— Здравия желаю, господин Полковник, — ответил на привычный манер тот и коротко поклонился.

— Как все прошло? Что с другой целью?

— Цель захвачена… — В голосе прозвучали звенящие нотки, и опытное ухо командира их уловило.

— Только? — начал Полковник похолодевшим голосом. — С такой интонацией вы обычно добавляете «Только…» и дальше то, что испортит мне весь оставшийся день.

Водитель виновато опустил глаза.

— Слушаю вас, Марк.

— Капитан Гараев убит.

— Жаль… он бы нам еще пригодился. Кто в группе остался за старшего?

— Э… сержант Блум, кажется.

— Сержант? Помнится, я лично подписывал приказ о назначении его старшим сержантом. Поразительно проблемный солдат. Знакомы с ним?

— Виноват, сэр, не имел чести быть с ним знакомым.

— Ничего. Все еще впереди. Как показал себя мальчик?

— Не могу знать.

— Ладно, я сам узнаю. Поедем на пристань. Эта прогулка меня порядком уже утомила. Хочется немного отдохнуть перед делом.

— Конечно, как прикажете.

Автомобиль плавно отъехал от тротуара и помчался в направлении пристани Сен Жак.

Варломо осторожно переступил порог кабинета кардинала Валориса и поклонился.

— Доброго дня вам, монсеньор.

— Здравствуй, отец Варломо, проходи, садись.

Кардинал в кои-то веки был в силах работать. Сначала Гай заявился в спальню, откуда его направили сюда — в рабочий кабинет.

Было это так непривычно, что сначала святой отец даже замер и не веря переспросил. Когда ответ и во второй раз не изменился, то он, слегка посветлевший, поспешил навестить наставника.

Видеть Виктора в силах было приятно.

В последние два года это удавалось весьма редко. Все это время отец Варломо вел молчаливый протокол того, как его учитель и друг медленно умирает.

Без записей.

Просто подмечал новые ужасы болезни, которых до этого не было, или, скорее, которые просто не замечал.

Сначала приступы кашля были короткими, но сильными. Затем с каждым новым днем они становились все злее и дольше. Пока наконец не стало понятно, что это не просто бронхит.

Гай помнил тот день, когда старик посвятил его в тайну собственной болезни — вечером третьего апреля.

Трое независимых врачей осмотрели Виктора, и все трое поставили один и тот же приговор — рак пищевода.

Третья стадия.

Исход, как все понимали, был один — медленное мучительное увядание и не менее мучительная смерть.

Отличались только прогнозы по срокам. Цифры звучали от трех месяцев до полугода. Вот только Виктор Валорис — кардинал святой церкви и неизменный глава Службы Церковного дознания и посмертия — держался на этом свете уже второй год.

Кардиналу далеко за восемь десятков. Лечить его — давать напрасную надежду. Но это не мешало старику пойти против страшного диагноза.

Он буквально воевал с собственной немощью и болезнью. Отступал, но делал это медленно и достойно.

Сейчас же старик, похоже, находился в относительно хорошем состоянии. Если человек его возраста и с его болезнью хоть когда-то способен быть в таковом. Выключенный из жизни на долгие недели, Валорис с вновь обретенными силами принялся решать насущные вопросы. Вызвал верного секретаря и принялся диктовать текст решений по каждому существенному вопросу. По мелким и незначительным он только озвучивал решение, так чтобы помощник потом подготовил текст святейшего предписания и заверил.

Именно это занятие священник и прервал своим визитом.

— Оставь нас, Артур, — приказал он секретарю, — я позову, если надо будет.

— Конечно, монсеньор.

Худощавый священник, слегка напоминавший цаплю в темной рясе, поклонился и вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Валорис с усмешкой взглянул на своего старого и самого верного ученика.

На секунду отцу Варломо даже показалось, что катаракта отступила и кардинал снова смотрел на него своим строгим взглядом.

— Как я понимаю, — произнес Валорис спокойно, но улыбка пропала с его лица, — привели тебя ко мне не одиночество и не жажда беседы. Что случилось?

— Мой протеже, о котором я вам говорил, Камаль.

Кардинал кивнул, вспомнив.

Думаю, он нашел след большого зла, который мы пропустили.

— Кого он нашел?

— Думаю, что в городе орудуют драугры.

— Доказательства? — Голос кардинала стал холодным.

— Несколько свидетелей описывают молодого человека, в котором медиатор Камаль опознал давно покойного сослуживца. Парнишка точно мертв, д'эви, который работает с Камалем в паре, уверяет, что ошибки быть не может.

— Слишком шаткое доказательство, вольный народ не дает клятв, а без них…

Кардинал резко схватил платок и, прижав к сухим губам, громко откашлялся. После он рассмотрел внимательно платок и убрал на место. Судя по лицу, приступ был не столько сильным, сколько внезапным и неприятным. Кардинал тяжело сглотнул и поднял глаза на Варломо.

— Доказательств мало, но я прикажу во всех отделениях подготовиться к возможным проблемам. Страну мы удержим от бунта, но ты, мой друг, должен это все остановить. Здесь и быстро.

— Конечно. Что делать со слухами?

— Они и так поползут. Пресеки все так, как только ты умеешь. Быстро и однозначно.

— Потребуются… — начал было Гай, но кардинал его перебил.

— Гай, я, кажется, дал тебе перстень особых полномочий. Если нужно будет перевешать половину дворян, чтобы остальные подчинились, — вешай! Все что угодно делай, чтобы мертвецы не сожгли город!

Священник молча кивнул.

— Я вас понял.

— Прости за резкость, Гай, просто эти чертовы боли… Мне приятно твое внимание, старый друг, но ты достаточно опытен и прозорлив, чтобы принимать решения сам. Я помогу тебе, но не требуй больше моих скудных сил.

— У меня еще никогда не было столько ответственности, — пересохшим языком ответил Варломо. — Я боюсь совершить что-то непоправимое.

— Именно поэтому я и дал тебе перстень. Ты должен научиться жить с таким грузом.

— Погибнут люди. Я не смогу с этим жить.

— Сможешь. Или ты думаешь, что я не понимаю тебя?

— Простите, монсеньор, я не хотел выказать неуважение.

— Ты прав — не понимаю, но и мне есть чего стыдиться. Я не смог вразумить императора, как ты думаешь, виню ли я себя за все те жертвы, которые мы понесли во время этой войны?

Варломо молчал. Сейчас этот его выпад показался ему бунтом мальчишки, который получил слишком много ответственности.

— Конечно же, — ответил за него Валорис, — я не был на твоем месте, мой старый друг, я был только на своем. Но эта ноша тоже не из…

Кашель снова скрутил старика. Он согнулся и покраснел от натуги. Едва видящие глаза почти вылезали из орбит. Отпустило так же быстро, как и началось. Старик выплюнул несколько густых кусков окровавленной мокроты на пол и недовольно взглянул на платок, который так и не успел достать.

— Прости, мой друг, но думаю, что тебе пора. Похоже, что мой медленный убийца решил напомнить о себе.

— Конечно, монсеньор. Мне позвать сестру?

— Нет, мне не нужен морфий, а нужен мой секретарь. Позови его, дел слишком много, а я еще пока держусь. Прощай, мой мальчик, и не держи зла. Проклятые боли.

— Конечно, монсеньор.

Варломо поклонился и вышел. Что же, он известил руководство о вскрытой угрозе, но теперь осталось только понять, что делать. Перстень, который он носил уже несколько дней, должен был сделать хоть что-то.

Иначе какой смысл?

Нужно теперь собрать рабочую группу из верных людей. И Йона должен в нее войти. Парень, как обычно, впутался в слишком крутую игру и без присмотра мог наделать глупостей.

Гангрена был зол. Гараев умер в машине, и Энди так и не успел с ним проститься. Хотелось что-то разнести.

Хуже было только Блуму.

Удивительно, но сержанта эта потеря подкосила сильнее всех. Первый раз в жизни Энди видел у Джея дорожки от слез.