Перри окинул меня суровым взглядом, однако я знал, что суть он уловил. В конце концов, он был, на мой взгляд, справедливым судьей, и я верил, что он будет действовать соответственно, поскольку понимает, что письмо подлинное и жизненно важное для защиты. Объективная справедливость требовала того, чтобы мне разрешили его использовать. Фриман прочла во взгляде судьи то же, что и я, и попыталась перехватить инициативу:

— Ваша честь, уже четверть пятого. Я прошу суд отложить продолжение заседания до завтра, чтобы сторона обвинения могла переварить этот новый материал и соответствующим образом подготовиться.

Перри покачал головой.

— Я не люблю терять рабочее время, — сказал он.

— Я тоже, судья, — подхватила Фриман, — но, как вы сами только что справедливо заметили, я ошарашена. Советник должен был ознакомить нас со своей информацией еще утром. Вы не можете позволить ему просто продолжить допрос, не дав обвинению возможности подготовиться, провести собственную проверку и должным образом обдумать дело в свете полученной информации. Речь идет всего о сорока пяти минутах, судья. Безусловно, штат имеет право рассчитывать на них.

Судья взглядом велел мне высказать свои соображения. Я широко развел руки:

— Мне все равно, судья. Можно предоставить обвинению сколько угодно времени, от этого факт, что Оппарицио был и находится под федеральным следствием за свои махинации с «Уэстлендом» в числе прочих банков, не изменится. А это значит, что убитый был потенциальным свидетелем против него — письмо, которое мы представили ранее, не оставляет в том сомнений. Полиция и обвинение полностью проигнорировали этот аспект дела, и теперь мисс Фриман хочет переложить на принесшего дурную весть гонца вину за поверхностность своего следст…

— Довольно, мистер Холлер, мы здесь не перед присяжными, — перебил меня Перри. — Вашу мысль я понял. Я закрою заседание на сегодня, но завтра мы начнем ровно в девять. Я жду, что обе стороны будут готовы, и отныне никаких отсрочек не потерплю.

— Благодарю, ваша честь, — сказала Фриман.

— Возвращаемся, — сказал судья.

И мы вернулись в зал.

Моя клиентка не отставала от меня, когда мы покидали здание суда. Она хотела знать, что еще я знаю о федеральном расследовании. Герб Дэл тащился за нами, как хвост воздушного змея. Мне было неловко разговаривать в присутствии обоих.

— Послушайте, Лайза, я еще не знаю, что все это значит. И это одна из причин, по которой судья досрочно закрыл сегодняшнее заседание: чтобы и защита, и обвинение могли поработать над этим. Вам придется просто немного подождать и позволить мне и моей команде все обмозговать.

— Но это может быть то самое, да, Микки?

— Что вы имеете в виду под «тем самым»?

— Свидетельство того, что это была не я. Это же все доказывает!

Я остановился и повернулся к ней. Она старательно искала на моем лице признаки подтверждения. Ее казалось бы неподдельное отчаяние впервые заставило меня подумать, что, быть может, ее и впрямь подставили и она не виновна в убийстве Бондуранта.

Но это было не в моих правилах — верить в невиновность.

— Послушайте, Лайза, надеюсь, это ясно продемонстрирует присяжным, что существует обоснованная альтернативная версия, с мотивом и возможностью. Но вы должны успокоиться и понять, что все это может ни о чем и не свидетельствовать. Думаю, завтра обвинение выступит с требованием не доводить этот аспект до сведения жюри. Мы должны быть готовы как к тому, чтобы отразить их атаку, так и к тому, чтобы продолжить процесс без этой альтернативной версии. Так что у меня полно работы…

— Они не могут так поступить! Это же доказательство!

— Лайза, они имеют право возражать против чего угодно. А решать будет судья. Хорошо, что он нам задолжал одно очко. На самом деле он задолжал нам даже два: за молоток и за анализ ДНК, свалившиеся с неба. Поэтому я надеюсь, что он примет правильное решение и мы сможем развить нашу альтернативную версию. Вот почему вы должны поскорее отпустить меня. Мне нужно вернуться в офис и поработать над всем этим.

Она протянула руку и поправила мой галстук и лацканы на пиджаке.

— Хорошо, я поняла. Делайте, что считаете нужным, только позвоните мне вечером, ладно? Я хочу знать, каким будет положение дел к концу дня.

— Если будет время, Лайза, и если я не слишком устану, то позвоню.

Я взглянул поверх ее плеча на Дэла, который стоял в двух футах за ее спиной. В тот момент мне действительно была не лишней его помощь.

— Герб, позаботьтесь о ней. Отвезите ее домой, чтобы я мог вернуться к работе.

— Отвезу, — ответил он. — Никаких проблем.

Как же, никаких проблем! У меня был целый воз тревожных проблем, и одна из них — то, что я сам отправлял свою клиентку с этим человеком. Интересно, действовал Дэл искренне или всего лишь защищал свои инвестиции? Я посмотрел, как они пересекают площадь, направляясь к автостоянке, и зашагал мимо библиотеки на север, к своей конторе. Возможно, шанс, упавший мне в руки, волновал меня даже больше, чем Лайзу. Просто я этого не показывал. Никогда нельзя раскрывать свои карты прежде, чем противник объявит последнюю ставку.

Вернувшись в контору, я все еще плавал в волнах адреналина — чистейшего, высокооктанового адреналина, выброс которого неизменно происходит, когда дело неожиданно оборачивается в твою пользу. Циско и Баллокс ждали меня. Они заговорили одновременно, и мне пришлось поднять руку, чтобы прервать обоих.

— Подождите, подождите, — сказал я. — По одному. И первым буду я. Перри отложил заседание до завтрашнего утра, чтобы обвинение могло растерзать целевое письмо. К утру мы должны быть готовы: они сделают свой лучший выстрел, и я должен выстоять перед лицом жюри. Циско, теперь ты: что удалось нарыть? Расскажи мне о письме.

Не останавливаясь я повел их за собой в свой кабинет и сел в кресло. Оно оказалось теплым — кто-то работал, сидя на нем, весь день.

— Хорошо, — сказал Циско. — Мы получили подтверждение подлинности письма. В прокуратуре США с нами говорить не пожелали, но я выяснил, что агент секретной службы министерства финансов, чье имя обозначено в письме, некто Чарлз Васкес, входит в объединенную с ФБР группу, которая обшаривает все углы в поисках случаев ипотечных мошенничеств в южной Калифорнии. Помнишь, в прошлом году все крупные банки временно приостановили отъем домов и конгресс единодушно решил, что требуется специальное расследование?

— Да, я даже думал, что мой бизнес накрылся, пока банки снова не начали отбирать дома.

— Так вот, одно из расследований происходит прямо здесь. Группу возглавляет Лэттимор.

Реджи Лэттимор был федеральным прокурором по нашему округу. Я знал его с тех пор, когда он еще был государственным защитником. Впоследствии он перешел на другую сторону баррикады, стал федеральным прокурором, и наши орбиты разошлись. Я старался держаться подальше от федерального суда. Время от времени мы встречались в центре города в каком-нибудь кафе.

— Понятно, этот с нами говорить не будет. Что насчет Васкеса?

— Его я тоже прощупал. Позвонил ему, но как только он узнал, о чем речь, тут же заявил: «Без комментариев». Я позвонил еще раз, но он просто повесил трубку. Думаю, если мы хотим с ним поговорить, потребуется повестка.

По опыту я знал, что вручить повестку федеральному агенту — все равно что пытаться поймать рыбу, не имея крючка. Если они не хотят получать повестку, они всегда найдут способ увильнуть.

— Возможно, это и не понадобится, — сказал я. — Судья отложил заседание, чтобы обвинение могло изучить письмо вдоль и поперек. По моему разумению, Фриман привлечет Лэттимора или Васкеса прежде, чем это сможем сделать мы. И постарается раскрутить дело по-своему.

— Она не захочет, чтобы эта бомба взорвалась на стадии защиты и осколки полетели ей в лицо, — добавила Аронсон, как ветеран судебных баталий, каковым она не являлась. — А для этого лучше всего выставить Васкеса свидетелем со своей стороны.