достаточно давно в прокуратуре, чтобы знать: своих свидетелей нужно инструктировать никогда не комментировать право обвиняемого хранить молчание после ареста. Я расцениваю это как проступок стороны обвинения и учту для последующего рассмотрения. А сейчас — выслушаю мистера Холлера.

— Я бы хотел инструкцию, — сказал я. — Самую строгую.

— С этим я справлюсь, мистер Холлер, — сказала Уорфилд. — Но хочу убедиться, что вы отказываетесь от каких-либо ходатайств о дальнейших мерах восстановления в правах.

— Я не прошу признать процесс несостоявшимся, Ваша Честь, — ответил я. — Меня судят за преступление, которого я не совершал. Я здесь за оправданием, а не за формальным прекращением. Даже если суд прекратит дело с предвзятостью из-за проступка обвинения, тень останется. Я хочу довести процесс до приговора присяжных. Мне достаточно строгой инструкции.

— Очень хорошо, — сказала Уорфилд. — Ходатайство удовлетворяю, присяжных проинструктирую. Все — по местам.

Когда мы расселись, судья повернулась к коллегии.

— Члены жюри, детектив Друкер только что недопустимо прокомментировал конституционное право мистера Холлера хранить молчание, — сказала она. — Колокол, однажды прозвенев, уже не «раззвонить», но я предписываю вам проигнорировать этот комментарий и не делать из него никаких выводов о виновности. Пятая поправка к Конституции США даёт каждому обвиняемому право молчать и не быть вынужденным свидетельствовать против себя. Это право старо, как и наша страна. Причин для него много, и сейчас мы их не обсуждаем. Достаточно того, что, как вы слышали, мистер Холлер — адвокат по уголовным делам и прекрасно понимает, почему обвиняемый может не желать допроса своими обвинителями. Он имел полное право не давать показаний после ареста. Детективу Друкеру, напротив, следовало бы знать, что упоминать об этом праве — нельзя. И потому — повторяю: игнорируйте его слова. Тот факт, что мистер Холлер ссылался на право молчания, не свидетельствует о его виновности.

Затем она повернула голову и впилась взглядом в Друкера. Его лицо и без того полыхало от стыда.

— Итак, детектив Друкер, — сказала она, — вам нужно время, чтобы с мисс Берг обсудить, как давать показания без неконституционных, несправедливых и непрофессиональных ремарок?

— Нет, судья, — пробормотал он, глядя в пространство.

— Смотрите на меня, когда я к вам обращаюсь, — сказала Уорфилд.

Друкер развернулся на свидетельском месте и встретил ее взгляд. Судья задержала на нем «лазеры» — должно быть, вечность — а затем повернула их к Берг.

— Продолжайте, мисс Берг.

Возвращаясь к кафедре, Берг спросила:

— Детектив, известно ли вам, был ли обвиняемый знаком с Сэмом Скейлзом?

— На протяжении ряда лет Майкл Холлер выступал официальным адвокатом почти по каждому уголовному делу против Сэма Скейлза. У них были длительные отношения, и, скорее всего, он знал его распорядок и место проживания.

— Протестую! — вскинулся я. — Снова — домыслы.

Судья строго посмотрела на свидетеля:

— Детектив Друкер, вы не будете свидетельствовать, исходя из собственных наблюдений и опыта. Я ясно выражаюсь?

— Да, судья, — ответил детектив, дважды наученный.

— Продолжайте, мисс Берг, — сказала Уорфилд.

Берг пыталась обернуть провалы полиции в подозрения на защиту и подсудимого. Я понимал: возможно, она не набирала «больше разумного сомнения», но цепочка выговоров судьи в адрес обвинения была неожиданной победой — идеально ложившейся в мою стратегию: показать их расследование неряшливым и предвзятым.