– Ответ зависит от вас.

Даже эта моя шуточка, вызывавшая кривые ухмылки у моих бесчисленных учеников, мертво звучала в пустой гостиничной комнате. Я посмотрел вверх. В зеркале, расположенном за столом, отражалось лицо мужчины, выглядевшего на удивление униженным.

Это было мое второе в жизни путешествие за границу. Первое состоялось около двадцати лет тому назад. У племянницы была свадьба на Гавайях, и мы с женой, взяв загранпаспорта, сели на международный авиарейс. Несмотря на то что уже тогда по выслуге лет я был опытным преподавателем английского, на Гавайях я и слова-то по-английски не сказал. Мы все время выходили куда-то вместе с родственниками. Да и бывали мы только в тех местах, где можно было общаться по-японски.

Когда нам минуло пятьдесят, мы с женой обсуждали, что, после того как я выйду на пенсию, поедем вдвоем путешествовать за границу. Вместе будем дышать воздухом другой страны, любоваться пейзажами, отличающимися от японских, общаться с местными жителями и спокойно, не торопясь думать о том, как провести закат своей жизни. Но два года назад, когда мне оставалось два года до пенсии, у жены обнаружили рак толстой кишки. Метастазы в большом количестве распространились на печень, и жена отправилась в те края, которых нет на карте. Детей у нас не было, я остался один. Жена будто унесла с собой белый цветок с пятью лепестками, который стоял у нас дома на подоконнике, – он сразу засох. У него было какое-то длинное заграничное название, никак не мог запомнить.

Я отставил лапшу и посмотрел на свое утратившее блеск серебряное обручальное кольцо. Интересно, если б жена была сейчас жива, какое у нее было бы выражение лица? Если б она увидела, как ее муж, долгое время работавший преподавателем английского, теряется перед иностранцами в аэропорту и в отеле, не может вспомнить ничего из английской грамматики, которая, казалось бы, должна отлетать у него от зубов, и покрывается по́том, несмотря на холодное время года… Я, конечно же, изучал учебники, которые использовал на занятиях, в студенческие годы любил читать романы в оригинале, так что письменный текст в целом мог понять. Но когда дело доходило до устной речи, пиши пропало: знания грамматики и слова, которые я помнил, совершенно не помогали. Конечно, для меня это не было новостью, но стоило мне приехать за границу в одиночку, как я вновь почувствовал полное отсутствие своих разговорных навыков. Никто не говорил медленно, так еще и сильный ирландский акцент… я не мог нормально разобрать ни одного слова. Об акценте было написано в путеводителе по Ирландии, который я заранее прочитал в библиотеке. Но в реальности даже не мог понять, насколько он сильный.

Я планировал пробыть здесь всего неделю, но вчера и позавчера, сгорбив спину, я бродил только в окрестностях отеля. Моя новенькая записная книжка, которую я купил, чтобы делать записи о чужой стране, так и оставалась нетронутой. Когда, набравшись смелости, я заходил в ресторан, слова, будто камни, застревали у меня в горле, и мне ничего не оставалось, как заказывать блюда, тыкая пальцем в меню. Официант с гладко зачесанными волосами с редкими следами зубьев расчески что-то быстро спросил меня, и я сделал вид, что всё понял, отвечая: «Йес, йес». Мне принесли рагу с хлебом и хлеб одновременно. Я хотел было забрать недоеденный хлеб в гостиницу, но ко мне подошел тот же официант и что-то спросил меня. Я слегка разобрал, как мне показалось, слово working и подумал, что он спрашивает меня, приехал ли я по работе. Я покачал головой: «No», и у меня забрали весь хлеб. Наверняка это был вопрос: «Are you still working on this?» (Вам еще это нужно?). Но я понял, что мне сказали, только после того, как вернулся в отель, и никакого смысла в этом уже не было.

Я постепенно становился неприятен себе, выглядел жалким и сегодня, на третий день, решил не выходить из номера. Повесил на дверь табличку «Не беспокоить» и одиноко засасывал в себя быстрорастворимую лапшу, привезенную из Японии. Я слышал, что большинство людей толстеют в заграничных путешествиях, но я, наверное, похудел. У меня и так телосложение, про которое говорят: «Лучше б набрал немного веса», – а я вот усох еще больше…

Я заглянул на дно стаканчика с лапшой – выстроившиеся в ряд буквы «SOS» разъехались. Я бессмысленно смотрел на них. Вдруг послышался телефонный звонок. Я развернулся и посмотрел на прикроватный столик. Телефона нигде не было. А, нет, он стоял на левом краю стола… У меня развилась глаукома в левом глазу, поэтому все предметы были расплывчатыми, четко видеть я их не мог.

Я выдохнул и взял трубку, ощущая, будто кто-то схватил меня за желудок.

– …Хароу[391]?

Мой голос, в общем, в этом не было ничего удивительного, громко звучал у меня в ушах.

Звонил молодой мужчина – наверное, сотрудник отеля. Он говорил что-то по-английски с вежливой интонацией, но я ничего не мог разобрать. Мой язык одеревенел, я не мог произнести ни слова. Мужчина продолжил говорить. К моему сожалению, теперь фраза точно звучала как вопрос.

– Ваттайджюлайкастулинъяру? – послышалось мне.

– Сорри[392]?

– Ваттай джюлайкас туклин яру?

Я подумал несколько секунд и, наконец, догадался: What time would you like us to clean your room? (В какое время вам удобно, чтобы мы убрали вашу комнату?)

– А-а… нау плиз[393].

– Thank you, have a nice day[394]. – Это я расслышал.

– Санкью[395].

Я положил трубку и некоторое время даже не мог пошевелить рукой. Меня переполнял восторг: вот, только что я поговорил на английском языке; я чувствовал этот восторг так четко, как будто его можно было увидеть.

Но рассиживаться было нельзя. Если я уж сказал: «нау», то, значит, сейчас наверняка придут убирать мой номер. Я резко встал, кинул плошку от лапши в мусорное ведро; чтобы ее не было видно, накинул на нее несколько бумажных салфеток, быстро сходил в туалет и выскочил из номера, будто спасался бегством.

Всякий раз, когда смотрю на карту Ирландии, я представляю себе младенца, завернутого в одеялко. По границе – в Северной Ирландии у него голова, а одеялко – в Ирландии. Великобритания, расположенная справа от него, кажется матерью, которая склонилась к младенцу и хочет взять его на ручки. Хотя это просто такое впечатление, исходя из формы островов.

Сейчас в Японии уже опадает сакура, а на улицах Дублина еще холодно. Но если идти по солнечной стороне, то чувствуешь, как солнце греет плечи. По широте Ирландия выше Хоккайдо, но здесь нет морозов. Говорят, это из-за теплого течения, омывающего остров.

Я выбрал этот город для своего путешествия по двум причинам. Первая – безопасность. Считается, что Дублин – одна из первых по безопасности столиц мира, и преступлений тут мало. Здесь полицейские даже не носят оружия, и на самом деле с тех пор, как приехал сюда, я видел нескольких человек в полицейской форме, но не заметил у них на поясе кобуры или чего-то подобного.

Вторая причина – это Лафкадио Херн[396], которого я полюбил еще со студенческой скамьи.

Дублин – литературный город: здесь родились и Брэм Стокер, написавший «Дракулу», и Оскар Уайльд, автор «Саломеи», а написавший «Приключения Гулливера» Джонатан Свифт учился в Дублинском университете. Вот и Лафкадио Херн провел здесь детские годы.

В Ирландии с древних времен укоренилась кельтская культура; говорят, что ирландцы уважительно относятся к феям, эльфам и всему мистическому. Даже сейчас дела обстоят аналогичным образом, а во времена Херна это было, наверное, выражено еще сильнее. Вероятно, опыт детских лет, проведенных внутри такой культуры, вызвал в нем интерес ко всему сверхъестественному и вскоре привел Херна к литературному успеху. Так писали в нескольких исследовательских монографиях. Уехав из Дублина, Херн отправился в путешествие по миру и некоторое время спустя добрался до Японии, где решил обосноваться навсегда, получил японское гражданство и во второй половине эпохи Мэйдзи[397] опубликовал под именем Якумо Коидзуми книгу «Квайдан».