– А, ты, наверное, про угольную яму. Миссис Метьярд не хочет, чтобы перепачканные сажей продавцы разгружали свои мешки внутри дома – могут испортить ткани.

Остальная часть этого участка была выложена плиткой. Здесь имелась и колонка, рычаг которой сильно заржавел. Наверное, ею не пользовались уже очень давно.

Для клиентов, попадающих в магазин Метьярдов через парадный вход, все было оборудовано по высшему разряду – ну просто райский уголок! А торговцы и прочий сброд – в том числе и мы с мамой – ходили через черный ход, и здесь уже никакой роскоши не было: нечего перед свиньями бисер метать!

От долгой дороги по изнуряющей жаре у меня на лбу выступили крупные капли пота. Перчатки стали тоже влажными, и на ткани остался отпечаток моей руки. Но какое это теперь имеет значение?

– Рут, говорить буду я. Ты просто стой рядом и не перебивай меня!

У мамы дрожали руки. Ее почти ничего не видящие глаза расширились и стали неестественно большими.

– Почему? А что ты хочешь ей сказать?

– Я буду просить ее пойти нам на уступку: разрешить платить неустойку частями.

– А если она откажет?

– Она не сможет. Она ведь знает, что произошло с нами. К тому же она сама вдова и должна…

Мама что-то говорила еще, но я ее уже не слушала. У меня было неприятное предчувствие, от которого по спине побежали мурашки. Бедная мама все еще верит в то, что есть люди с добрым сердцем. Я так не думаю. Больше так не думаю.

Собравшись с силами, мама постучала в дверь. Послышались шаги и чьи-то низкие голоса. Я вцепилась в свой узелок, со страхом ожидая, что сейчас на пороге появится шикарная дама и с презрением уставится на меня. Но к нам так никто и не вышел. Мама постучала в дверь снова. Мы услышали за дверью громкий окрик, а потом торопливые шаги. Дверь приоткрылась, и в проеме показалась довольно высокая девушка с огромными, беспокойно бегающими глазами. Она была темнокожей, чернее вороньего крыла.

Я наивно улыбнулась ей. Она не ответила на мою улыбку.

– Мне нужно поговорить с вашей хозяйкой, дорогая, – заискивающим голосом проговорила мама. Я не могла понять, узнала ли мама эту девушку или она просто повернула к ней лицо на звук открывшейся двери. – Не могли бы вы попросить миссис Метьярд выглянуть к нам?

– Она занята с очень важной клиенткой! – Голос темнокожей девушки не был сердитым. Но она словно защищалась от нас, боясь, что мы представляем для нее какую-то угрозу.

– Не могли бы вы все же спросить у нее? Мы подождем на улице.

Ноздри девушки слегка раздулись. В этом читалась не гордость и спесь, как у моих бывших богачек-одноклассниц, а, скорее, страх. Так раздувают ноздри лошади, когда вдруг пугаются чего-то. Видно было, что она колеблется, не зная, как поступить. Но наконец девушка кивнула и сказала:

– Думаю, вам лучше войти и подождать здесь.

Она не открыла дверь шире, а просто отступила в глубь коридора, освободив место для нас с мамой. Мы вошли, и я увидела перед собой следующую дверь, ведущую в большую комнату с выбеленными стенами и полом, покрытым плиткой. Оттуда доносился запах сырости и грязных сапог. Вдоль левой стены располагалась огромная раковина, наподобие тех, что можно увидеть в больших судомойнях. И больше в этой комнате не было ничего.

Я помогла маме подняться по ступенькам. Наша провожатая уже повернулась к нам спиной. На ней было платье цвета карамели. Оно выглядело коротковатым для нее и явно жало в плечах.

– Подождите, пожалуйста! – взмолилась я. – Моя мама не может быстро идти!

Девушка не обернулась и даже не кивнула мне, но замедлила шаг и придержала для нас следующую дверь. После этого она перестала казаться мне такой неприветливой.

Мы вошли в комнату, похожую на кладовую. Вдоль стен была натянута толстая проволока, на которой висели отрезы различных тканей. Наверное, это те, что вышли из моды. Или предназначенные для более прохладного сезона. На вешалках висели рваные и помятые шляпы. Темнокожая девушка убрала с грязного старого кресла плетеную корзину, доверху заполненную обрезками разных тканей, и усадила маму в это кресло.

– Ждите здесь!

Когда наша провожатая открывала другую дверь, чтобы выйти из этой комнаты, я увидела на миг ее правую руку и вздрогнула: на ней не хватало мизинца!

Дверь захлопнулась. Мы остались с мамой вдвоем в кладовой.

Здесь было довольно душно, зато не так жарко. Наши тюки мы поставили на пол. Было приятно избавиться наконец от этой тяжести, хотя мои руки болели намного меньше, чем я ожидала. Они стали сильнее, и я могла бы тащить еще больше и намного дольше.

– Надеюсь, миссис Метьярд не рассердится на нас за то, что мы вторглись к ней во время ее разговора с важной клиенткой. Но ведь ее может подменить мисс Кейт, разве нет?

Я даже не знала, что ответить маме, потому что видела, что пока та темнокожая девушка и не собирается звать к нам миссис Метьярд. В просвет под дверью я рассмотрела ноги нашей провожатой. Она все еще не ушла. Видимо, здесь не принято отрывать миссис Метьярд от разговоров с клиентками.

Прошло минут пятнадцать. Я от скуки разглядывала ткани, мечтая о том, какой замечательный корсет могла бы сшить, получив их в свое распоряжение. А мама просто сидела, уставившись в одну точку. Она была бледна и очень напугана.

Наконец я услышала звон колокольчика на двери: клиентка ушла. В коридоре послышались шаги. Мама сцепила руки и глубоко вздохнула. Я услышала голос той темнокожей. Затем резкий окрик:

– Что? В той комнате?

Мне стало интересно, где же обычно мама говорила с миссис Метьярд, но только я собралась спросить об этом, как дверь резко распахнулась…

Мама вскочила с кресла.

Миссис Метьярд…

Даже если меня оправдают и я проживу до ста лет, никогда не забуду этот миг, когда впервые увидела миссис Метьярд. Не знаю почему, но она сразу не понравилась мне. У нее было квадратное лицо с глубокими морщинами на лбу и вокруг рта. Ее лицо можно было бы назвать красивым, но только не милым. Красота эта казалась какой-то колючей, пугающей. На ней было шелковое платье в мелкую крапинку с узкими рукавами по последней моде. Но выглядела она в нем не женственно, а, скорее, напоминала главнокомандующего на параде. Позже я узнала, что миссис Метьярд была замужем за военным, умершим в звании капитана – отсюда ее осанка и манеры.

Она неплохо выглядела для своих пятидесяти. Но мне кажется – хотя, конечно, вам будет странно услышать такое от меня, – мне кажется, что дурной характер человека тоже заметен сразу. Это какое-то животное чувство, когда ты внутренне ощетиниваешься.

Мама сделала неуклюжий реверанс:

– Миссис Метьярд! Простите за мое вторжение! Это моя дочь – Рут.

Я склонила голову.

– Я ждала вашего прихода, – ответила миссис Метьярд, не обратив никакого внимания на меня. – Читала в газетах о том, что сотворил ваш муж.

– Да…

– Какой позор!

Она повернулась и в упор посмотрела на меня.

– Я не могу просить вас простить моего мужа… – как можно более мягким тоном продолжала мама. – Но… – Она указала на принесенные нами тюки. – Я очень сильно подвела вас и пришла просить прощения. К сожалению… Я нанесла вам ущерб… Ввиду непредвиденных обстоятельств пострадали вещи, отданные мне в работу.

Миссис Метьярд метнула полный колючей злобы взгляд в сторону тюков. А я попробовала взглянуть на них ее глазами. Это ведь не просто испорченная одежда – для нее это еще и оскорбление красоте и роскоши ее магазина!

– Ущерб? Да это во сто крат хуже! Это же кровь! Так этот мерзавец застрелился прямо рядом с вашим шитьем? Боже правый! Самовлюбленная скотина!

Мама вздрогнула и съежилась так, словно ей отвесили пощечину.

Именно в этот момент на меня накатило это чувство: ненависть! Тихая, но от того не менее яростная. Я посмотрела миссис Метьярд прямо в лицо и подумала, с каким удовольствием снесла бы эту квадратную голову с плеч.

– Я бы могла…

– Уже не важно! – снова грубо оборвала маму миссис Метьярд. – Все сроки уже давно прошли. Мне пришлось отдать эти заказы другим портнихам, и они запросили двойную цену за срочность! Зато я успела вовремя, и моя репутация не пострадала. Так что я обошлась и без вас!