— Правильно, — подхватил Валерий Палыч. — Не судите и…

— Да подожди ты, Валер, — махнул я рукой. — Кажется у меня есть одна неплохая идея на эту тему.

Перед тем, как войти в зал заседаний «Больницы Всех Скорбящих Радости» я уже перестал волноваться, был полностью сосредоточен, серьёзность включена на максимум. Готов к любым наездам и коварным подкатам за счёт надетой невидимой брони под названием «здоровый пофигизм» и «рациональное мышление». Вполне нормальный набор, учитывая, что мы реально ни в чём не виноваты. Да мы бы и в первый день могли бы там остаться и доделать, хоть до утра. Нам просто никто не сказал.

Для меня и коллег выделили специально поставленный ряд кресел немного в стороне. На отдельно стоящем ряду между залом и президиумом сидели лекари из клиники на Рубинштейна, то есть в качестве главных обсуждаемых лиц, а заодно и обвиняемых. От выражения их лиц в продуктовой лавке через дорогу должно было прокиснуть молоко.

Члены коллегии, сверкая золотыми и серебряными мантиями вошли в зал последними, после чего двери закрыли и наступила полная тишина, нарушаемая лишь шелестом раскладываемых Обуховым бумаг на столе.

Мэтр взял вступительное слово на себя. Вышел к трибуне и спокойным голосом по пунктам отчитался о проделанной лекарями Питера работе в зоне массового заражения. Высказал предположение об умышленном инфицировании осужденных и работников колонии, этот вопрос находится под контролем центрального управления полиции Санкт-Петербурга и уже доложено в Москву, где тоже будут контролировать ход следствия.

В последнюю очередь он высказался по поводу недоделанной работы в первый день и о недонесении проблемы до руководства, что повлекло за собой несколько летальных исходов, которые вполне можно было избежать. Результаты экспертизы показали, что четверо умерших скончались от инфекции и вызванных ей осложнений — интоксикации и обезвоживания. Последняя смерть наступила в районе шести утра второго дня борьбы с очагом. Исходя из этих данных можно сделать вывод, что прибывшая по просьбе главного лекаря на второй день группа специалистов к летальным исходам непричастна.

В пользу умышленного заражения говорило нетипичное течение заболевания с быстрым развитием симптомов и тяжёлым течением. В эту же сторону свидетельствовали предварительные результаты микробиологического исследования взятых у пациентов образцов. Микроб идентифицирован, это действительно Salmonella Typhi, но даже по внешним признакам найдены некоторые особенности строения. Исследование будет продолжаться.

Слушая речь главного лекаря Питера, я успокоился окончательно. Теперь мы точно здесь находимся только в роли свидетелей. После всего сказанного вряд ли у кого повернётся язык обвинить Склифосовского и его команду в несостоятельности.

Я расслабился, слушал и наблюдал, подперев подбородок кулаком. Мои коллеги тоже перестали выглядеть взволнованными. Юдин пару раз боролся с зевотой, видимо пришла отдача после ухода адреналина и начало тянуть в сон. Самый сосредоточенный вид был у Виктора Сергеевича. Он похоже «записывал на корочку» абсолютно каждое произнесённое здесь слово. Рябошапкин и Сальников периодически тихо перешёптывались между собой. В общем ощущение нависания над нами чёрной тучи улетучилось.

Самые жаркие прения разгорелись при промывании костей главного лекаря клиники на Рубинштейна. Я уже начал волноваться, что с него прямо здесь в зале заседаний шкуру сдерут, а потом ещё две, на всякий случай. Единогласно решили снять его с должности и временно, до решения суда, запретить деятельность в качестве лекаря либо имеющую любое отношение к состоянию здоровья или жизни пациентов. Значит, в отличие от меня тогда, ему и знахарем в лечебнице или на скорой помощи работать нельзя. Неплохой вариант. Подмывало предложить ему работу курьера по доставке готовых обедов, но тоже довольно рискованно. Лучше пусть метёт улицы по ночам, самое то будет.

— Александр Петрович, — внезапно обратился ко мне Обухов, пока я придумывал виды исправительных работ для главного лекаря с Рубинштейна. От неожиданности я вздрогнул.

— Да, Степан Митрофанович, — откликнулся я, ожидая, что последует дальше.

— Я вам поручил разработать воспитательные меры для коллектива клиники на Рубинштейна. Всем понятно, что их вина в сложившейся ситуации не столь велика, как у их руководителя, но оставить всё как есть мы тоже не можем.

По телу прокатилась волна жара, потом арктического холода. Ну зачем так-то? У меня уже была версия, как с ними поступить, чтобы и гуманно, но с пользой для дела, но собирался сообщить это Обухову при личной беседе, а не на такой публике, да ещё и в присутствии прессы, чьи объективы тут же сфокусировались на мне. А с другой стороны, чего я теряюсь? Вот же он мой звёздный час! С важным видом и гордой улыбкой на лице я поднялся на трибуну и вдохнул полную грудь воздуха.

— Как я уже упоминал раньше в разговоре, Степан Митрофанович, — начал я свою эпичную речь, — считаю критически важной задачей создания центра онкологической помощи населению города, основанную на государственном финансировании. Обучением специалистов, которыми я хочу предложить назначить лекарей из клиники на Рубинштейна, займусь я лично и мои коллеги на базе недавно открытого клинического госпиталя. Я уже составляю методические рекомендации по классификации этих заболеваний, особенностях диагностики и лечения. Для начала персонал обучим методике воздействия тонкими потоками магической энергии, что имеет очень большое значение в лечении онкологии. Потом уже тонкостям борьбы с этим грозным недугом. В ближайшем обозримом будущем планирую издать монографию по организации онкологической помощи.

Выдохнул и неспешно повернулся в сторону президиума в ожидании каверзных вопросов. И они, что вполне ожидаемо, последовали. Первым решил высказаться Гааз, кто бы сомневался.

— А как вы себе представляете, Александр Петрович, работу этих лекарей с онкологией? — сказал он таким тоном, словно я предложил накормить крокодила капустой. — Небезызвестный факт, что чтобы уничтожить новообразование, требуется маг-лекарь достаточно высокого уровня мастерства и с развитым ядром. У них же после использования медальонов от Баженова всё это в плачевном состоянии. Если бы они были достаточно сильными, мы бы о них сегодня не разговаривали в таком ключе.

— Если я правильно понял, Анатолий Венедиктович, — улыбнулся я, и не собираясь прогибаться под его тяжёлым взглядом. — Вы понятия не имеете о методе, которым я занимаюсь и который уже на основании официального разрешения преподаю. Этот метод позволяет прицельно воздействовать малыми энергиями на объект и производить довольно значимые манипуляции, не имея при этом сильно развитого ядра. Под моим руководством уже знахари умеют раны заживлять и многое другое, о чём раньше и не мечтали в сладких снах. Так что после обучения у нас в госпитале лекари из клиники на Рубинштейна вполне справятся с такой задачей не хуже элиты.

— Да что вы говорите, Александр Петрович? — ехидно улыбнулся он. Такое впечатление, что он решил теперь на себя взять обязанности Захарьина по вставлению палок в колёса. Только у него теперь ничего не получится, разве что только немного задержит. — То есть вы хотите сказать, что, проучившись у вас, любой из них сможет ликвидировать относительно небольшую опухоль за одну процедуру, так?

— Именно так, — уверенно кивнул я. — Если ваше сиятельство любит пари, то можем его заключить.

— А что, это неплохая идея! — оживился Гааз.

Я слышал раньше, что он азартный человек, вот и решил закинуть удочку. Чтобы пари состоялось, должно воплотиться в жизнь моё предложение по обучению лекарей с Рубинштейна, а это уже победа без обсуждения. В том, что я выиграю пари, нисколько не сомневался, поэтому предложил поставить достаточно кругленькую сумму. Глаза Анатолия Венедиктовича загорелись адским огнём. А у меня сегодня праздник. То, что, как я предполагал, будут долго обсуждать и думать, как воплотить в жизнь, теперь уже почти сделано.