Попадание в десяточку.

– Иначе говоря, ты пришла ко мне не как полицейская, а как частное лицо. Со вчерашнего дня ты ни разу не показала своего удостоверения; значит, это твой личный заказ.

Еще одно попадание. Но следующие его слова оказались мимо кассы.

– До меня дошло: несмотря на то что ты женщина, действуешь ты в одиночку. Полицейские проводят опросы в основном вдвоем.

– Парами работают только в крупных полицейских участках. А в нашем, маленьком, мы не можем позволить себе такой роскоши. К тому же ты сейчас сказал «несмотря на то, что я женщина». Работа в одиночку – это никакая не прерогатива мужчин. Кстати, а ты… – Вопрос, который я хотела задать сейчас – хотя даже нет, еще со вчерашнего дня, – сорвался с моих губ. – Говорил бы со мной так же, если б я была мужчиной?

За двадцать с небольшим лет, с тех пор как я стала полицейской, и когда работала в транспортном отделе, и когда стала сыщиком, ничего не менялось. И во время опросов населения, и во время допросов подозреваемых, и при арестах, как только видели, что я женщина, мужчины как один начинали разговаривать со мной покровительственным тоном. Они сначала воспринимали меня как женщину и всячески демонстрировали свое превосходство.

– Ты и сама говоришь со мной без всякого уважения.

– Но не настолько грубо, как ты.

– Я со всеми говорю одинаково: будь то просто мужик или премьер-министр. Немного повежливее я становлюсь только с заказчиками.

– А я для тебя – не заказчица?

– Я отказался. Так что никакая ты не заказчица. Хочешь ею стать – расскажи, почему вы ищете эту собаку, – сказал он и встал на ту же позицию, что и я. – А то я возьму и сообщу в полицию, что ты тут занимаешься частным расследованием.

Я вернулась домой, села за обеденный стол и положив на него голову.

К моей узкой юбке, видневшейся из-за края стола, пристала короткая коричневая шерсть. Наверное, она принадлежала какому-нибудь питомцу, которого Эдзоэ прятал у себя в офисе. Я не могла определить, чья была эта шерсть – собачья, кошачья или еще какого-либо животного. Я взяла ее пальцами и понюхала, но, разумеется, ничего не поняла.

Я безо всяких обиняков рассказала Эдзоэ о причинах, почему мы ищем Буццати. «Ты, наверное, и так знаешь», – начала я, а потом рассказала о происшедшем убийстве супругов. Но он, оказывается, не знал.

– В городе, где ты живешь, произошло двойное убийство, а ты и не знаешь?

– Я ни газет не читаю, ни новостей не смотрю. Да и болтать мне не с кем.

Я объяснила ему суть дела. Помимо того, что сообщалось в СМИ, добавила информацию о пропаже Буццати. Сказала и о том, что на теле исчезнувшей с места преступления собаки могут остаться какие-то улики, которые помогут раскрыть дело. Разумеется, скрыв факт существования подозреваемого.

– Есть смысл разыскать его.

Мошенник-грубиян, презирающий женщин, в конце концов откликнулся на мой заказ.

– Я хочу, чтобы ты не говорил об этом своему партнеру Ёсиоке. Не хотелось бы увеличивать количество посторонних людей, знающих о деле.

– Я никогда и не говорю ему, в чем суть заказа.

– Он бухгалтер или кто-то в этом роде?

– Куда ему до таких тонкостей… Он отвечает за аналоговую работу.

Не знаю, какую работу он имел в виду, но в любом случае все складывалось хорошо. Я передала Эдзоэ пятьдесят восемь тысяч иен и плакат по розыску Буццати, сделанный полицией. На нем было несколько фотографий собаки, а также давалась подробная информация о том, какие у нее внешние особенности, какие черты характера.

– Как ты обычно их ищешь? – спросила я, выходя из офиса.

– Интуиция и опыт, – сказал он. Но хорошо ли это?

Я подняла голову и посмотрела на календарь на стене. Все дни были обведены кружками, нарисованными ручками трех разных цветов: синий – дневная смена, черный – вечер/ночь, красный – выходной. Но все это не более чем план. Если совершалось преступление, то смены переставали играть какую-нибудь роль. На сыщиков, занимавшихся расследованием, трудовой кодекс не распространялся. Если преступника не удавалось поймать в так называемый первый этап – первые три недели после совершения преступления, а это касалось любых происшествий, – расследование затягивалось на длительное время, и в этот период никаких выходных не предвиделось. Если б у меня был партнер, с которым я жила, то он, наверное, высказал бы мне все, что об этом думает. Нет, наверняка набросился бы на меня с упреками. Работающие много жёны всячески ценили труд своих мужей, а мужья, наоборот, упрекали жен.

Это точно так.

На следующее утро мы встретились с Эдзоэ на пешеходной дорожке поблизости от дома Кидзаки. Он только что вышел оттуда.

– Ты поговорил с ним так, как мы договорились?

– Я сказал, что я волонтер. Вроде как он меня не заподозрил.

Эдзоэ пошел в восточном направлении, в обратную сторону от моря. Там был расположен сравнительно старый жилой квартал, стояли и отреставрированные дома, и старые, и новые – довольно пестрая картина. Если дальше пройти прямо по дорожке между домами, то выйдешь к полям, а за ними – лес.

– Разрешил искать Буццати?

– Разрешил или нет, искать его – наше дело. Хотя он был настроен на сотрудничество.

Эдзоэ встречался с Такая Кидзаки, сыном убитых Харуёси и Акиё, который первым обнаружил их тела. Эдзоэ сейчас говорил с ним о том, что ему нужна подробная информация по Буццати. Я отправила его туда одного, потому что Такая уже видел меня. Легенда была следующая: Эдзоэ заметил на улице плакат по розыску Буццати и решил помочь в качестве волонтера. Похоже, все прошло на ура.

– Там еще была бабка.

– Бабушка по отцовской линии. Она забеспокоилась о внуке и после случившегося приехала из другой префектуры побыть с ним.

– Может, бабка всегда такой была – тощая, маленькая, ни дать ни взять привидение. Хоть сегодня и День почитания старших…

Сегодня – третий день Серебряной недели. По сравнению с прошлыми двумя днями погода резко поменялась: ясное осеннее небо.

– Ты сделал запись? – спросила я.

Эдзоэ достал из рюкзака беспроводные наушники. Один он вставил себе в ухо, а второй передал мне и начал настраивать смартфон, а я, воспользовавшись моментом, вытерла наушник о рукав и вставила его в ухо. Эдзоэ включил диктофон на телефоне. «Помочь… волон… правда, ведь… гонорар не…» Он быстро прокрутил ту часть, где говорил сам, потом послышался голос Такая:

– На свете… все-таки существуют замечательные люди…

Судя по звукам, видимо, Такая привел Эдзоэ в комнату; послышался стук закрываемого холодильника, звон стаканов и звук наливаемой жидкости. Эдзоэ бесцеремонно и шумно выпил налитое.

– По поводу пропавшей собаки. К каким местам она привыкла в городе? Например, куда вы ее часто водили гулять?

– Родители всегда ходили с ней в лес напротив. Там есть аллея; они гуляли до ее конца, заходили в лес.

Наверное, сейчас Эдзоэ как раз стоит лицом к этому месту.

– А на побережье?

– Совсем не ходили. Он безумно боялся моря. Останавливался и упирался, если его пытались отвести туда.

– Да, бывают такие собаки…

Он сказал, что разговаривает с клиентами вежливо, и, судя по всему, это было похоже на правду. Но по отношению ко мне, хотя он и принял мой заказ, в его манере говорить ничего не изменилось. Наверняка это потому, что я женщина.

– Если долго идти по лесу на север, то выходишь на проспект. Вроде бы они ходили и туда дальше, перейдя дорогу.

Северо-восток города, где располагался офис Эдзоэ. Они ходили туда в ветеринарную клинику, и Буццати подружился с другими собаками, которые ожидали своей очереди. Родители говорили, что, когда они проходили мимо клиники, он всегда порывался туда зайти, и они еле справлялись с ним.

– Ветеринарная клиника… да-да, знаю, где она.

– Двухэтажная. Видно, и собаки тоже любят встречаться с друзьями…

Практически это была та же самая информация, которой располагала полиция. Я сказала об этом Эдзоэ, а он показал на свой наушник, будто хотел сказать: «Помолчи и послушай дальше».