Галька с шорохом разорвала воздух и ударила воровку по ноге, та подпрыгнула на месте, упала, но затем, вскочив и чуть прихрамывая, побежала дальше. Но скорость она потеряла, и между нами оставалось уже метров двадцать, и расстояние стремительно сокращалось.

— Тринадцатая, ко мне! — услышал я крик мужчины, сверху. Он стоял на обзорной площадке, слишком высоко, чтобы я мог до него достать камнем. А вот и дрессировщик нашёлся. Добежать я не успею, так что…

Второй камень я бросил прицельно, с пятнадцати метров, когда обезьяна начала ловко карабкаться по трубам наверх. Попал точно по руке, которой она как раз цеплялась. От неожиданности пальцы её разжались, она свесилась вниз головой, держась только лампами, и рюкзак упал вниз.

— Ах ты ж тварь! — раздался гневный голос сверху. — Я тебя!

Что он там меня, дослушивать я не стал, прицелился получше и метнул камень, даже почти попал. Увы, расстояние и вертикаль играли против меня. Но своего я добился, шуганул дрессировщика, заставив спрятаться. Взвизгнувшая обезьяна метнулась к хозяину, а потом до меня донеслась ругань, и неожиданно дошло, что предыдущие слова предназначались не мне, а его питомцу.

Всю фразу я не слышал, но кроме мата разобрал слова клетка, током, палка и цепь. Похоже, не слишком-то он животных любил. Особенно учитывая, к какому ремеслу приспособил. Когда чуть успокоился, я вспомнил, что у обезьяны были проплешины на черепе и железная цепочка ошейник. Вроде даже с биркой.

Но одного было не отнять — обучил зверя хорошо. А ведь все обезьяны разумные, значительно умнее собак и воронов. И контролировать их сложнее, обычно только циркачи выпускают их из клеток на людях. Да и то, в большинстве своём на поводках. Ну и кличка так себе, просто номер.

— Крутой бросок! В штатах учился? Был пичером? — спросил меня громила на входе, когда я вернулся ко входу в ресторан.

— Гранаты кидал, — ответил я, заставив обоих охранников напрячься.

— Ты всё больше удивляешь! — улыбнулась Катя и, встав на носочки, поцеловала меня. — И восхищаешь. Нужно только гостиницу снять.

— Угу, с телефоном, — буркнул я, повернувшись к охранникам. — Господа, не скажете, где есть не пафосное, но вкусное заведение, где я смогу навернуть мяса?

— А-то, — усмехнулся тот же, кто спрашивал про пичера. — Как по Навагинской пойдёшь, второй поворот налево, на Воровского, там ресторанчик грузинской кухни. Шашлыки готовят — пальчики оближешь. Обещаю. А если скажешь, что тут не понравилось, ещё и чачи нальют.

— Спасибо, на сегодня с меня, пожалуй, хватит всяких элитных мест, — усмехнулся я. — Особенно с мелкими воришками.

— Извини, брат, за таким не уследишь, — ответил громила, а потом чуть распахнул жилетку, под которой угадывалась кобура. — Не палить же в неё было? Мелкая очень, а народу полно.

— А стволы вам для защиты от носорогов?

— От быков всяких в основном. А то есть шкафы побольше нас, — усмехнулся второй. Похоже, мужикам осточертело торчать на жаре, и охота было с кем-нибудь зацепиться языками, но я им такого удовольствия не доставил. Уже собрался уходить, когда Алексей сбежал по ступеням и передал мне конверт.

— Это что?

— Не знаю. От одного из посетителей. Сказал, что только у каскадёров такое видел, просил передать, — честно ответил официант, а когда я раскрыл конверт, у него от жадности и удивления глаза на лоб полезли.

— Гильдия кинорежиссёров России. И такие бывают? — хмыкнул я, повертев в руках визитку с вензелями. На ней, кроме титула, профессии, ФИО и короткого телефона было две вещи, которые я не сразу понял: длинный телефонный номер, начинающийся с 79, и какой-то еман уноекс. Кроме того, в конверте было сто долларов.

— Мне что-нибудь передать?

— Скажи графу Баранову, что я принимаю его восхищение, но работать с ним вряд ли буду. А визитку оставлю. Спасибо.

— Я, передам, — надо отдать должное, он почти не изменился в лице. — Ещё раз спасибо, что выбрали наше заведение. Заходите ещё.

Улыбнувшись, я кивнул махавшим нам людям и повёл Катю есть. Через десять минут мы сидели в крохотной и почти до краёв забитой кафешке, в которой пахло так одуряюще, что слюнки потекли даже у Кати. Не особенно разбирая, я взял один из готовых шашлыков и вонзил зубы в сочное мясо. Наконец-то!

О томатном соусе я вспомнил только на втором шампуре. К третьему наелся. Затем мы пили настоящий ароматный чай без всяких добавок и сахара. И даже сладости для Кати нашлись. Так что, когда я спросил у официанта про ближайшую гостиницу, в которой есть телефоны в номерах и услышал про Москву, понял, что таких совпадений не бывает.

Ну, гулять так гулять. Отпуск в конце концов! После снятия номера на сутки понял, что за сегодня у меня улетело больше сотни долларов. Так что чаевые от кинорежиссёра лишь покрыли основные расходы. Но телефон с безлимитными звонками по городу и видом на море этого стоил.

Хотя нет. Наплевать на всё это. Главное, что окупало любые расходы — было обожание в глазах восхищённой девушки. К тому времени кратковременный эффект от афродизиаков или психотропного уже прошёл, зрачки начали реагировать нормально, и я был уверен в искренности её чувств. Остальное было не так важно. Так что и к обзвону я приступил уже поздним вечером. В Адлер мы так и не вернулись.

— Не хочешь родителям позвонить, чтобы они не беспокоились? — спросил я, когда солнце начало садиться в море, оставляя оранжевую дорожку, тянущуюся за горизонт.

— Они уже привыкли, что я пропадаю, — отмахнулась Катя, развалившись на кровати и прикрывшись только простынёй.

— Ну вот и сделаем в этом правиле приятное исключение, — заметил я, подвинув к ней телефонный аппарат. — Звони, я пока в душ схожу.

Правда, эффект был совсем не тот, на который я рассчитывал. Когда вышел из ванной, увидел, что Катя сидит в кресле, обняв коленки, и смотрит на вываленные из рюкзака вещи. Паспорт, нож, золотые цепочки и кольца бандитов, купюры. Услышав шум, девушка подняла на меня красные глаза.

— Вань… а ты кто?

— Тебя не учили, что лазить по чужим вещам может быть вредно для здоровья? — спросил я, и девушка ещё сильнее вжалась в кресло. Прижимая голову к коленям и закрывая её руками от ударов. И вышло у неё чересчур привычно. Сгруппировалась так, что сложно было не заметить на спине и шее застарелые следы побоев. Похоже, домой она не спешила не просто так, но и оставлять девушку после подобного…

— Посмотри на меня. Сейчас! — сказал я, и Катя, вздрогнув, подняла голову. — У тебя началась ломка после наркоты. Нервозность, импульсивность, истерика — оттуда. Но я вижу твоё отношение, а потому дам последний и единственный шанс. Возьми себя в руки! Никто, кроме тебя, этого не сделает. Понятно?

Катя не ответила, только ещё больше сжавшись в комок. Наркомания — это диагноз, неизлечимая болезнь, сколько бы ни старались врачи и в какие «санатории» бы ни отправляли наркоманов, пока человек сам не поймёт, в чём беда, и сам не решит выбраться — всё бесполезно.

— Твою же! — я выдохнул, а девушка смотрела на меня большими испуганными глазами. — Не дёргайся, бить не буду. Не в моих правилах бить женщин, если они не демонессы во плоти.

— И что теперь? — покосившись на распотрошённый рюкзак, спросила Катя.

— Теперь, — я сел в соседнее кресло, побарабанив по подлокотнику пальцами. Посмотрел на кучу денег и украшений. Вспомнил начало своей новой жизни, и губы невольно растянулись в улыбке. — Ты хотела отсюда вырваться, верно? Что ж, я тебе сделаю подарок, почти такой же, как сделали мне.

— Что ты имеешь в виду? — опять напряглась Катя.

— Я дарю тебе новую жизнь, — усмехнулся я и, хлопнув по коленям, поднялся. — Что там у меня было? Деньги, билет, вещи… с паспортом не помогу, тут извини. Как и с ломкой, тебе придётся её пережить самой.

— Но я хочу остаться с тобой! — подалась вперёд девушка.

— Сейчас ты сама не знаешь чего хочешь. В тебе говорит страх и наркотики. Единственное, что тебе дадут деньги — это уверенность в завтрашнем дне. А остальное… — ответил я, отсчитав из кучки купюры. — Если ты выдержишь и сумеешь выбраться из этой ямы, то знаешь, где меня найти. Я поступлю в Черноморский.