Потому, когда дракон резко втопил в сторону своего острова, не дожидаясь перезарядки вторых пар баллист, я ринулся следом, ментально крича:

— Стой и сражайся, трус!

Слова самого дракона, которые он рычал мне так недавно, почему-то не возымели на него эффекта; он лишь попытался прибавить хода, заметно припадая на одно крыло. Но я не только был быстрее — духовный скачок по-прежнему был при мне, им я и воспользовался, переместившись практически на спину добыче и вновь стреляя кунаем, который вбился в плоть и чешую, фиксируя меня, только в этот раз не на шее, а у основания пока что здорового крыла.

— Червь!!! — раздался уже знакомый драконий рык.

— Заткнись и сдохни! — оскалился я в ответ, начав кромсать длинным наконечником копья перепонку.

Меч или топор, конечно, подошли бы лучше, но приходилось работать тем, что есть. К тому же мне и не нужно было оставлять ящера бескрылым — достаточно заставить его сбросить скорость, подставив под корабельные орудия. Поврежу нежную шкуру достаточно для этого? Хорошо. Заставлю дракона предпринимать усилия, чтобы сбросить меня? Тоже неплохо — чем больше он этим занят, тем медленнее летит. Всё-таки вирдманам наши нынешние скорости не совсем по силам, причём в первую очередь психологически. Хотя одно дело — левитировать себя самого, другое — целый драккар с экипажем; накопители это тоже жрёт будь здоров.

Чешуйчатая тварь тем временем сообразила, чем ей грозит повреждение крыла, и резко свернула к берегу, а потом попыталась совершить опасный манёвр, пролетев спиной впритирку к скале. Пришлось резко отцепляться, чтобы вскоре снова нагнать зверюгу, досадливо сплёвывая про себя и связываясь с Гринольвом:

— Скотина маневрирует между скал, идите вдоль линии берега и держите баллисты наготове.

— К нему никак? — осведомился мой наставник.

— Без вариантов, — прошипел я не хуже нурэ-онны.

По пути к засаде я использовал рельеф местности, выигрывая у дракона за счёт своей маневренности. Здесь же он без труда обставлял драккары. Но не меня, что не могло не радовать. Правда, тяжёлое оружие с собой я тоже не прихватил. А потому вынужден был пользоваться тем, что есть, снова нагнав опасную дичь, увернувшись от длинного хвоста, подцепившись к спине и начав опять ковырять крыло, а заодно закинув телекинезом светошумовой флакон с зельем в предыдущую рану от Жала, где он рванул, вызвав новый болезненный рёв с гневной передачей в мозг:

— Отцепись, смертный!

— Только когда прикончу тебя! — ответил я, работая копьём.

Перепонка поддавалась, но до чего же эта дрянь крепкая! Всё-таки дракон — это ни разу не виверна.

Летающий ящер тем временем решил повторить свой манёвр, пролетев впритирку к камням, однако в этот раз я решил воспользоваться его предсказуемостью. Пусть мне в обозримом будущем не грозит титул великого геоманта, но вполне в моих силах резко вырастить небольшой каменный шип из скалы, заранее видя нужное для работы место. Дракон, правда, в последний момент заметил мои манипуляции, но траекторию успел изменить совсем чуть-чуть. Я же в свою очередь не отцепился от чешуйчатой спины, а лёг на неё пузом. Скала пролетела в жалком полуметре от меня; каменный шип, кажется, и того ближе. Но он при этом прочертил глубокую кровавую борозду в тугой драконьей плоти.

Повелитель неба болезненно взревел, как-то судорожно дёрнув крыльями, а меня обдало горячей алой влагой, раздуваемой встречным ветром. Прям будто в бассейне искупался, аки древний пафосный вампир, аж глаза юшкой залило. Пришлось резко подпрыгнуть и подлететь, уходя из кровавого шлейфа на длину цепи Жала. Но после того как я проморгался и увидел под собой глубокую рану с обломком кости, в мою голову пришла интересная идея… Схватив пятку копья в две ладони, я резко устремился вниз, загнав оружие в прореху в туше с криком:

— Сдохни!

— Р-р-ра-а-а!!! — опять раздалось от дракона, теряющего стабильность полета.

Только вот радовался я зря. Эта туша как-то совсем неудачно, но чертовски резко дёрнулась, задев таки крылом одну из скал, и нас резко закрутило в облаке каменных обломков; один из них вылетел прямо на меня, когда я начал извлекать рогатину, проворачивая её в ране. Всё что я успел, это чуть дёрнуться в последний момент, отпуская оружие и застывая в сяньском центре бытия перед ударом. Здоровенный булыжник с противным звоном влетел сначала в металлическое древко, выворачивая его из раны и совсем уж разрывая драконью плоть. А потом встретился с моим плечом, которое громко и как-то влажно хрустнуло. Переданная инерция повлекла меня назад, и после этого мне дёрнуло второе плечо, когда кунай вырывался из драконьей плоти. Что первое, что второе было чертовски больно! Но будто этого было мало: мне через секунду прилетело по касательной сначала хвостом, а потом, во время попытки затормозить, я слегка обтёс себя о скалу. Млять, слова Гринольва о том, что броню лучше бы надеть, заиграли новыми красками, пока перед глазами летали кровавые мухи.

Дракону, правда, повезло ещё меньше: он, кажется, собрал собой все окрестные выступы на скалах, переломав крылья и прочертив собой более чем внушительную борозду по земле. Увидев это, я связался с Гринольвом, приземляясь на остатках накопителей и что называется волевых качествах.

— Он упал! Быстрее сюда, пока не очухался!

Летающий ящер же подыхать от травм всё-таки не планировал. В нём сидела целая куча зачарованных снарядов от баллист, его переломало о скалы, скотине разворотило часть спины, в которой засело… Ан нет, не засело! Мой взгляд зацепился за валяющееся на камнях копьё из арканита, которое я тут же приманил телекинезом, а потом заорал:

— Сука!

Попытка взять оружие рукой не увенчалась успехом: одно моё плечо имело открытый перелом, второе было просто выбито. Но его хотя бы удалось вправить телекинезом, схватив таки рогатину, придавшую мне уверенности. И вовремя! Казалось, надёжно вырубленная ящерица начала ворочаться.

Я сплюнул кровью, свидетельствующей, что внутри у меня тоже не всё хорошо, зажал под мышкой копьё и проговорил:

— Сейчас мне будет больно.

А потом взлетел над землёй и понёсся на дракона, как какой-нибудь долбаный южный рыцарь. Только без коня и лэнса. Огнедышащий змей открыл глаза, но наконечник моей рогатины стал последним, что увидело его правое око. Тварь взревела, когда остро отточенный кусок арканита вошёл в его мозг, дёрнув башкой в судороге, которая, конечно, прошлась по мне, попутно разорвав мою щёку шипом на надбровной дуге и отправив многострадальную вирдманскую тушку обратно на землю в лужу драконьей крови. Кажется, даже диск от меня отцепился — видать, крепежи наконец не выдержали всех испытаний. Я же с трудом проворчал порванной пастью, глядя на дёргающуюся скотину:

— Кофда ф ты сфука сфофнефь-фо?

Гринольв с присными прибыли быстро: им в конце концов было не так уж далеко лететь, а драккары перемещались чертовски быстро. Особенно когда вирдманы пытаются выжать из них всё что можно и немножко того, чего нельзя. А они пытались! Моя передача не отличалась информативностью — я просто сообщил, что красный зверь упал, но может быстро очухаться. Воткнул копьё в его глаз уже потом. Однако народ не стал разбираться, насколько там дракон недееспособен: корабли выстроились бортами, «канониры» прицелились по неподвижной мишени, и шея дракона оказалась сначала истыкана снарядами баллист, а затем изорвана «воздушными пузырями», вывернувшись под неестественным углом. Теперь пожалуй можно было считать, что дракону настал окончательный кабздец, хотя я чувствовал, что его сердце пусть медленно и натужно, но продолжает биться. Могучее тело чудовища отказывалось понимать, что уже мертво, даже утратив связь с мозгом через пробитый снарядом позвоночник, сказал бы кто-то. А другой бы ответил, что и курица по двору без башки вполне может бегать.

Я же промолчал: адреналин немного схлынул, и порванная щека не располагала к красноречью. Теперь наверно придётся шить. Если, конечно, в моей требухе нет ничего такого, что уже меня убило. А-то тоже валяюсь, смотрю на поверженного противника и не знаю, что уже труп. Хотя это вообще-то говоря славная смерть — не каждый может похвастаться, что пал, завалив дракона. Таких Один в Вальхалле наверно лично на пороге медовухой встречает, валькирии на шею вешаются, а в собесе деревянную ногу дают и попугая матершинника… Ан нет, это из другой оперы.