— Да, конечно, — кивнул я. — Мы пока будем в машине.

Я вышел на улицу, щурясь от яркого солнечного света, отражающегося от чистого белого снега. До этого солнце скрылось за облаками, теперь вновь дорвалось до снежных просторов. Даже не верится, что зима подходит к концу и скоро вся эта красота растает. Зато сменится другой красотой, которая солнечным лучам будет рада ещё больше. Обожаю нежно-зелёный цвет первой травы и распускающихся листьев берёзы. В середине лета уже не то, это уже насыщенный тёмно-зелёный, у него нет такой нежности и невинности. Эх, поскорее бы что ли.

Мария так и стояла там, где я её оставил и встречала меня озабоченным взглядом.

— И что ты им сказал? — требовательно спросила она.

— Что их костюмы не способны защитить от болезни на сто процентов, поэтому им всем надо выпить таблетки, — сказал я, но сомнений в её глазах не сильно убавилось. — Да не переживай ты, мне нет смысла тебя сдавать, я в этом не заинтересован.

— А в чём ты заинтересован? — спросила Мария. Встревоженный и недоверчивый взгляд сменился плохо скрываемым любопытством.

— В сотрудничестве, — коротко ответил я, наблюдая за её реакцией.

Взрослый человек в теле ребёнка — очень своеобразный коктейль. Она настолько привыкла изображать маленькую девочку, что выглядеть взрослой получается уже с трудом.

— И как ты себе это представляешь? — спросила она.

— Пока смутно, но я думаю над этим, — улыбнулся я, хотя через респиратор этого никто не увидит.

— Думай быстрее, а то укатишь в свой Питер и забудешь, — произнесла она с интонациями девушки, которую собирается бросить парень.

— А вот и не угадала, — сказал я. Мне казалось, что теперь мою улыбку видно уже и через респиратор.

— Да сними ты уже этот свой костюм, он же не нужен! — воскликнула Мария, когда мы уже подходили к машине.

— Ты права, теперь можно и снять.

Я оглянулся и увидел, как мои коллеги идут с обеих сторон длинной улицы обратно к машине. Скоро все будут в сборе, можно и пообедать по-человечески. Устроим свой полевой вариант «Медведя». Я обрызгался как следует антисептиком и начал стягивать с себя опостылевший уже противочумный костюм, скидывая всё в кучу в стороне от площадки. Туда, где сжигали костюмы вчера. Мои коллеги побросали сумки на снег и начали делать то же самое.

— Я даже и не думала, что ты такой, — тихонько сказала внезапно оказавшаяся рядом Мария.

— Какой такой? — спросил я. Ну да, она же до этого видела меня только в костюме и респираторе.

— Ты оказывается красавчик, — игриво добавила она.

Так дико слышать подобные комплименты из уст ребёнка, я даже не подозревал. Успокаивало только то, что внутри ребёнка находится взрослый человек, а если точнее — взрослая женщина.

— Мама с папой постарались, — хмыкнул я. — Так, дорогие коллеги, чтобы нас с вами не постигла та же участь, что и местное население, предлагаю к комплексному обеду добавить ещё одно блюдо. Ну чтобы наверняка.

Я достал из сумки облатку с антибиотиком и раздал всем по две таблетки. И себе в том числе.

— Ну, за здоровье! — сказал тост Илья перед тем, как закинуть таблетки в рот.

— И за Курляндского, — добавил я и выпил свои.

— А я? — спросила Мария.

— Извини, я что-то не подумал, — сказал я и выдал ей одну таблетку.

— А почему одну? — удивлённо спросила она, уставившись на белый кругляшок на ладошке.

— Доза препарата рассчитывается по весу, — пояснил я. — Тебе явно одной хватит. Вот, держи.

Я выдал ей бутылку воды, чтобы запить. Она ещё раз посмотрела мне в глаза, потом всё-таки выпила препарат.

— А что это там происходит? — настороженно спросил Сальников, указывая в сторону управы.

Все находившиеся внутри здания вышли на улицу, сняли респираторы и начали обрабатывать руки антисептиком.

— А, это я их заставил выпить антибиотики, — хмыкнул я. — Выполняют.

— Ну что, господа, торжественный обед? — спросил, потирая руки, Рябошапкин.

— Я думаю пора, — ответил Виктор Сергеевич.

— Слушай, я тебя уже не спрашиваю, что здесь эта девочка делает, — сказал Илья так, чтобы и она слышала. — Очень надеюсь, что ты теперь сам расскажешь.

— А чего сразу я, может она сама всё расскажет? — хмыкнул я и посмотрел в её испуганные глаза. Сейчас она больше всего походила на шестилетнюю девочку, которой сейчас придется отвечать перед взрослыми за свой проступок.

— Дядь Саш, а может не надо? — спросила она дрожащим голосом, жалобно глядя мне в глаза. Казалось, вот-вот навернутся слёзы.

Я чуть не заржал вслух и не зааплодировал. Станиславский сейчас точно сказал бы «верю!» Мои коллеги тоже поверили и расчувствовались.

— Ну ладно Саш, не хочет ребёнок открывать свою тайну, значит не надо, — сказал жалостливо Виктор Сергеевич. — зачем травмировать детскую психику?

Удержаться, чтобы не заржать у меня уже получалось с трудом. Мы переглянулись с Марией и закатились оба, даже не в состоянии оценить обескураженные лица моих коллег.

— Я уже ничего не понимаю, — покачал головой Виктор Сергеевич.

У всех остальных на лице было такое же тотальное непонимание ситуации, как и у Панкратова.

— Ладно, я всё расскажу, — отсмеявшись произнесла Мария. — Только давайте сначала обед приготовим.

— А в вашем статусе положено готовить обед, сударыня? — спросил я, изобразив театральный поклон.

— Я в деревне живу, забыл, что ли? — хмыкнула она. — А в деревне девочек к работе по хозяйству чуть ли не с рождения готовят.

— Жаль, что сейчас мы не сможем познать всю глубину твоего кулинарного таланта, — сказал я. — Нет у нас с собой ни печки, ни газовой плиты, ни полного холодильника продуктов. А то, что есть, просто надо разогреть на горелке. Иван Терентьевич, вы уже знаете, где что лежит, давайте будем накрывать стол к обеду, а то уже желудок требует.

— Сию минуту, Александр Петрович, — ответил Рябошапкин, открывая дверь багажника и начал шарить по коробкам, доставая консервы.

Среди нарядных банок я заметил персики и ананасы, хоть убей не помню, как они там оказались. Видимо старик хочет ребёнка порадовать, смешной. Да в принципе все порадуются, я это всё тоже люблю.

Мы как раз сидели обедали в машине, заодно отогреваясь, когда дезинфекторы пожаловали в здание управы. Через пять минут все, кто находились внутри, высыпали наружу. Сначала они так и слонялись туда-сюда в противочумниках, потом видимо поступила команда разоблачиться, и они начали с превеликим удовольствием сдирать с себя ставшие за полсуток ненавистными костюмы и респираторы. Всё свалили в кучу и подожгли.

Насколько я знаю, в помещения, обработанные дезинфекторами, минимум час нельзя заходить. Решив воспользоваться вынужденным перерывом, полицейские и разведчики рассосались по своим машинам, чтобы перекусить и хоть немного вздремнуть. Один из них направился к нашей машине. По погонам я узнал, что это тот самый майор. На вид ему было лет сорок, короткая щетина волос с проседью, гладко выбритое лицо и шрам от ожога, переходящий с левой щеки на шею, который только подчёркивал его брутальную внешность. Сразу видно опытного военного, скорее всего он не полицейский, а из контрразведки, о чём говорил и отличающийся от полицейских цвет мундира.

— Александр Петрович? — спросил он, глядя на меня.

— Хоть познакомимся теперь в открытую, — хмыкнул я, вылезая из машины и пожимая ему руку. — Только я до сих пор не знаю, как вас зовут.

— Ах да, я же не представился, — голос с лёгкой хрипотцой придавал красок к образу брутального самца, готового при случае и в огонь, и в воду. — Шагалов Владислав Геннадьевич.

— Очень приятно, — улыбнулся я. — Как идёт расследование? Хоть что-то прояснилось?

— Сложно всё, — покачал он головой. — Эти странные жильцы, что снимали дом на околице, найдены мёртвыми в лесу неподалёку отсюда. С ними не стали церемониться, просто пристрелили, как собак, в упор. Если бы их убили магией, была бы хоть какая-то зацепка, а пистолет может оказаться в руках у любого. Глава села уехал в город несколько дней назад, в итоге его нет ни здесь, ни там. Скорее всего тоже тело найдём в лесу. Тот, кто всё это затеял, не хочет оставлять свидетелей. Я ещё не встречал, чтобы так расправлялись с верными сообщниками. Ну ладно глава, но, чтобы убить лаборантов, которые занимались анализом результатов заражения — это на мой взгляд перебор. Скорее всего человек, затеявший столь грязное дело, слишком известен в обществе, поэтому уничтожаются все связующие, чтобы невозможно было к нему подкопаться.