— Пошла жара, — тихо сказал я и радостно улыбнулся в густые усы, насаживая нового малька на крючок.

Так дело и пошло. Едва я успевал закинуть снасть и чуть расслабиться, как следовала новая поклёвка, и я вытягивал окуней. Они, конечно, были не шибко крупные, но и не мелочь. Даже вспомнился старый анекдот про жену рыбака, которая поздно вечером чистит очередную рыбину и выпускает ей кишки, затем берет следующую, повторяет операцию, а потом потрошит и избавляет от чешуи ещё одну рыбу, а затем ещё и ещё, видя при этом, что количество улова в ведре едва уменьшается. После чего стирает пот со лба и говорит: «Эх, Вася, Вася… Пил бы ты, как все нормальные люди, на рыбалке водку». Водки у меня, кстати, не было, зато в пузатой фляжке за пазухой наличествовал коньяк. Правда, сейчас его время ещё не настало. Пить до обеда дурной тон.

В какой-то момент я прямо с некоторым удивлением обнаружил, что прошло уже пять минут, а никто больше не клюнул. По времени утренний жор ещё не должен был закончиться… Но, может, я просто распугал всю рыбу, таская одного окушка за другим? Или случайно слишком сильно нашумел? Как раз, когда тянул последний улов, случайно задел весло, и оно неприятно проскрипело по корпусу лодки. Ну и чёрт с ним. Рыбалка — это не только вытаскивание очередной рыбы из воды, это процесс, в котором важен он сам по себе. Главное тут — отдохнуть душой, подышать свежим воздухом, отчистить голову от мыслей, полюбоваться водной гладью, послушать шелест камыша на лёгком ветру и просто расслабиться. Так что я мог очень долго сидеть, гипнотизировать взглядом поплавок и быть этому доволен.

Однако моё ожидание не продлилось долго. Очень скоро поплавок стал подрагивать, сигнализируя о новой поклёвке, а потом резко ушел под воду, леска же во время подсечки натянулась так, что удочка аж изогнулась. Щука! Вот почему окунь перестал брать — ушёл, почуяв крупного хищника. Не зря сачок с собой тащил! Не торопясь, но и не мешкая, я стал подтягивать добычу ближе к поверхности, стараясь не дать ей сорваться с крючка. Крупная рыба отчаянно сопротивлялась, заставляя напрягать руки и спину, но я не обращал на это внимание, главное было не напортачить. Так что боль в пояснице и очередное покалывание сердца смело могли идти нахрен! Наконец мой улов немного выбился из сил, я подтащил его ближе, заставив плескаться почти на самой поверхности, а потом взялся за сачок. Щука вам не окунь, её так просто не вытащишь, потому что порвёт леску! Держать снасть одной рукой было сложно, рыба продолжала бороться, но я всё-таки поддел её сачком и улыбнулся до ушей. Никуда уже не денется! Отпустив удочку, я взялся за сачок двумя руками и перекинул улов в лодку. Крупная зараза, больше метра длинной, никогда таких не вытягивал!

— Ну чего ты бьёшься? Для тебя всё уже закончилось, — обратился я к рыбе в сачке, что не желала мириться со своей участью и идти в уху. Сам устало сел на лавку, пытаясь отдышаться и унять боль в сердце.

Рыба же внезапно застыла, повернулась ко мне и, открыв рот с торчащей леской, произнесла вполне себе человеческим голосом:

— Как и для тебя.

На несколько секунд я впал в ступор, держась за левую сторону груди, а потом с трудом произнёс пересохшими губами:

— В смысле?

Щука мне не ответила. А моё зрение вдруг стало терять цвета, руки и ноги сначала неметь, потом и вовсе отказывать, после чего днище лодки как-то очень быстро приблизилось к моему лицу, и наступила тьма. Правда, длилась она недолго, сменившись странным золотым свечением, что несло меня куда-то вперёд, среди звёзд и созвездий. Вот ты какая, смерть… Странно, я ожидал,что будет фигура в балахоне с остро наточенной косой, а эвон как. Вместо этого говорящая щука-галлюцинация проводила в последний путь. Может, стоило её отпустить, у Емели-то в сказке вроде прокатило, ему даже волшебное колечко подогнали и заклинание «По щучьему велению, по моему хотению». Повезло пареньку.

Мысли ворочались как-то вяло. Было странно, что сейчас я точно знаю, что мой конец наступил, а вокруг уже не глюк, да и тела у меня не было, только путь вперёд по лениво движущейся реке. Правда, спокойствие моё длилось недолго. Сзади надвинулся какой-то гул, я попытался повернуться, но будучи нематериальным сделать это было сложновато, но все же в нужную сторону действительно удалось посмотреть. Там в золотом потоке быстро двигалась странная полупрозрачная точка, создавая волны и рябь, как скоростной катер на воде. Не успел я удивиться, как неизвестный объект приблизился и врезался в меня, после чего нас обоих выкинуло из потока, и звёзды закрутились, как в калейдоскопе. А я всеми силами пытался обматерить долбанного лихача, кем бы или чем бы он ни был, пока вдруг не понял, что тьма наступила вновь.

Но опять же ненадолго. Меня вдруг сдавило чем-то так, что кости затрещали, а потом появился свет и звуки. Кости… Кости! У меня каким-то чудом появилось тело! Я попытался вдохнуть, но ничего не вышло, а затем получил чувствительный удар по месту, где спина уже теряет своё благородное название. Кажется, при этом я что-то выблевал и заорал странным тонким голосом. Слух же через пару секунд уловил чужие и неразборчивые голоса. Сначала надтреснутый и женский:

— … сон…

А затем сильный, мужской:

— … Альвгейр…

Всякого я ожидал от загробного мира. В принципе, жизнь мной была прожита не такая уж и плохая. Откровенным козлом я никогда не был, людей ради личных выгод просто так не кидал, своих в трудных ситуациях не бросал, бывало, врал, но не сказать, что шибко много, никого почём зря не убивал, не воровал, родителей уважал и так далее. Так что в целом надеялся на рай. Правда, безгрешным праведником себя назвать не мог. Во-первых, это был бы лютый грех гордыни, как попы говорят, а во-вторых, надо признать, что и плохого в жизни я совершил немало. Так что, несмотря на всё хорошее, что было мной сделано, я резонно опасался ада и бригады чертей-трудоголиков. Если верить библии, то рогатые — это падшие ангелы, а нас, людей, они ох как не любят, так что заниматься садизмом им в кайф. Но чего я не ожидал, так это того, что в жизни после смерти меня заставят работать, как и в прошлый раз!

Нет, начиналось всё в целом неплохо, младенца никто пинками добывать хлеб насущный не гнал, так что можно было расслабиться, а заодно пройти все эти стадии с гневом, отрицанием, торгом, смирением и даже возрадоваться новой жизни. В конце концов, жди меня после смерти только кладбищенские черви, было бы хуже. Однако потом я слегка подрос, научился ходить и говорить. А затем изучил мир вокруг и осознал, что нахожусь во вполне себе натуральном средневековье. По началу была надежда, что я переродился у каких-то сектантов-реконструкторов, однако быстро пришлось признать факты. Отец мой, Йоран Каллессон, был кузнецом в небольшом посёлке Ландсби на берегу фьорда среди тёмно-серых скал. И его смело можно было назвать самым технически грамотным человеком в округе, имеющим самое развитое производство. К нему даже люди ярлов захаживали, заказывая мечи, топоры, наконечники копий и стрел, кольчуги, шлемы и прочую воинскую сбрую. А это, скажу я вам, показатель. Ополченцы могут довольствоваться поделками обычных деревенских кузнецов, хирдманы, то есть дружинники ярлов, являются профессиональными воинами, так что снаряжение у них отличается от того, что имеют мирные бонды примерно так же, как пулемёт от охотничьей двустволки. Да и имя с отчеством у папаши были показательными. Йоран значит Дар Вождя, а Калле, имя моего деда, значит Горячий. Как не трудно догадаться, мой предок относился к семье потомственных кузнецов, ну а папаше повезло родиться в день, когда к нему за клинком пришёл сам ярл Кристер Кьярвальссон, что было сочтено знаком. И, возможно, поводом раскрутить «Надёжного, сына Спокойного Кита» на несколько большее количество золота за заказ или какой-нибудь подарок.

У меня же с именем получилось всё одновременно проще и сложнее. Звали меня Альвгейр Йоранссон — Эльфийское Копьё, сын Дара Вождя. Слово «альв» на местном наречии, подозрительно напоминающем мне не то датский, не то норвежский язык, значило «эльф». И уши у меня были действительно заострёнными, что явно указывало на кровь долгоживущего народа, а телосложение несколько более субтильным, чем у сверстников. Похоже, таким я и родился, более тощим, чем положено быть младенцу. То есть получился эльфёныш, стройный аки копьё. Может, дело в крови матери, а может в том, что она была отцу наложницей, взятой в походе. Не за железную цену, то есть мечом, а за золотую, то есть деньги, но это к ситуации мало относится. Вполне возможно, что моя мать, кем бы она ни была, питалась хуже своего господина и его законной жены, а в конце концов и вовсе умерла от родов.