— Если так надо, я без сомнения отрекусь от рода Пожарских. Я никогда им не был и не стану, даже если меня так называть. А моя мать стоит любого титула, — без капли сомнения ответил я. — Что до отца, которого я никогда не видел…

— Но разве это будет справедливо? — неожиданно даже для меня спросила Настя, и в тронном зале наступила гробовая, звенящая тишина.

— Ваше величество, нижайше прошу прощения за свою ученицу, — не без кряхтения склонился Пётр Алексеевич. — Она всего на втором курсе и пока не прошла достаточно уроков этикета. Обещаю, что после возвращения мы обязательно займёмся её обучением.

— Допустим. А что скажет Краснов? Разве не он прямой командир этой нахалки? — с превосходством спросила женщина, вышедшая из-за трона. Она выглядела едва на тридцать, хотя, судя по приколотому к платью гербу, перед нами была княгиня Серебряная. — Разве не он должен за неё извиняться и нести наказание?

— Мои соратники — не слуги, а друзья. Но я также считаю, что Анастасия не права, — ответил я, и княгиня победно улыбнулась, а в толпе чиновников прозвучали одобрительные возгласы. Но я ещё не закончил: — Справедливость либо есть, либо нет. Требовать или просить о ней бессмысленно.

Одобрительно галдевшие секунду назад писари и послы замолчали так резко, что казалось, было слышно, как их языки втягиваются в жопы. Княгиня же расплылась в ещё большее хищном оскале и победно стрельнула глазками в сторону императора. Но тот, к всеобщему удивлению, не только сохранил бесстрастное выражение лица, но даже слегка улыбнулся. Правда, смотрел не на меня, а куда-то сквозь.

— Я, названный императором всероссийским княжичем Святославом Ивановичем Пожарским, отказываюсь от рода Пожарских, от всех связанных с этим титулов и притязании, — не моргнув глазом произнёс я, и вот тут щека императора дёрнулась. Едва заметно, но его улыбка увяла. — Как сказал император, так и будет.

— Правильно! — тут же поддержали несколько аристократов. — Слово императора — закон!

Таких подлиз было не много, некоторые побоялись, другие оказались достаточно умны, чтобы сообразить, что я отказался от рода Пожарских, но не от своего отца. Пусть я его и не знал ни дня, но это не повод от него отрекаться. Родители бывают разные, их не выбирают, и даже если жить с ними невозможно — просто быть благодарным за своё появление необходимо.

И если честно, мне было почти наплевать, что именно решит Романов. Он уже дал своё слово и сейчас может либо потребовать дальнейшего отречения от отца, если это ему критично. Но какая ему разница?

Наталья Серебряная уже праздновала победу, не в силах сдержать эмоций. И даже её муж, князь Александр, в военном мундире с генеральскими регалиями, выглядел удовлетворённым и успокоившимся. Пока не прозвучал голос императора.

— Я принимаю отречение Святослава Ивановича Краснова от рода Пожарских. Род будет признан исчезнувшим и вычеркнут из бархатной книги, — проговорил Михаил Васильевич Романов. — Справедливость… она всегда была и остаётся правом сильного. Для слабых справедливость — милосердие. Так кто ты, Святослав?

— Разойдитесь, — проговорил я, и товарищи, услышав мою фразу, тут же подались назад, после чего я активировал форму Воина. — Такой демонстрации силы достаточно? Или мне вызвать на дуэль тех, кого я подозреваю в похищении моей матери?

Внимательно наблюдая за лицами супругов Серебряных, я увидел целую бурю эмоций. У Натальи в глазах лишь на секунду мелькнул испуг, но в следующий миг лицо её исказила гримаса ненависти, рождённая из зависти и страха. А вот Александр лишь подобрался, готовясь к возможной схватке. Всё же он в первую очередь был крайне опытным и достойным военным, а потом уже князем.

— Хм. Знание знаков и умение их использовать не есть сила, — спокойно проговорил император. — А вот готовность их применить — другое дело. Но справедливость ли это, о которой говорила кадет… Яблунина?

На последних словах правитель лишь немного задержался, пока ему подсказывали фамилию моей соратницы через микронаушник. Теперь уже мне оставалось лишь хмуриться. Справедливость — штука относительная. То, что для одного истина в последней инстанции, для другого — вопрос спорный. И даже факты можно трактовать.

В наступившей давящей тишине никто не хотел высказаться или обратить на себя внимание. Вспыхнувшую неприязнь между мной и княжеским родом Серебряных можно было ощутить физически. Я по глазам Александра видел, что он готовится к бою, к применению символа копья, что довольно разумно при борьбе с Воином. Оружие длинное, с возможностью выпадов, можно держать гиганта на расстоянии.

Из-за этого напряжения я чуть не пропустил появившегося рядом с императором мужчины, который принёс планшет с включённым экраном, что-то быстро продемонстрировав. После чего государь едва заметно вздохнул и покосился на Серебряных. Хватило поднятого пальца, как трон обступило сразу несколько министров и советников, спорящих друг с другом. Но стоило императору принять какой-то решение, как они все замолкли.

— Краснодарский обелиск испытаний уснул. Это подтверждают свидетели и видеозаписи. Какое отношение к этому имеешь ты?

— Моя команда прошла испытание без потерь, благодаря чему я сумел отключить его, завершив, — прогудел я, стараясь сдержать голос, но получилось всё равно как из громкоговорителя. Что на фоне спокойного и даже тихого голоса государя выглядело комично-страшно. Словно я пытался запугать присутствующих.

— Ты сможешь закрыть другие испытания?

— Зависит от испытания, — пожав плечами, ответил я. — Но пройти мы их сможем, это безусловно. Только нужен будет шестой член команды. Да и проблемы у нас сейчас совершенно иного плана.

— Как ты закрыл испытание?

— Наследственный дар, от которого невозможно отказаться, — позволил я себе широкую улыбку. Просто потому, что эти мои слова вывели из себя не только Серебряных, но и нескольких других аристократов. Лёгкое постукивание пальца по подлокотнику трона, и вновь перед ним советник с планшетом, какие-то отчёты, выкладки.

— А настоящие? — прочёл я по губам вопрос, и снова недовольный взгляд на Наталью. — Министр по делам аристократов, подойдите.

Советники закрыли от меня императора и Серебряную, и единственное, что я видел хорошо — её ухо, которое то краснело, то бледнело, становясь словно бумага. Перечить правителю она не смела, хотя видно было, что очень хотела, но приходилось больше смотреть и слушать, а когда короткий разговор закончился, выглядела совершенно вымотанной и уставшей.

— Святослав, подойдите, — приказал император, и я снял форму воина, встав перед троном. — Княгиня, вам слово.

— Я искренне извиняюсь за то, что имеющие ко мне отношения люди, проявили ненужную инициативу. Вы совершенно законно защищали себя, что привело к их смерти. Однако я не имею никакого отношения ни к покушению на вас, ни к пропаже вашей матери, — высказалась Наталья. — Это их решения и действия, не мои и не моего супруга или детей. Род Серебряных тут ни при чём.

— Я видел вашу переписку с продажным судьёй, поэтому я вам не верю, — как можно спокойнее ответил я, хотя пальцы сами сплетались в символе меча, чтобы отсечь её симпатичную головку.

— Это была его инициатива. Не моя. И вы, кажется, выжили и прикончили того, кого вы назвали продажным без всяких доказательств. Этот вопрос уже решён. А к пропаже вашей матери я не имею никакого отношения. Это факт.

— Княгиня, меньше лукавства… — тихо сказал Михаил Романов.

— Прошу прощения, ваше императорское величество, но я говорю чистую правду. Да, возможно, мы доплачивали лечащему врачу Катерины, чтобы он сливал нам данные. Да, меня не раз посещала мысль о нейтрализации угрозы, но не для себя лично, а для всей империи, и вы сами видите его необузданную силу! Он даже не кланяется как положено! Может и не сейчас, но он обязательно станет угрозой.

Государь хмыкнул, и уголки его губ дрогнули, но по лицу было непонятно, согласен он с Серебряной или осуждает её.