Прямо позади меня на пол упал такой кусок штукатурки, что можно было и сотрясение заработать или как минимум здоровенную шишку.

— Ты чего буянишь? — спросил я в пустоту. — Извини, если что, я ничем не хотел тебя обидеть.

В ответ мне была всё та же гробовая тишина.

— Ты меня не бойся, — сказал я примирительным тоном. Это особый приём, попросить тебя не бояться того, кого боятся все. — Я ведь из того же мира, что и ты. Просто я попал сюда совсем недавно. Когда ты сюда попал, я ходил в начальную школу и ещё помню пломбир за сорок восемь копеек и докторскую колбасу по два пятьдесят за килограмм.

Сбоку от меня на пол упал кусок штукатурки уже гораздо более скромных размеров. Значит уже не так сильно злится.

— По два тридцать она была! — раздался странный голос у меня за спиной.

Я спокойно, без резких движений, развернулся, но не увидел ничего необычного кроме нуждающейся в капитальном ремонте комнаты.

— А любительская, с жирком, по два девяносто, не помнишь?

— По два девяносто, верно, — произнёс холодящий затылок голос.

Передо мной воздух начал волноваться и превращаться в прозрачную человеческую фигуру. Это нечто стояло неподвижно и казалось разглядывало меня. А я его, но как не силился, не смог разглядеть черты лица, слишком всё размыто. Подойти ближе боялся, чтобы не спугнуть.

— А ветчинно-рубленая по три семьдесят, — торжествующе улыбнулся я. — Это я точно помню. Она очень редко тогда появлялась в магазинах и я просил маму купить мне, но она покупала Докторскую и мы шли домой. Так что это точная цена.

— Точная, — произнесло прозрачное существо. — Точнее не бывает. Ты откуда сам?

— Из-под Тулы, — ответил я так же невозмутимо, если бы я разговаривал с соседом по купе в поезде, а не с пугающим всех на протяжении сорока лет призраком. Похоже он этим проникся.

— А я из Липецка, инженер литейщик, — грустно сказал призрак. — Был инженером литейщиком сорок лет назад, за особые заслуги приняли в партию. Прямо из литейного цеха сюда и попал. Только тебе больше повезло, тело молодое досталось, а мне шиш без масла. Никакой личной жизни. Вот и развлекаюсь, как могу.

— Понятно, — кивнул я. Знаю, что увидит. — А я вот был хирургом, видимо переработал маленько. Заснул в ординаторской, проснулся в подвале тут неподалёку. Что самое интересное, оказался в теле сына известного в Питере лекаря — Петра Емельяновича Склифосовского.

— Во как! — воскликнул призрак и развёл свои прозрачные руки. — Из хирурга в лекари. Ну неплохо, продолжишь теперь здесь своё доброе дело.

— Вопрос как раз в том, — решил я говорить начистоту, — что продолжить я его хочу прямо здесь.

— В коридоре? — удивился призрак.

— В этом доме. Мне выдали эти помещения, чтобы я здесь занимался обучением лекарей и знахарей, а также лечением пациентов. Что-то наподобие небольшой клинической больницы. Как ты к этому относишься?

— Тебя как звать-то? — спросил призрак после затянувшейся паузы, видимо прикидывал все за и против.

— Саша, — ответил я. Не буду же я призраку все титулы выкладывать. Как говорится: «будьте проще, сядьте на пол».

— Александр Петрович Склифосовский, значит, — сказал призрак, и рука его пришла в движение. Мне показалось, что он трёт свой прозрачный подбородок, если такое возможно. — Символично. Там просто хирург в районной больнице, а тут аж целый Склифосовский. А меня зовут Валерий Палыч, но ты можешь меня звать просто Валера. Ну как, получается что с этой лечебной магией?

— Да, — пожал я плечами. — И довольно неплохо. Начал потихоньку других обучать особой технологии лечения.

— Это ты молодец, хорошее дело делаешь. А у меня тут раньше ни с кем не сложилось. То они нижним бельём здесь торговать собирались, то салон красоты почти месяц после открытия продержался, пока я их не разогнал. Пару раз обувной салон был, но тоже недолго. Задолбали они все эти рожи буржуйские, смотреть противно. Вот ты, судя по одежде, точно аристократ, скорее всего граф какой-нибудь, но ты нормальный человек, с тобой поговорить есть о чём. А всё почему? Потому что ты родился нормальным человеком, в СССР. А у этих жирных гусей только одно на уме — где бы побольше заграбастать, да побольше золота купить да на пальцы свои жирные напялить. И всё это на горбе у бедного угнетённого народа, который последний хрен без ложки доедает.

— Понимаю, тяжко тебе здесь было, — кивнул я. — Так, а насчёт моего предложения ты как?

— Я ж тебе говорю, врачи — это святое. Если хочешь здесь лечить и учить, я не против. — сказал призрак, потом продолжил более резко. — А начнёшь продавать трусы и колготки — выкину всё в Фонтанку вместе с твоими продавцами. Дотянусь до неё вот специально, всем назло, ты понял?

— Надеюсь до этого никогда не дойдёт, — рассмеялся я. — Тогда по рукам?

— По рукам, — ответил Валера и протянул в мою сторону прозрачную конечность.

Я попытался изобразить рукопожатие, но ощутил лишь холод там, где должна быть его рука.

— Эх, даже руку хорошему человеку пожать не могу, — как-то особенно грустно произнёс Валера.

— Ладно тебе, не расстраивайся, — сказал я. — Что ж теперь поделаешь. Хорошо хоть поговорить по душам возможно.

— Это да, — согласился Валера. — Да попугать как следует жирных индюков в дорогих сюртуках, тоже хорошее развлечение.

— А если такие ко мне на приём придут, сможешь их не трогать? — решил я спросить, чтобы решить эту проблему, как говорится на берегу.

— Только ради тебя, Саш, — развёл Валера снова свои прозрачные руки. — Только ради тебя. Спасибо тебе, Сань, впервые за сорок лет нормального человека встретил. Мы же с тобой будем видеться?

— Каждый день, я же тут работать буду с утра и до вечера, — улыбнулся я, — Ещё и надоем тебе как следует.

— Вот и хорошо, — сказал призрак, интонация показалась довольной, но он словно устал, голос становился всё тише. — Напрягся я сегодня больше обычного, Сань, отдохнуть надо, ты уж извини.

Призрак растаял, растворившись в воздухе. Сколько я не приглядывался, не смог больше его увидеть.

— Ладно, Валер, отдыхай, — сказал я и допил последний глоток кофе. — Чуть позже ещё загляну.

Времени до четырёх было ещё много, и я решил поехать пока домой, пообедать в семейном кругу и поговорить с родителями по поводу выделенного мне помещения, что они интересно скажут. Про общение с призраком тоже можно рассказать, только выборочно, сами понимаете.

— Куда это ты свинтил сегодня с утра пораньше? — спросил отец, когда я вошёл в каминный зал, где он сидел у огня и читал книгу. Очень редкое зрелище, я впечатлился.

— Обухов позвал посмотреть помещение, — ответил я и плюхнулся в соседнее кресло.

— Второго января? — искренне удивился отец.

— А чему ты удивляешься? — спросил я. — Это ж Обухов. Это нержавеющий и неутомимый механизм.

— Ну да, точно, — махнул рукой отец. — О чём это я? И где это находится?

— Набережная Фонтанки сорок, — спокойно сказал я, глядя на пляшущие на берёзовых поленьях языки пламени и ждал реакции отца.

— У Степана Митрофановича от переработки крыша потекла? — после некоторой паузы предположил отец. — Наверно только младенец на Камчатке не знает, что это за дом!

— И я тоже не знал, — улыбнулся я. — До сегодняшнего дня. Значит младенец не одинок в своём незнании. А мне помещение понравилось, я доволен.

— Призрак не даст тебе спокойно работать, — покачал головой отец. — Отказывайся, пока не поздно, надо искать другое.

— Не надо, с призраком я договорился, — так же невозмутимо сказал я и у отца брови полезли на лоб.

— Ты углубленно занимаешься спиритизмом, а мы этого не знали? — спросил он.

— Даже не пробовал, — хохотнул я. — Я же говорю, я с ним просто договорился. Нормальный мужик оказался, с пониманием. Просто его в своё время обидели сильно, но теперь всё в порядке. Кажется, я ему понравился.

— Ха, а кому ты не нравился? — улыбнулся отец. — Разве что Захарьину и Гаазу. Обухов похоже в тебе души не чает, у тебя даже особый доступ к телу есть, как говорится. Мне об аудиенции за несколько дней договариваться приходилось, а ты захотел и пошёл. Я даже завидую периодически.