Судя по тому, что девушка видела вокруг, это — послеоперационная комната. Рядом с койкой стоял небольшой кронштейн для подвешивания капельниц. Мари прикрыла глаза и собиралась вновь провалиться в сон, как вдруг рядом прозвучал знакомый голос:

— Инициалы — его пятая татуировка, — с легкой усмешкой произнес Кенни. За недолгое время их совместной работы это едва ли не первый раз, когда он сам с ней заговорил. Так что Марианна сне сразу поняла, кто это.

— А? — Смысл сказанного от нее также ускользал. — Ты о чем это?

Девушка повернулась и смогла рассмотреть коллегу. Парень сидел на соседней койке в серой больничной пижаме. Рука и плечо у него были замотаны бинтом. Похоже, не ее одну в этот вечер подстрелили. Сейчас Кенни выглядел каким-то усталым и посеревшим, словно он долго не спал. Интересно, как она сейчас выглядит? Наверное, немногим лучше.

Перед глазами все плыло. Оберин хмыкнул и развернулся к девушке.

— Ваше пари с инспектором, забыла?

— Я ничего не забываю, просто от наркоза и капельницы голова плохо соображает. Меня вырубает, а ты так сразу начал мне что-то объяснять.

Пари? Сквозь наркотическую пелену пробилось какое-то воспоминание. Какая-то глупость. Точно, они же поспорили тогда в доме инспектора. Как давно это было, как будто в предыдущей жизни.

— У него набиты собственные инициалы на пальце, только они закрыты перстнем юридического факультета.

— Тебе не попадет?

— С чего вдруг? Ты не слыхала, я же теперь герой? Хрен он меня наказывать станет, ему самому теперь не с руки — авторитет потеряет.

— Тогда спасибо. Как узнал?

— Руки в туалете помыл рядом, вот и заметил.

— Как все просто оказалось. Я уже собиралась в личное дело к нему полезть.

— Ага, — Кенни улыбнулся, и лицо его стало каким-то по-детски простым и открытым. Только сейчас, увидев его без фуражки и формы, Мари поняла, что парень-то был весьма симпатичным. Не писаный красавец со страниц журналов, но такие парни д’Алтон не особенно нравились.

— Пить хочу.

— Доктор сказал, тебе не давать — сразу вырвет.

— Понятно.

— Жаль, что мы с тобой только сейчас смогли нормально поговорить. Ты нормальная девчонка. Шеф, конечно, тебя вечно подкалывает, но, думаю, ты и сама понимаешь, что это у него возрастное.

— А?

— Ну… его выдернули на фронт примерно в нашем возрасте, так что неудивительно, что он такой. Ну…

— Как старший брат.

— Точно, — Оберин улыбнулся. — Как такой прикольный старший брат. Ладно, — Кенни протянул руку, — давай так: я за тобой присмотрю, может дам пару советов, как тебе стать душой компании, а сейчас я пойду.

— Конечно. — Девушка из последних сил пожала его ладонь и сквозь накатившую полудрему добавила: — Спасибо, что спас меня.

— Зачем еще нужны друзья? — ответил вместо Кенни Камаль и вошел внутрь.

Он осторожно сел рядом с кроватью девушки. Выглядел инспектор паршиво — весь перемазанный кровью и помятый. Он едва ли походил на себя даже утреннего. Глаза у него были красными.

— Инициалы у вас на руке — пятая татуировка.

Йона рассмеялся.

— Вот это мне нравится, мне бы твое расположение духа. Кто рассказал?

— Кенни. — Врать почему-то совершенно не хотелось, так что девушка пояснила: — Сказал, что хрен вы ему что сделаете и что он теперь герой.

Инспектор молчал и с ужасом смотрел на нее. Следующие слова он произнес каким-то не своим голосом.

— Д’Алтон, когда он тебе это сказал?

— Перед вашим приходом. Я думала, что вы встретились в коридоре. Простите, я еще плохо соображаю.

— Черт… у меня для тебя две плохие новости. Первая…

Мари почувствовала, что сейчас будет что-то плохое, она приподнялась на локтях и взглянула на начальника.

— Оберин умер четыре часа назад.

— Как?

— Случайное ранение, слишком поздно заметили, так что его просто не успели довезти до операционной.

— Так… а как я? Я же с ним разговаривала. Я… не сошла с ума. Он не может быть мертв.

— Может, я сам его видел.

— Тогда как я с ним говорила?

— А вот это, Куколка, вторая плохая новость для тебя за сегодня.

Варломо медленно вошел в прозекторскую Центральной Городской Больницы. За долгие три месяца с последнего визита сюда обстановка практически не изменилась. Все на своих местах, мертвые в холодильниках, живой за столом. Фон Эрт вскочил с кресла и поспешил поклониться. Этого никогда не требовалось, но все же старый приятель Александр иногда показывал свое почтение.

— Не ждал вас так рано, святой отец, — произнес он слегка встревоженно.

— Право, Александр, вы же сами написали, что дело не требует отлагательств, а теперь удивляетесь, что я явился так быстро. Будьте последовательны в суждениях и размышлениях.

— Я… да, я правда так написал, просто…

— Думал, что сторожевые псы господа отреагируют не так быстро? Или что я не явлюсь проверить твои проблемы лично? Я прав? Ладно тебе, дружище, показывай, что такого ужасного нашел. А то ты меня серьезно перепугал.

— Да-да, конечно.

Врач указал на холодильный шкаф и поспешил открыть его. Внутри лежало тело рослого и крепкого мужчины с рельефной мускулатурой. Одна нога была вывернута в неестественном положении. Да еще дыра в голове у него казалась весьма солидной.

— Ну, и на кого я смотрю? — спросил Гай спокойным тоном, но опытное ухо фон Эрта уловило нотки недовольства.

— Томас Энджело, — представил он священнику труп. — Рядовой. По официальной версии, был убит при первой попытке прорыва группы генерала Маркберга. Тому есть три десятка свидетелей.

— Вот только он выжил каким-то чудом и оказался убит позавчера в доках…

— Ну… — старый врач замялся, — вы правы лишь отчасти.

— Да? Где я ошибся?

— Парень позавчера был абсолютно точно мертв. Вот, смотрите сюда.

Доктор указал на широкую, грубо зашитую рану слева от грудины. Выглядела она плохо даже по оценке такого дилетанта, как святой отец. Мужчину зашивал если не криворукий, то садист — слишком грубые и кривые стежки.

— Серьезная рана. — Варломо покрутил четки в руках.

— Смертельная. Штыковая рана. Оставлена гуттским серрейтерным штыком. Раневой канал прошел через сердце насквозь. Место проникновения полностью совпадает с тем, что описали свидетели, так что ошибки нет и быть не может. Дальше…

Судмедэксперт выдвинул еще два ящика. Дин и Эрик Тэмм — легендарные близнецы. У одного не было практически половины черепа, а то, что осталось, превратилось в перемолотый фарш из крови и костей. У второго брата тоже дырка в затылке.

Одинаковые и в смерти.

— С ними тоже что-то не то?

— У Дина перерезан позвоночник, а в Эрике я нашел десяток деформированных пуль от крупного калибра и поврежденные органы. Все трое, очевидно, давно мертвы. Но только…

— Участвовали в ограблениях, — сам того не желая, дознаватель закончил фразу доктора.

— И я, если честно, в замешательстве, святой отец. Если все верно, то эти трое пролежали в…

— Тише. Выводы, которые вы сделали, неправильные.

— Но…

— Александр, — голос священника стал ледяным. — Душа не живет вне тела дольше четырех часов. Ни один медиатор не может провести реанимацию мертвеца даже через пять часов, не говоря уже о девяти годах. Это официальная позиция церкви. Вам все ясно?

— Д-да, святой отец.

— Напоминаю, что церковное следствие не ограничено в методах получения информации, как миряне. Мы поняли друг друга?

Доктор кивнул. На лице и лбу мужчины выступили крупные капли пота, словно сейчас доктор либо был слишком напуган, либо словил какую-то ужасную болезнь.

— Хорошо, документы по этим троим отдадите мне.

— Конечно.

Врач быстро дошел до своего рабочего стола и передал священнику бумаги.

— Копий нет, надеюсь?

— Нет.

— Отлично. Александр, надеюсь на ваше благоразумие. Тем более что у меня достаточно ресурсов, чтобы заткнуть и вас, и любого, кому вы расскажете. Любой, с кем вы обсудите особенности этого странного дела, будет скомпрометирован, вам же будет выписано назначение на санаторное лечение в одном из наших профилакториев. Никто лечить вас не будет, но слухи, которые за этим поползут, карьеру вашу уничтожат на корню.