Открыл ему Филип. При виде лица, левую сторону которого от виска до подбородка покрывали шрамы, Пьетро, как обычно, смутился. Но хозяин расплылся в самой очаровательной в мире улыбке, и напряжение мигом спа́ло.

– Привет, Пьетро, заходи, – сказал Филип с неповторимым шотландским акцентом. – Рад тебя видеть, ты сто лет к нам не заглядывал.

Джербер вошел в элегантно обставленную квартиру, где, похоже, ничего не изменилось с его последнего визита. Изысканная мебель, картины прерафаэлитов… Утренние лучи пронизывали витражное окно в стиле модерн, отбрасывая разноцветные блики на стены длинного коридора. Создавалось впечатление, что он угодил в огромный калейдоскоп.

– Как у вас дела? – осторожно поинтересовался Джербер.

За вроде бы незначительным вопросом таилась серьезная подоплека.

– Пойдет. Иногда похуже, иногда получше, – добродушно ответил Филип. – Приди ты вчера, получил бы от ворот поворот, а сегодня все хорошо.

– Понятно. – Джербер покивал. – Говорят, он больше не выходит из дома?

Оба одновременно посмотрели в глубину коридора.

– Да. Уже года два как, – грустно подтвердил Филип. – Но он будет тебе рад.

Дальше Пьетро пошел один, провожать его нужды не было. Не знай он дорогу, ее можно было найти по крепкому запаху балканского трубочного табака. Остановившись перед закрытой дверью, постучал три раза, выждал несколько секунд и быстро постучал еще дважды.

– Входи, Пьетро, – добродушно отозвались изнутри.

Ставни на окнах были плотно закрыты. Синьор З. сжимал в зубах небольшую трубочку «Савинелли». Она не дымилась, но ее в любой момент могли раскурить. Синьор З. сидел за столиком под рабочей лампой с увеличительным стеклом. Вокруг были разложены часы всевозможных форм и размеров. Идеально синхронизированные, они тикали в унисон. Вооружившись пинцетом и крохотной прецизионной отверткой, синьор З. собирал заводной механизм. Маленький человечек с острыми ушами, похожий на старого эльфа, поднял взгляд на Джербера.

– Кролики не едят морковь, – изрек он. – Это выдумка создателей Багза Банни. Им показалось, что персонажу чего-то недостает, и тогда они пририсовали очаровательную оранжевую морковку, убедив нас, что это идеальная пища для кроликов. На самом деле метаболизм этих животных не справляется с таким количеством сахара. Начни кормить кроликов морковью, и бедняжки проживут недолго.

В этом был весь Заккария Ашер. Ты мог не видеться с ним годами, но стоило вам вновь столкнуться, он и не думал спрашивать, где ты пропадал. Не тратя времени на предисловия, синьор З. с ходу высказывал мысль, которую давно заготовил в голове именно для тебя.

– Отлично выглядишь, – сказал Пьетро, впрочем несколько преувеличивая.

Откровенно миндальничать с синьором З. не стоило, его это раздражало.

– Старику следовало бы пытаться замедлить время, – ответил тот. – Я же, напротив, делаю все, чтобы оно не останавливалось. – Он указал на разложенные вокруг часы.

Джербер прикрыл за собой дверь и тоже подсел к столику.

– Мне нужен твой совет.

Время от времени ему приходилось обращаться к опыту одного из старинных отцовских друзей, членов небольшой секты гипнотизеров, хранивших секреты великого искусства: того, как усыплять разум. Синьор З. отложил пинцет, нацепил на нос очки и велел:

– Выкладывай.

По дороге в голове Пьетро сложился своего рода конспект, и он постарался сосредоточиться и ничего не упустить. Он обратился к Заккарии Ашеру потому, что тот специализировался на парасомниях. То есть на различных формах сомнамбулизма и ночных ужасов. По одной из гипотез Джербера, Матиас страдал именно от последних. Он полагал, что мальчик склонен фантазировать наяву, и после его видения оживают в снах. Поэтому ребенок переносил в бессознательное то, что сам же осознанно придумывал.

Вот только откуда взялась Молчаливая Дама? Для чего ее вызвал девятилетний ребенок? Если женщина – плод воображения Матиаса, значит он утратил над ней контроль. Как загнать ее назад в подсознание?

Лучше синьора З. на эти вопросы никто бы не ответил, ведь его исследования парасомний начались с себя самого. С детства Заккария Ашер страдал от так называемых РПБС – расстройств поведения в фазе быстрого сна. Во сне ему часто виделись опасные ситуации, не существовавшие в действительности, и это вызывало агрессивную реакцию наяву. И несколько лет назад его муж Филип за это поплатился.

Перед сном Заккария надевал смирительную рубашку, чтобы не навредить тому, с кем делил постель. Однажды что-то пошло не так. Пьетро был не в курсе, как синьору З. удалось освободиться. То ли ремни были плохо затянуты, то ли сам Филип нечаянно их расстегнул, однако шрамы на лице шотландца наглядно доказывали, что считать кошмары просто плохими снами – большая ошибка. Иногда они просачиваются в реальность.

Синьор З. отличался кротостью. Теперь он расплачивался чувством вины и самоизоляцией за то, с чем не мог справиться и чего тем более не мог предотвратить. Он на собственном горьком опыте познал справедливость своей теории: чудовища, созданные подсознанием, могут сбегать из ночной тюрьмы и нападать на нас и наших близких.

Джербер не исключал, что Молчаливая Дама рано или поздно попытается навредить Матиасу. Тот уже пострадал: замкнулся в себе и постоянно чего-то боялся. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что могло случиться, если Пьетро не найдет решение, как изгнать из разума ребенка эту гостью.

– Не исключено, что речь идет о pavor nocturnus, от которого ребенок не может отвязаться, – предположил синьор З., внимательно выслушав Пьетро.

Этим латинским термином обозначали внезапное пробуждение, сопровождаемое отрицательными эмоциями, – буквально кошмар наяву.

– Неясно только, как наша героиня умудряется возвращаться практически каждую ночь, – добавил старый психолог.

– Вот и я не нахожу этому объяснения, – развел руками Джербер, вытащил из кармана диктофон и дал послушать другу то, что наговорил ребенок под гипнозом.

Заккария Ашер глубоко задумался, а потом произнес:

– Когда ты попросил ребенка пойти за женщиной, чтобы посмотреть, куда она его приведет, обстановку, при всей ее сюрреалистичности, он описал весьма четко. Небо розовое, как сахарная вата. Пустынная улица, лай собаки. Популярная песенка без слов. Гигантская свинья, интересующаяся, не голоден ли мальчик. Желтый дом со сломанным лифтом. Лестничная клетка. Закрытая дверь в конце коридора на последнем этаже, полном голосов и шумов.

– И серая коробочка с проводами, – добавил Пьетро. – Не понимаю, к слову, почему рассказ Матиаса прервался именно на этой детали. По-твоему, дело в суггестиях? Или в этих подробностях есть смысл?

– Вместо того чтобы анализировать сон целиком, нам следует его профильтровать, отделив существенное от случайных образов, возникших из хаотичной электрической активности мозга.

– «Трупы, вероятно, видят сны». – Джербер процитировал синьора Б.

Его отец имел в виду остаточную энергию, которая позволяет мозгу продолжать бессознательно функционировать еще несколько секунд после клинической смерти. Пугающий и одновременно завораживающий феномен. Синьору Б. нравилось думать, что праведники, исчезая в небытии, получают в награду свой последний, иллюзорный мирный сон. Грешники же переживают кошмар. Мысль о том, что есть ад, длящийся несколько жутких секунд, страшнее вечного наказания.

– Остается одна маленькая проблемка, – сказал синьор З.

– Жест, – догадался Пьетро.

О жесте, который Матиас показал в состоянии сонного паралича, он тоже, разумеется, рассказал.

– И теперь ты в сомнениях: кто просит помощи – ребенок или женщина?

В точку. Джербера одолевали странные подозрения.

– С другой стороны, какая разница? Ребенок и женщина – это один и тот же мозг, – попытался возразить он, но вышло как-то неубедительно.

Синьор З. встал и принялся расхаживать взад-вперед по комнате, постукивая по ладони потухшей трубкой. Старик вроде бы размышлял, но Пьетро заподозрил, что тот решает про себя, делиться с ним чем-то или нет. Синьор З. заговорил, медленно подбирая нужные слова; при этом он не желал встречаться с Пьетро взглядом.