Принцип невиновности не является формальным, записанным законом. Его нельзя найти в сборниках законов или использовать в суде. Он не может быть установлен законодателями. Это скорее абстрактная концепция, но она имеет глубокие корни в фундаментальных законах природы и науки. Подобно тому, как в физике каждое действие вызывает равное противодействие, в случае невиновности, если один человек невиновен в преступлении, значит, есть другой, кто виновен. И чтобы подтвердить истинную невиновность, виновный должен быть обнаружен и его вина раскрыта.

Я поставил себе задачу выйти за рамки вердикта присяжных. Мне предстояло разоблачить тех, кто виновен, и доказать свою непричастность. Это был единственный путь к спасению.

Весь декабрь был посвящен подготовке к предстоящему судебному процессу. Я ожидал, что прокуратура выдвинет против меня новые обвинения и вернет меня в одиночную камеру в «Башнях-Близнецах». С приближением Рождества моя паранойя нарастала. Я опасался жестокой мести со стороны Даны, за унижение, которое я ей нанес на последнем слушании. Ее план, как я предполагал, заключался в моем аресте накануне Рождества, когда суды будут закрыты, что помешает мне представить свои доводы судье Уорфилд до Нового года.

Сделать я ничего не мог. Условия залога не позволяли покидать округ, а браслет на лодыжке круглосуточно выдавал мое местоположение. Если бы они захотели, то нашли бы меня мгновенно. У меня не было шанса скрыться.

Но в дверь никто не постучал. Никто не явился.

Сочельник я провел с дочерью, на Рождество она поехала к матери. Через неделю мы встретились на ранним ужине, прежде чем она ушла праздновать с друзьями смену года. Кендалл, которая все это время была рядом, накануне Нового года сообщила, что просила переслать её вещи с Гавайев.

В целом, это был отличный месяц свободы и работы над делом. Было бы лучше, если бы я не оглядывался каждые пять минут.

Я начал думать, что меня разыграли, что кому-то в прокуратуре было выгодно подсунуть Гарри Босху липовую «инсайдерскую» историю о моем повторном аресте в качестве расплаты. Дана Берг позаботилась, чтобы я не смаковал свободу — и «смеялась последней».

Расследование судьи Уорфилд по поводу незаконного прослушивания разговоров в «Башнях-Близнецах» не привело к наказанию Берг. Ответственность за эту незаконную деятельность была возложена на отдел тюремной разведки. Утечка отчета в «Лос-Анджелес Таймс», опубликованная после Рождества, привела к сенсационному материалу на первой полосе в Новый год. В нем утверждалось, что помощники шерифа годами прослушивали конфиденциальные беседы, а затем использовали полученную информацию для создания фальшивых списков информаторов. Эти данные передавались полиции и прокуратуре. Этот инцидент стал очередным ударом по репутации тюремного отдела шерифа, который уже сталкивался с многочисленными федеральными расследованиями в предыдущее десятилетие. Ранее уже всплывали шокирующие истории о жестокости помощников шерифа: организация гладиаторских боев, помещение заключенных к врагам, использование членов банд для избиений и изнасилований. В результате были предъявлены обвинения, и произошли отставки. Сам шериф и его заместитель были осуждены за попустительство коррупции.

Скандал с прослушкой привлек к себе еще больше внимания и сулил новые унижения. Вероятно, федеральные власти снова вмешаются, и в наступающем году адвокаты защиты получат полную свободу действий для оспаривания приговоров, связанных с незаконной деятельностью.

Это лишь укрепило мое решение ни за что не возвращаться в «Башни-Близнецы». Каждый помощник шерифа в тюрьме будет знать, что именно я стал причиной их последнего скандала. Я отчетливо видел, какое возмездие меня ждет, если я туда вернусь.

Наконец позвонил Гарри Босх. От него не было вестей еще с середины декабря, хотя я оставлял сообщения — и с поздравлениями, и с вопросами о новостях по его расследованию. Я знал, что он жив-здоров: Хейли говорила, что видела его дома, когда навещала Мэдди на каникулах. И вот он на линии. Казалось, о моих попытках связаться с ним, он не знал. Просто сказал, что есть кое-что, что он хочет показать. Я еще был дома, пил вторую чашку кофе с Кендалл, когда он предложил заехать за мной.

Наш путь лежал на юг в его видавшем виды «Джипе Чероки» – настоящем ветеране с угловатым силуэтом и подвеской, отслужившей четверть века. Каждая неровность дороги отзывалась в машине дрожью, каждый стык асфальта – грохотом, а левые повороты превращались в испытание на прочность: старые пружины сжимались, и автомобиль опасно кренился влево.

Он же, невозмутимо слушая радиостанцию «новости Кенекс», демонстрировал поразительный талант вести диалог, одновременно вникая в эфир и комментируя услышанное. Стоило мне приглушить звук, чтобы ответить, как он тут же возвращал его на прежний уровень.

— Итак, — сказал я, когда мы спустились с холмов, — куда держим путь?

— Сначала хочу, чтобы ты кое-что увидел, — сказал Босх.

— Надеюсь, это связано с Оппарицио. Ты взялся за него и потом фактически исчез почти на месяц.

— Я не исчезал. Я работал над делом. Говорил же: выйду на связь, когда будет что показать. Похоже, сейчас как раз тот случай.

— Буду рад, если это имеет отношение к Сэму Скейлзу и всему, что с ним связано. Иначе ты просто гоняешься за миражом.

— Скоро сам все увидишь.

— Можешь хотя бы сказать, как далеко едем? Чтобы я предупредил Лорну, когда вернусь.

— Т.И.

— Что? Меня с этой штукой на лодыжке туда не пустят.

— Мы не в тюрьму. Я хочу кое-что показать. Вживую.

— Фото не сгодится?

— Не думаю.

Мы продолжили путь в тишине, которая не вызывала дискомфорта, ведь мы были сводными братьями. Босх направил машину по 101-й трассе на юг, к центру города, а затем перестроился на 110-ю, ведущую прямо к Терминал-Айленду в порту Лос-Анджелеса. Пока Босх слушал новости, я погрузился в размышления о предстоящем суде, который должен был состояться менее чем через шесть недель. У меня по-прежнему не было никакой зацепки для защиты. Босх, в отличие от меня, имел что-то, чем хотел поделиться. Сиско, держал связь, но новой информации по Сэму Скейлзу пока не было. Я подумывал о том, чтобы отказаться от права на скорый суд и попросить отсрочку, но опасался, что это выдаст мое отчаяние, панику и, возможно, даже чувство вины, как будто я пытаюсь оттянуть неизбежное.

— Где, черт подери, этот Ухань? — спросил Босх.

Его вопрос вытащил меня из нисходящей спирали размышлений.

— Кто? — переспросил я.

Он кивнул на радио.

— Не «кто», — сказал он. — Где-то в Китае. Ты слушал?

— Нет, задумался. Что там?

— Какой-то загадочный вирус. Люди умирают.

— Ну, по крайней мере, далеко, не у нас.

— Вопрос — надолго ли?

— Ты вообще был в Китае?

— Только в Гонконге, — ответил Гарри.

— Точно… Мама Мэдди. Прости, что затронул тему.

— Это было давно.

Я сменил тему:

— Итак, что у нас по Оппарицио?

— Что ты имеешь в виду?

— Я отчетливо помню, как девять лет назад он выступал в качестве свидетеля. Поначалу он держался сдержанно, но затем его поведение резко изменилось, став почти звериным. Казалось, он готов был вскочить с места и напасть на меня, возможно, даже причинить физический вред. Его манера поведения напоминала скорее персонажа Тони Сопрано, чем Майкла Корлеоне, если проводить такую параллель.

— Я пока не встречал этого человека и не занимался его поиском — ответил Гарри.

Я посмотрел в окно, стараясь не выдать своего потрясения и разочарования, а затем вернулся к разговору.

— Гарри, чем же ты занимался? — спросил я. — У тебя же был Оппарицио, помнишь? Ты должен был…

— Постой, постой, — прервал он. — Я знаю, что взял на себя Оппарицио, но моя задача была не в том, чтобы его выслеживать. Это не слежка. Мне нужно было выяснить, чем он занимался и есть ли у этого связь со Скейлзом и тобой. Вот чем я был занят.