Тело среагировало само. Нелин рухнул на колени и ударил головой пол.

— Прошу простить меня, — прошептал он так тихо, как только мог. Легенды говорили, что богиня не терпит громкого голоса. — Я явился на ваш зов недостаточно быстро.

— Нет нужды извиняться, — произнесла девочка своим божественным голосом.

Книги и легенды трактовали его по-разному. Нелину же показалось, что голос богини звучит отовсюду: и из горла девочки, и из стен, и в его голове. Тысячи голосов, говоривших одновременно и в унисон.

Девочка встала и подошла чуть ближе. Еще пара шагов. И вот она на расстоянии вытянутой руки. Теплыми нежными пальцами она коснулась головы своего слуги и осторожно погладила по седым волосам.

— Сядь, — попросила она и указала на небольшую подушку рядом.

Нелин подчинился. Госпожа прошла до своего места и уселась на свою подушку, расшитую традиционными узорами гостеприимства. Аватар богини взмахнул рукой, и в пальцах оказался оберег, который он оставил на двери.

— Красивый, — произнесла богиня. — Я чувствую мое слово внутри, но не помню его. Что это за слово?

— «Забота».

— Да… это действительно оно. Красивый узор. Твой?

— Да, от дочери.

— Она любила тебя. Я присмотрю за ее душой в своем чертоге.

— Я не смею просить об этом, Госпожа…

— Я и не спрашиваю твоего разрешения, страж…

— Я не… я больше не страж.

— Вижу, что ты на черной тропе, не держи меня за слепую.

Девочка рассмеялась, и тысячи голосов подхватили этот смех.

— Простите, Госпожа.

— Ты не это имел в виду. Я знаю. Мне жаль, что Народ Белого Ветра оставил этот мир. Вы были хорошими детьми, я гордилась вами… Но у каждого своя судьба, и даже я не могу идти против нее. Но я помню вас… всех.

Богиня помнит их: его жену, дочь, брата и его семью, старушку-мать. Слова коснулись его сердца, и то не выдержало. Слезы выступили на глазах у мужчины. Воспоминания нахлынули разом, заставив его заплакать.

— Но, — вдруг произнесла Госпожа строго, — я должна сделать то, зачем привела тебя в этот дом. Протяни руку и вытащи карту. Я тебе погадаю.

В руках у девочки сам собой возник веер из нескольких десятков карт. Нелин вытянул одну, и богиня быстро положила ее на пол. Колода тут же исчезла, словно ее и не существовало вовсе.

— Переверни, — приказала девочка, и Нел подчинился.

С обратной стороны карты была нарисована темная перекрученная тень человека.

— Эйль-Парр-Рабан — демон гнева. Он искажает мои творения, уродует, словно бездушный скульптор.

— Это…

— Ты встретишь его. Он уж здесь, в городе. Ты и твой кровный брат встретите его несколько раз, но только в последний раз он позволит узнать себя.

— Я должен…

— Остановить его. Его нужно остановить, и ты уже это делаешь.

— Я?

— Да. Просто пока ты не видишь всей картины. Но ты уже вышел на его след.

— Те люди, которые грабят банки?

— Нет. Не они, ты и так знаешь, кто они. А Эйль-Парр-Рабан пока скрывается. Он набирает силу, жрет и растет. Ты не видишь, твой брат не видит. Вижу только я, но я существую вне времени и не могу его убить…

— Я понял, — страж кивнул, но в ответ Госпожа только улыбнулась.

— Нет, не понял. Но поймешь. Вспомни мои слова, когда потеряешь ее.

— Ее?

— И это ты тоже поймешь. А сейчас запомни: не так важно — кто, важно — зачем. Если ты быстро поймешь ответ на этот вопрос, то она останется жива. — Девочка замолчала на мгновение, во время которого карта, лежавшая на полу, вспыхнула и растворилась в воздухе. — А теперь, сынок, уходи. Я больше ничем не могу тебе помочь…

Подход к ресторану перегородили трое. На вид эти парни были далеко не самыми боевыми, но белые рубашки и топорики для мяса — своеобразная униформа банды Топоры — говорили о том, что эта тройка не просто так тут ошивается. Рожи у всех молодые, а потому незнакомые. Ну, вполне логично, что все знакомые занимаются куда более важными делами, нежели охрана дверей, но это предвещало и небольшие проблемы.

Йона прищурился и постарался придать лицу деловое выражение, вот только ни на кого из тройки это впечатления не произвело. Вместо того чтобы свалить с дороги и не задерживать честных людей, шакалы решили попробовать свежего мяса с кровью.

— Так, к’асавчик, — произнес парень со шрамом на морде и преградил путь. Говорил он визгливым и противным голосом, при этом безбожно картавя. — Тебе тут не ’ады. Вали тихо отсюда.

— Пусти-ка меня внутрь, я к Папе Джи, — с легкой усталостью в голосе сказал Йона и покрепче сжал рукоятку трости.

— Я знаю, что ты к папе… Х’амой. Только легавым тут не место. Не каждую псину надо пускать в дом.

— И ты, что ли, ’ешаешь? — на последнем слове инспектор решил поиздеваться и явно попал.

Старший из тройки рванул на него, но тут же получил увесистый удар тростью в район солнечного сплетения и согнулся пополам. Второй удар Камаль нанес сверху вниз, бил как дубиной. Раз, два, три. Увернуться от бросившегося на него подельника, подбить опорную ногу. Второе тело упало в грязь, и Йона с силой зарядил носком ботинка в рожу. Хрустнул нос, и парень обмяк. Третий, державшийся в стороне, оказался самым умным: вместо того чтобы кидаться в лоб, он начал забирать чуть в сторону и уходить из обзора.

Старый трюк.

Камаль быстро отскочил в сторону, когда тот ударил обрезком трубы, а затем быстро ответил сверху вниз, дробя придурку пальцы. Тот взвыл от боли и рухнул на землю. Тогда Йона с силой влепил ему по роже коленом и оставил лежать. Жестоко, унизительно и очень эффективно.

В дверях его уже ждал Уолли Лист.

Тощий головорез в костюме, словно снятом с гробовщика, осмотрел побоище недовольным взглядом. Заметив инспектора, он кивнул в направлении двери. Голос он потерял в старой кабацкой драке, когда какой-то пришлый ублюдок распорол ему глотку «розочкой». Ходили слухи, что потом этого придурка выловили рыбаки в канале с обглоданным лицом, и следы от зубов уж очень напоминали человеческие, но Камаль этому не сильно верил. Ходил еще слух про то, что Лист вовсе не немой, а просто неразговорчивый, но это попахивало совсем уж бредом.

«Регалетто» внутри остался таким же, как и был. Казалось, что время не властно над стареньким мясным рестораном. Ну или просто хозяин оказался весьма консервативным в вопросах быта. Инспектор смог бы сейчас пройти до нужного столика с закрытыми глазами. Третий направо, рядом с выходом на кухню. Папа Джи считался последним настоящим «человеком старой школы» и имел некоторые привычки, которым не изменял. Никогда не садился спиной двери, как и в углу. Только на проходе, и никак иначе. Всегда поднимал с земли деньги, и еще куча всяких мелочей, которые не сосчитать.

Вообще, с годами старик сильно сбавил. Йона помнил его еще с детства: поджарый, резкий и с веселым нравом. Сейчас негласный хозяин района превратился в настоящего солидного старика. Внешне он походил на престарелого оперного певца или лавочника, которым по документам и являлся.

Джакомо Папарджио, также известный как Топор или Папа Джи, пятидесяти двух лет отроду, был хозяином нескольких магазинов мяса, владельцем небольшой скотобойни и этого вот стейкхауса. Лавочник как есть, вот только лавочник не носит с собой пару ножей для рубки мяса, а еще при простом торговце мясом точно не отирается пара охранников и карманный убийца. Сейчас в собственном ресторане, закрытом на спецобслуживание, он расхаживал практически в домашнем костюме: белая сорочка, расстегнутая на груди, рукава закатаны, брюки на подтяжках и начищенные до блеска туфли.

Бандит сидел на своем любимом месте и с аппетитом уплетал здоровенный стейк с жареными грибами и пюре из корня сельдерея. Камаль, конечно, дергал тигра за усы, вваливаясь в ресторан в самый разгар трапезы, но делать нечего. Если ему нужны ответы, то получит он их только здесь. Папа Джи был негласным королем разбоя, и практически каждая банда отстегивала ему свой маленький процент. Смельчаки, решившие, что они выше требований какого-то старика, конечно, находились, правда никто из этих зазнавшихся ублюдков не оставался на этом свете достаточно надолго, чтобы их имена запомнились.