– Пустяки!

Мимо нас проходит няня с коляской и тремя спаниелями. И вот наконец появляется слегка запыхавшийся Дэвид. По воскресеньям у него выходной, и он в штатском. Хотя я понимаю, что в Лондоне полицейским иногда приходится работать и по выходным.

– Констебль Ходжес, какой сюрприз!

На нем серовато-коричневый костюм, жилетка в тонкую красную и зеленую полоску. Эти цвета освежают его лицо. Без полицейского цилиндра он выглядит чуть ниже ростом и не таким серьезным.

– Мисс Трулав!

Он приподнимает коричневую шляпу, что позволяет мне на миг увидеть его волосы. Они не напомажены по последней моде и слегка вьются. Волосы у него какого-то неопределенного цвета и похожи на иголки ежа, но это ничуть не портит Дэвида.

– И как это молодой леди пришло в голову присесть на лавочку на таком прохладном весеннем ветру! И почему ваша компаньонка не ругает вас за это!

Тильда смотрит на Дэвида так, словно готова обрушить на него все ругательства.

– О, ругает, и еще как! Вы просто пропустили это… – отвечаю я с легкой улыбкой.

На щеках его играют солнечные зайчики. Какой же он красивый на фоне этих ранних цветов и свежей зелени! Мне нравится его юмор, его манера постоянно подшучивать. Ведь сами обстоятельства, что свели нас вместе, были довольно смешными. Пока мы перешучиваемся, я украдкой разглядываю его и еще раз убеждаюсь, что ему нет равных. Вокруг меня множество мужчин более благородного происхождения, но Дэвид – единственный, кого я действительно уважаю. А ведь именно уважение – залог крепкого брака. К сожалению, я слишком хорошо знаю, что значит быть под властью мужчины, которого по-настоящему не можешь уважать.

– Пропустил? Правда? Тогда не сочтите за наглость, но я присоединяюсь к ней и тоже стану журить вас за то, что не бережете себя. Да вы только посмотрите на небо! – И правда: его весеннюю голубизну быстро затягивала белая пелена, похожая на молоко. – Позвольте мне немедленно увести вас в теплицу. А то вдруг вы простудитесь? Ваш отец никогда мне этого не простит.

Тильда фыркает, а я сдерживаю смешок. Простуда стала бы моим самым невинным прегрешением, по мнению папы.

Дэвид галантно берет меня под руку, и мы идем в сторону огромной теплицы в середине Ботанического сада. Тильда следует за нами. Подол моего нового цветастого платья запачкался, волочась по дороге. На котелок Дэвида то и дело падают лепестки. Но мы не замечаем этого. Мы вообще не замечаем ничего, кроме тепла наших ладоней и того, как плавно и в такт мы шагаем по дорожке сада. Мы словно парим в танце любви. Мы созданы друг для друга.

Если бы увидела сейчас того самого воришку, что в тот день выхватил у меня ридикюль и пустился с ним наутек, то поблагодарила бы, ведь без него я не встретила бы свою любовь.

Около входа в теплицу нас встречают пышные кусты магнолий. Еще пара солнечных дней, и они зацветут. Тюльпаны на газонах тоже пока не раскрылись. Им нужно еще немного ласки весеннего солнца, и тогда они превратятся в пурпурный ковер. А вот и сама теплица, по форме напоминающая опрокинутый корпус судна. Только вместо дерева и медных скоб здесь более изящные материалы – стекло и блестящий металл. Если бы не запотевшие окна, можно было бы принять эту конструкцию за корабль-призрак.

Дэвид свободной рукой распахивает дверь, и меня сразу накрывает волна теплого воздуха.

Мы вступаем в зачарованное царство пышной зелени. Под самой крышей теплицы раскинули свои огромные листья пальмы. А какие приятные и свежие ароматы! Есть и пальмы пониже, растущие в больших глиняных кадках. Стволы у них шершавые, в маленьких чешуйках-ромбиках, напоминающих кожуру ананаса.

Теплица полна посетителей: здесь можно встретить и парочки с бдительными компаньонками, и шумные компании из нескольких человек. К счастью, я не заметила никого из знакомых, и мое с Дэвидом появление не вызвало ни у кого интереса. Эта теплица – наш маленький мирок, наше тайное место. Мы сворачиваем направо. Широкие листья какого-то экзотического растения скользят по нашим плечам. Пару раз я различаю недовольное ворчание у себя за спиной. Скорее всего, это Тильда, лицо которой задевают отпущенные мною ветки.

– Как у тебя дела? – ласково сжимает мою руку Дэвид. – Мы не виделись, кажется, целую вечность!

– Да, целую вечность, и я рада, что она наконец закончилась.

Дэвид хмурится:

– Что случилось?

– Ничего серьезного… Так, мелкие неурядицы. Я редко бываю в тюрьме в последнее время. И в своих исследованиях в области френологии совсем не продвинулась.

– Да? Странно… Я думал, эта девочка, Рут, будет занимать твои мысли по крайней мере пару месяцев…

Пару месяцев?! Да мне не хватит и нескольких лет, чтобы понять ее душу! Когда я думаю о ней, понимаю, что распутать все хитросплетения в ее сознании так же сложно, как разобрать на волокна ту толстую пеньковую веревку, что она теребила в руках в мой первый визит к ней.

– Она, безусловно, интересует меня, Дэвид. Но я не ожидала, что эта девочка будет настолько… не в себе.

Легкая улыбка трогает губы Дэвида.

– Не ожидала? Дотти, сделать то, что совершила она, мог только сумасшедший человек.

– Я не учла этого. Возможно, ты и прав. Но я уже изучала форму черепов женщин-убийц. Миссис Смит, миссис Рэн… Прочитав твои бумаги, я надеялась, что получу возможность изучить форму черепа человека очень… порочного. Человека на ранней стадии развития порока.

– Ну… я скорее рад, что эта девочка все же не оказалась такой.

– А я вот не рада совсем! Представляешь, как было бы здорово, если бы нам удалось создать некую классификацию особенностей строения черепа человека, явно свидетельствующих о его предрасположенности к тем или иным преступлениям. Ведь эти особенности можно было бы выявлять в раннем возрасте! Сколько горя удалось бы предотвратить! И насколько облегчить работу полиции!

Он некоторое время молчит, обдумывая мои слова, и в наступившей тишине до меня долетают звуки падающих капель.

– Ты же знаешь, Дотти, я не приверженец натурфилософии. Мне не нравится идея о том, что особенности характера человека предопределены формой его черепа. Ведь это означает отсутствие свободы выбора. – Дэвид прокашливается. – Скажи, а какая же она, по-твоему, эта Рут Баттэрхэм? Она что, действительно сумасшедшая?

Сумасшедшая? Нет, не совсем…

– Знаешь, она скорее просто безнадежно невежественна, – медленно говорю я. – Представляешь, уверяет меня, что убила свою сестру, наслав на нее «удушающего ангела»!

Дэвид вздрагивает:

– Это что, дифтерия, что ли?

– Да-да! Весьма распространенная детская болезнь. К сожалению, она очень опасна. Резкий отек глотки – и младенец задыхается. Так вот, представь себе: когда сестренке стало совсем плохо, они позвали соседку, и та сказала, что всему виной «удушающий ангел». Ты же знаешь, что в народе эту болезнь называют именно так. Ну а эта дурочка всерьез полагает, что она – и она действительно верит в это! – призвала этого ангела к своей сестре, чтобы тот убил ее!

Я вижу, что Дэвиду стоит огромных усилий не рассмеяться.

– О господи! И как же она его призвала? Неким магическим заклинанием?

– Нет! При помощи иглы и нитки! Она вышила ангелочка на одеяльце малышки!

Дэвид больше не может сдерживаться, и на его лице появляется снисходительная улыбка:

– О боже! Похоже, ее придется перевести в психиатрическую лечебницу.

– Если меня не увезут туда раньше, Дэвид! На этой неделе я чуть не лишилась рассудка, заказывая все эти цветочки и салфеточки в тон. Папа задумал прием в честь моего дня рождения…

По поджатым губам Дэвида я вижу, что он обиделся.

– О, милый, не надо так! Ты же понимаешь, мне это не в радость, ну ни капельки – ведь там не будет тебя!

– Ну, ты вряд ли была бы рада видеть меня у себя в гостиной… Среди всех этих расфранченных представителей высшего общества… Я выглядел бы нелепо, – тихо говорит он.

– Нелепо? Да нет же, наоборот! Скорее они выглядели бы нелепо рядом с тобой, с этими их глупыми бабочками и шелковыми платочками. Если бы ты появился там, то этим бы показал, что все их наряды – мишура, пустая трата времени и денег. Ты же знаешь, я ненавижу светские приемы и всегда ищу повод отвертеться от их посещения. Но тут…