И Суртур бы с ним, с кунаем на конце цепи, это чай не шипастый биток булавы, а я в надёжном доспехе, но оружие противника явно было каким-то грёбанным артефактом. Оно не вредило, попадая в щит, но, вот угодив мне по спине, будто выпило силы, утянув сходу и духовную энергию, и прану, и ману. Сам же враг держался дальше предела досягаемости копья, пользуясь длиной цепи, а магические атаки принимал на свой странный щит, который даже не думал истощаться, в отличие от моих резервов. И тогда я пошёл на отчаянный шаг.

Вместо попыток отбить кунай я сбросил щит себе под ноги и схватил цепь ладонью, отчего лезвие сделало вокруг моего предплечья пару оборотов, намотавшись на конечность. Кожаная внутренняя сторона перчатки явно сильно проигрывала кирасе, энергия из меня потекла бурным потоком, но мы оказались связаны с оппонентом. Я положил лезвие копья на цепь, после чего вдарил молнией по ней что было сил. И артефакт не справился с потоком! «Журавль» затрясся в судорогах, а я дёрнул цепь на себя, прорычав:

— Сюда иди!!!

Резко потянув врага на себя, я сам сделал два шага вперёд и, совершив копьём длинный выпад, пронзил противнику шею насквозь, после чего выдернул наконечник, поворачивая его в ране для гарантии. А потом быстро начал сматывать со своей руки цепи шэнбяо, потому что она тянула из меня силы, даже когда её владелец отбросил коньки, а резервы у меня уже показали дно. Это несколько смазало момент победы, однако лучше было избавиться от вампирствующей железки и прокричать боевой клич, вздымая оружие к небесам, после чего пойти к воротам с притихшей арены, чем сразу заорать в пафосной позе, а потом упасть и отрубиться.

Альвбранд терпеливо решал очередную математическую задачу, стараясь не отвлекаться от откровенно скучных цифр. Пока что это даже получалось, но мысли всё равно норовили свернуть в сторону чего-то хоть чуточку менее абстрактного, но более интересного. Это откровенно бесило юного полуэльфа, негативные же эмоции ещё сильнее мешали сосредоточиться на задаче и порождали новый виток замкнутого круга. Однако спустя какое-то время, отодвинув от себя листок желтоватой и относительно дешёвой сяньской бумаги, ученик вирдмана мог не без удовольствия признать, что как раз из по-настоящему паршивого замкнутого круга ему удалось вырваться.

Он очень или возможно даже слишком хорошо помнил свою жизнь до «долгого сна», но нынешние дни значительно отличались от прежних. Там он был просто результатом эксперимента с номером вместо нормального имени. Здесь определённо стал не просто чем-то, а именно кем-то другим, не объектом, а субъектом. Снежных эльфов интересовали пределы его силы и стойкости, которые они пусть и жестоко, но весьма эффективно развивали. Наставник же имел кардинально иной взгляд… да, в общем-то, на всё. И отражалось это, как ни странно, тоже во всём.

До «долгого сна» Альвбранда учили, пусть и довольно ограниченно. Он уяснил для себя, что цель обучения состоит в том, чтобы стать сильнее и умнее, а также больше знать, ведь знания — это тоже сила. Альвгейр сообщил ему, что цель обучения он видит в том, чтобы дать подопечному максимально широкое представление о мире и о нём самом, ведь если познать себя и окружающую действительность, то для Альвбранда откроется максимальное количество путей в жизни. Странная позиция. Но она определённо нравилась юноше, потому что подразумевала свободу. Вряд ли в этом мире было что-то, что юноша ценил больше. Он уже не думал, что окружающая действительность представляет из себя жестокую иллюзию хозяев или игру его собственного сломавшегося разума, но иногда просыпался по ночам, давя в себе крик. Проклятый каменный гроб и прочные оковы из аркониума продолжали ему сниться, как и смерть сестры, умершей в неволи от голода и до последнего пытающейся звать его слабеющим голосом. Не с его прошлым относиться к свободе равнодушно.

Правда, сейчас он вынужден был признать, что временно её лишён. Его существование было подчинено довольно плотному графику, которому он вынужден был следовать. Зато знания об окружающем мире вливались в него стремительным потоком, как и умения драться, а главное — побеждать. Ведь какой смысл в знании множества путей, если не можешь пройти ни по одному из них целым или хотя бы живым? Альвбранд понимал и принимал подобное положение вещей, но всё же всего один час в день личного времени казался ему до безобразия коротким. Пусть он и был бесконечно велик в сравнении с тем, что было восемь столетий назад. Там эксперименты и куцая учёба в библиотеке перемежались с долгим лежанием в демоновом саркофаге, о котором не получалось забыть до конца. Тоже, конечно, своего рода отдых, но с возможностью сходить в лес, на берег ручья или городской рынок определённо не сравнится. И уж точно не сравнится с визитом на арену!

Юноша хорошо запомнил тот день, когда попал туда в первый раз. Старика Хо Ши, учителя, весь хирд и его самого оскорбил знатный сянец, оказавшийся сыном вана. Однако происхождение не спасло его от словесного конфликта, который быстро перешёл в ту плоскость, где всё кончается кровью. Обычаи короткоживущих по-прежнему вызывали у Альвбранда вопросы, но уж специфику вызова за оскорбления он уяснил, как и то, что поединки чести проводятся лишь между равными. Аристократ может бесконечно оскорблять крестьянина или лавочника, и ему за это ничего не будет, но если представитель «подлого сословия» оскорбит кого-то из благородных людей, пусть даже в ответ, то его ждёт наказание от стражи… Если, конечно, аристократ просто на месте не убьёт простолюдина. Ещё одна странная концепция, но, к счастью, только южан, а на севере любой свободный тингман может бросить вызов любому свободному тингману, если для этого есть значимый повод. Ну да не в обычаях суть, а в том, что последовало за оскорблением. Бой на арене! Противник, что был под стать учителю! Риск, будоражащий кровь! И смерть!

Альвбранд не мог отделаться от воспоминаний о последнем ударе учителя. Однако наставник видел необходимость в том, чтобы он реагировал на подобные вещи не столь бурно. В нём была частица демона, и она выражалась не только в излишне острых зубах или когтях. Ему хотелось крови и смерти, он жаждал сам находиться на арене и убивать. А потому должен был уделять больше времени медитациям и учёбе куда более скучной, чем тренировочные поединки или просто физические упражнения. Казалось бы, в этом было логическое противоречие, но на деле подход, видимо, был верным. Юноша уже множество раз шёл на поводу эмоций в схватках с наставником, и всякий раз это заканчивалось быстрым и обидным проигрышем. В реальном бою это значило бы смерть. Путь к победе лежал через безупречный самоконтроль и планомерное достижение целей. А потому короткий перерыв на отвлечённые мысли оказался окончен, и полуэльф продолжил свой бой с математикой, для победы в котором нужны холодная голова и острый ум.

Прервалось сражение с цифрами лишь когда в комнату вошёл учитель, открыв дверь со словами:

— Как успехи?

— Почти закончил, — со вздохом отозвался ученик, добавив: — Это довольно сложно.

— Тяжело в учении, легко в бою, — усмехнулся Альвгейр.

— Не уверен, что это можно применить именно для боя, — опять бросил ученик взгляд на исписанные листки бумаги.

— Ты не прав, — возразил ему наставник, подойдя к открытому окну. — Помнишь ведь, что я тебе говорил о том, что в магии, чем больше ты тратишь времени на подготовку, тем меньше потом расходуешь маны?

— Да. Как и то, что наиболее экономна ритуальная магия, — кивнул Альвбранд.

— Мой посох, которым я убил своего противника, как раз представляет из себя целую кучу свёрнутых ритуальных схем. Но их можно использовать и иначе, — проговорил учитель, создав перед собой иллюзию линзы размером с тарелку, которая довольно смешно увеличила его лицо, особенно нос. — Видишь, как эта штука меняет вид, преломляя свет?

— Естественно, — ответил ученик, давя на лице улыбку. Занимался в комнате он без надоевшей повязки и сейчас жалел об этом.