– Простите за вторжение, – с легким испанским акцентом проговорил мужчина. – Мы не хотели вот так вламываться, просто дверь была открыта, мы звали, но нам никто не ответил…

– Ничего страшного, – сказал Пьетро и закрыл ставни, подумав, что не услышал ничего из-за дождя.

Он никогда не запирал входную дверь. Маленькие пациенты и их сопровождающие сами заходили и ждали в приемной. На стене у двери кабинета имелась кнопка: нажимаешь – и внутри загорается красная лампочка. Так пришедшие давали знать о себе, не мешая текущему сеансу. Эти двое, похоже, просто не заметили кнопки. Впрочем, Джербер все равно не увидел бы горящую лампочку.

– Не припоминаю, чтобы вы записывались на прием, – продолжил он, надеясь, что это не прозвучит грубо.

Автоответчик на его рабочем телефоне предлагал звонящим оставить контакты для связи. На этот раз Джербер никаких сообщений не получал, это точно.

– Мы не записывались, – подтвердил мужчина. – Понимаете, нам нужно срочно с вами поговорить. Очень нужно.

– Время на исходе, – добавила женщина.

Джербера зацепили не столько сами слова, сколько тон, каким их произнесли. В нем ощущался надлом, нечто большее, чем обычная родительская тревога. Учитывая, как напряженно оба смотрели на него, доктор заключил, что перед ним люди, переживающие тяжелый кризис.

– Проходите, присаживайтесь. – Джербер указал на два стула.

Сам он расположился в своем имзовском палисандровом кресле, обитом черной кожей. Посетители уселись, продолжая держаться за руки, словно боялись потерять друг друга.

– Я ожидаю пациента, – предупредил Джербер, взглянув на часы. – Так что, увы, не могу уделить вам много времени.

– Нам хватит нескольких минут, – поспешно заверила женщина, испугавшись, что он назначит им прием на другой день.

Время на исходе.

– Меня зовут Иво Кравери, – представился мужчина. – Это моя жена Сусана.

– Мы пришли из-за нашего сына, Матиаса, – пояснила та.

– Нам посоветовали к вам обратиться…

Значит, все остальные умыли руки, подумал Джербер.

– Сколько лет Матиасу и почему вы думаете, что я сумею ему помочь?

– Девять, – ответил отец. – Он уже какое-то время страдает от расстройства сна.

Мужчина вопросительно посмотрел на жену, словно спрашивая, правильно ли он обозначил проблему. Та не возразила, но, судя по ее виду, за краткой формулировкой скрывалось нечто более серьезное. Эти двое явно осторожничали. Видимо, боялись, что, если сообщат все как есть, он откажется. Джербер решил на них не давить. Прежде чем приступить к решению задачи, он хотел побольше узнать о семье.

– Чем вы занимаетесь?

– Я вице-консул Уругвая, – ответил Иво Кравери.

– А я эксперт по антиквариату, работаю в «Сотбис», – сказала Сусана.

– Матиас ваш единственный сын?

– Да, – кивнула женщина.

Мужчина счел нужным пояснить:

– Членов дипкорпуса часто переводят из одной страны в другую, переезд с большой семьей – дело хлопотное.

Вероятно, мальчика берегли как зеницу ока: обычная плата за решение ограничиться одним ребенком. Что может быть чревато проблемами.

– Давно живете во Флоренции?

– Года два, – ответила Сусана. – С тех пор как родился Матиас, это уже пятый наш адрес.

– Сын появился на свет в Монреале, через несколько месяцев мы переехали в Братиславу. Потом в Афины, Андорру и, наконец, во Флоренцию, – принялся рассказывать Иво. – По моем выходе в отставку думаем обосноваться в Тоскане, мне предложили место в одном инвестиционном фонде.

– Мы купили старинную виллу в Пьян-де-Джуллари, ремонт еще не закончен, но мы уже туда переселились, – прибавила Сусана. – Хотим, чтобы она стала нашим первым настоящим домом.

На холмах вдоль дороги на Импрунету располагалось несколько знаменитых исторических особняков, в том числе Каппони, Джулларино и Джойелло, где умер Галилео Галилей. Там же стоял прекрасный монастырь Святого Матфея на Арчетри. Цены на недвижимость в том предместье были заоблачные.

– Устроиться здесь оказалось куда легче, чем мы думали, – продолжила женщина. – Матиас быстро привык к новой школе и завел кучу друзей.

Она произнесла фразу с ноткой сожаления, словно надежды семьи не вполне оправдались.

– Расскажите мне о Матиасе, – попросил Джербер. – Чем он интересуется?

– Он всегда был веселым и общительным мальчиком, – начал отец. – Занимался спортом, любил футбол, увлекался аэромоделированием и комиксами…

Иво говорил в прошедшем времени и с заметной горечью в голосе.

– Мы очень внимательно относились к его образованию и воспитанию, – добавила Сусана. – Установили четкие правила: никакого смартфона, никаких жестоких видеоигр. Проверяли, что он смотрел по телевизору и нет ли чего-нибудь неподходящего в комиксах.

– А теперь он не желает выходить из дома, – произнес отец расстроенно, словно все их усилия пропали втуне.

– И мне пришлось похоронить себя на вилле вместе с ним, – грустно улыбнулась мать.

При всей серьезности последних слов, оба родителя выглядели уже не так скованно. Похоже, настало время узнать о причине, заставившей их обратиться к психологу.

– Опишите подробно, что произошло с вашим сыном.

– Все началось самым обычным утром, – заговорила Сусана. – За завтраком Матиас рассказал нам свой сон. Тогда я не придала ему значения, обратила внимание только потому, что Матиас очень редко рассказывал о снах.

– Он казался таким беззаботным, – добавил отец. – Рассказывая, пил шоколадное молоко с тостом и джемом.

– Сон был простым, даже непонятно, что в нем особенного, почему Матиас решил о нем заговорить. Ему приснилось, что во дворе школы они с одноклассниками играли с радиоуправляемым самолетиком, который мы подарили ему на день рождения. Порыв ветра унес самолетик в кусты. Матиас пошел его искать, беспокоясь, не сломалась ли игрушка или, того хуже, не потерялась ли совсем, но нашел самолетик в зарослях ежевики целым и невредимым. Он попытался его вытащить и вдруг увидел, что над ним стоит женщина в темной одежде и с длинными черными волосами. Матиас с ней поздоровался, та не ответила. Тогда он взял самолетик и вернулся к товарищам, на чем сон и закончился.

Слушая этот рассказ, Джербер делал в уме пометки и пока не понимал, как сон мог спровоцировать расстройство.

– Мы выслушали и ничего не сказали, а Матиас сразу сменил тему. Казалось, ничего не произошло, – продолжил Иво. – И в течение того дня никто из нас больше не вспоминал про этот сон.

– Мы просто о нем забыли, – подтвердила Сусана. – До следующего утра.

– За завтраком Матиас обмолвился, что черноволосая женщина вернулась.

К удивлению Джербера, отец произнес последнюю фразу с какой-то мрачной экспрессией.

– Второй сон отличался от первого, – продолжил Иво. – В нем мы, все трое, оказались на пляже в Пириаполисе, куда обычно ездим, когда проводим лето в Уругвае. Матиас заметил незнакомку, потому что она единственная была в темной одежде.

– По его словам, эта женщина смотрела на нас. Вернее, на него. Поначалу сон меня встревожил. Помню, я поставила чашку с кофе на стол, потом подумала, что это всего лишь совпадение.

– На следующий день сын вновь рассказал нам нечто похожее. И на четвертый, и на пятый. – Голос Иво задрожал.

– С тех пор сны о незнакомке не прекращаются, – всхлипнула Сусана.

– Матиасу снится его обычная детская жизнь, – продолжал Иво. – Ну, знаете, поездка в кино, визит к стоматологу, уроки плавания, футбольный матч… И при этом в каждом сне появляется эта женщина.

– Не понимаю, – прервал их Джербер. – Она его пугает, как-то угрожает ему?

– Нет-нет, – подумав, ответил отец. – По словам Матиаса, она просто за ним наблюдает.

– Никогда даже не раскрывает рта, – подтвердила Сусана.

– В какой-то момент мы решили, что он просто издевается над нами. Я даже его отругал, – пробормотал отец, покачивая головой.

– Дети нередко ведут себя так, – подтвердил Джербер, кое-что знавший о том, что не одни только взрослые способны на жестокость. – Матиас может вас проверять, я бы так это назвал. Для него то, что вы ему верите, – доказательство любви. Ребенок не осознает чрезмерность подобных притязаний, но и вам не следует идти у него на поводу. – Пьетро пытался выражаться предельно ясно и говорить уверенно. – Прежде всего, бессознательное, диктующее нам сны, хаотично. Да, иногда видения повторяются, но они не повторяются в точности. Когда мы спим, мы отключаем разум и как бы перезагружаем его – это хорошо отработанный процесс. Сны же – всего лишь отходы, оставшиеся от этой перезагрузки. Вот почему большая часть происходящего во сне забывается и нам редко удается что-то рассказать на следующее утро. Даже если допустить, что ваш ребенок каждую ночь видит одно и то же, практически невероятно, что он запоминает все в точности.