— Думаю, но утверждать не могу, — пожал я плечами. — Чаще всего было именно так. Процветание Российской империи безмерно раздражает её заклятых «друзей». Не зря же вместе с полицией приехали люди из контрразведки, они же занимаются и делом Баженова в новом пересмотре в том числе. Скорее всего эти семена с одной горсти на нашу землю сыпятся.

— Не было печали, — вздохнул Виктор Сергеевич.

— Но пока не об этом нам надо думать, — решил я завершить бессмысленные терзания. — Об этом пусть майор думает. А мы собираем сумки и врассыпную по селу, проверяем состояние здоровья населения.

Ходить по домам мы решили по одному, так будет гораздо быстрее. Я очень надеялся, что никто из получивших антибиотики, по новой не затяжелел. Надо бы, кстати, подсказать экспертам, которые будут исследовать взятые у пациентов материалы, проверить иерсиний на чувствительность к антибиотикам. Как это делается, могу объяснить детально при необходимости.

У нас антибиотик пока что один и вариантов нет, но по этой причине и микробы тут не пуганые и подобный препарат должен действовать безотказно. Больше сейчас интересует динамика выработки устойчивости. Если именно эта поганая иерсиния будет быстро приспосабливаться, тогда размеры трагедии будут катастрофическими.

Пока я шёл к первому дому улицы, по поводу которой уже чувствовал за собой ответственность, позвонил Курляндскому и объяснил ситуацию. Он обещал подключить к производству антибиотика все имеющиеся мощности и задействовать по возможности всех старых знакомых, кто этим занимается. Дядя Гот проникся проблемой и вложится как следует, но как бы не получилось так, что и этого будет недостаточно.

В этот раз бабулька отреагировала на стук в дверь значительно быстрее, засов скрипнул меньше, чем через минуту и она открыла дверь.

— Сынок, опять ты? — бесцветным голосом спросила она. — Ну проходи уж, коль пришёл. Чай будешь?

К столу она меня пригласила практически на меня не глядя. И как она себе представляла чаепитие в усиленном респираторе? Женщина похоже даже не восприняла, что я в противочумном костюме.

— Как самочувствие, бабуль? — спросил я.

— Как самочувствие? — равнодушно протянула она. — Да никак моё самочувствие. Деда моего забрали, я теперь даже похоронить его нормально не смогу. Говорят, что надо исследовать болезнь. Я не хотела его отдавать, но моего мнения никто не спрашивал. Их много мужиков-то, а я одна — старая бабка, что я им сделаю?

— Вы на них не обижайтесь, у них такая работа, — попытался я её успокоить. — А ваш благоверный даже после смерти может помочь спасать жизни другим.

Я уж не стал говорить ей, что её соседей выпотрошили в сарае с исследовательской целью совсем другие и совсем нехорошие люди. А пока она продолжала сокрушаться, что осталась одна я оценил состояние видимых кожных покровов, слизистых, дыхание было ровным, спокойным, достаточной глубины. Язвочек я не увидел ни одной.

— У вас со здоровьем сейчас как дела? — решил я конкретизировать вопрос, чтобы она рассказала о себе, а не о своей потере.

— Да моё-то нормальное, твоими молитвами и стараниями, сынок, — грустно произнесла она и на глаза снова начали наворачиваться слёзы. — Только вот жизнь не мила теперь, лучше бы он остался, а меня мёртвую отнесли на опыты.

— Вам дана жизнь неспроста, — решил я попробовать зайти к проблеме с другой стороны. — Раз вы остались живы, значит так надо. А вот что именно надо от вас этой жизни, вы должны сами подумать и понять.

Пожилая женщина подняла на меня задумчивый взгляд. Кажется, она прониклась моим последним утверждением и найдёт применение отведённым годам. Я улыбнулся ей, подмигнул, поднялся с табурета и ушёл. У меня впереди ещё много работы.

Я обходил дома один за другим. В дом, где живёт Мария заходить не стал, сам не знаю почему. Хотя нет, знаю. Я почему-то боялся, что она снова за мной увяжется, а я хотел сделать этот этап побыстрее, а к ним зайду в последнюю очередь. Это я так думал, но моим планам не суждено было сбыться. Выходя из третьего дома, где тоже всё было в порядке, я увидел стоявшую перед калиткой девочку. Он смотрела на меня с некоторым недоумением.

— Почему меня не позвал? — спросила Мария.

— Да тут смотреть особо нечего, — пожал я плечами. — Скорее перестраховка. И таблетки раздаю, чтобы они ещё несколько дней принимали препарат.

— А что такое антибиотик? — спросила она. — То, что убивает всё живое?

— Если буквально перевести, то получается так, — хмыкнул я. — Но на самом деле это вещество, которое содержится в плесневых грибах и уничтожает бактерий, которые могут помешать им спокойно расти. Это вещество выделено в лабораторных условиях и спрессовано в таблетки.

— А почему сразу не сделать в растворе, который вы вводите в вену? — прищурившись спросила она.

— Справедливый вопрос, — кивнул я. — Наверно моё упущение. В моём мире есть много антибиотиков, которые вводятся внутривенно, а здесь мы ещё не сделали.

— А какой он, мир из которого ты пришёл? — снова спросила она, так и не давая мне пройти.

— Жестокий, — коротко ответил я. — Давай лучше потом об этом поговорим. Хочу быстрее всё закончить и снять этот костюм.

— А зачем тебе этот костюм, если ты просто можешь выпить этот свой антибиотик и тебе ничто не будет угрожать?

— Интересный вариант, — хмыкнул я. — Но так никто не делает. Пойдём скорее, потом поговорим.

— Потом, значит никогда, — пробурчала она себе под нос, но уступила мне дорогу.

Очень пессимистические у Марии настроения по поводу нашего дальнейшего сотрудничества. Наверно она сделала не совсем верные выводы из того, что я не зашёл за ней сразу.

— Хорошо, если так, — сказала она, а я глубоко вздохнул. Забыл, что она умеет читать мысли при желании. Дальше старался думать только о пациентах.

— Что нашли ищейки из города? — спросила Мария, пока мы шли к следующему дому.

— А ты мои мысли только слышишь или ещё и видишь? — спросил я.

— Если хорошо себе представляешь, тогда увижу.

— Тогда я лучше тебе покажу.

Я постарался максимально чётко вспомнить картинки в черной папке, потом подземную лабораторию. Девочка шла молча, сдвинув брови. Я ожидал бурной реакции, но она не сказала ни слова.

— Что ты обо всём этом думаешь? — не выдержал я, когда мы вышли из очередного дома, где тоже все чувствовали себя хорошо.

— Ты говоришь, что мир, из которого ты пришёл, жестокий, — задумчиво произнесла Мария. — Мой тоже не сахар, но я уже не понимаю, куда катится этот. Я же прекрасно помню сельского главу, он был немного странный человек, но порядочный, местные его уважали. Он был человеком слова и старался для села делать всё, что требовалось. У меня в голове не укладывается, как он пошёл на это? За деньги можно продать Родину, но неужели можно перестать быть человеком?

— Возможно ему угрожали, — предположил я. — Если он как честный и порядочный человек мог отказаться от денег, то устоять перед угрозой близким уже не сможет. У него была большая семья?

— Сыновья разъехались кто куда, навещали только летом, привозя внуков понянчиться, всё остальное время они жили в своём не маленьком доме вдвоём.

— А жену его давно видела? — решил я уточнить.

— Последние несколько месяцев она стала какая-то нелюдимая и из дома почти не выходила. Ты думаешь о том же о чём и я, да?

— Да, ты права, — кивнул я. — Значит именно с тех пор и начала работать эта адская лаборатория. Не тогда же случайно появились эти странные жильцы в доме на околице?

— По-моему да, — кивнула Мария. — Наверно они и работали в этой лаборатории.

— А главу когда видела в последний раз? — спросил я.

— Слышала дня три назад, что он приболел и уехал к Лекарям в Санкт-Петербург.

— Значит он тогда как раз и сбежал. Прямо перед заражением.

— Но он уехал один, жена вроде осталась, — с сомнением сказала она. — Но дома её нет, там пусто.