— О, может, ты даже уже придумал её начало? — поинтересовались у меня с озорной улыбкой. Веселье ассонки было понятным. Похоже, она без труда поняла, что спорю я из тупого упрямства, а не желания и правда переселиться в вечную мерзлоту.
— Вот не стоит, — возвёл очи горе Тормод, а потом взмахнул рукой. — Вот просто не надо.
— Мой брат прав, я тот ещё скальд, — пришлось мне отозваться, примирительно подняв руки.
— И всё же таково моё желание. Ты же не откажешь племяннице самого конунга в столь малой просьбе? — кажется, меня сейчас со страшной силой подкалывали. — Ведь не бывает ассонов, что совсем не могут складывать слова в строки.
— Ну потом не говорите, что я не предупреждал, — со смехом развёл я руками и поманил телекинезом барабан с колотушками к Иви. — Постучишь хоть?
— Попробую, — ответила моя невеста, ставя свою кружку на скамью одного из гребцов.
Я же пару раз выдохнул, не особо представляя, что теперь делать-то. Рифмач из меня и правда был так себе, Тормод в этом отношении всегда был прав. И это было обидно, потому что искусство слова почти статусное умение и у нас, и даже у южан, где всякий уважающий себя рыцарь может сложить какой-никакой сонет. Впрочем, то же самое можно сказать и о сяньцах с их хокку. Однако, несмотря на некоторую бездарность, мне вовремя вспомнилась одна песня, в которой и на русском страдала рифма, но цеплять что-то внутри людей ей это не мешало. Так что я прикинул в мозгу первую пару строк на ассонском и начал отбивать ритм ладонями по коленям, чтобы его подхватила Иви, а затем запел не самым музыкальным голосом:
— Вижу — поднимается с колен моя прародина.
Вижу, как из пепла восстаёт моя Родина,
Слышу, как поёт моя древняя прародина,
Снова поднимается с колен моя Родина.
Разгибает спину мой былинный народ,
Раздвигает стены наша гневная мощь,
Рассвет зовёт нас за собой в поход
На гибельную стужу, на кромешнyю ночь.
Вижу — поднимается с колен моя прародина,
Вижу, как из пепла восстаёт моя Родина,
Слышу, как поёт моя фростхеймская прародина
Снова поднимается с колен моя Родина, — вновь продекламировал я припев, к которому, на моё удивление, присоединились сразу несколько голосов полуэльфов. А мне заранее пришлось подготовиться выдать немного огня на выдохе в нужной строке следующего куплета.
Сбрасывает цепи мой могучий народ!
В сердцах светло и жарко, полыхает заря,
От нашего дыханья тает, плавится лёдДШшь
Под нашими ногами расцветает земля.
Вижу — поднимается с колен моя прародина,
Вижу, как из пепла восстаёт моя Родина,
Слышу, как поёт моя древняя прародина!
Снова поднимается с колен моя Родина
Родина…
Глава 8
Следующий восход в очередной раз доказал, что утро вечера дряннее. Конечно, я был довольно молод, а не перешёл снова в ту категорию, когда вчера не пил, не курил, вовремя лёг спать, а вид по пробуждению такой, будто после даже не гулянки, а целого запоя. К тому же прана была энергией самой жизни и весьма недурно справлялась в том числе и с похмельем. Однако количество порой переходит в качество, а бухали мы вчера знатно, заливая в себя всё больше и больше, парни аж устали бегать до трактиров, возвращаясь с бочонками на плечах… Так, я вроде не бегал. И это хорошо. А то передаст какая-нибудь сволочь конунгу, и получится очень неловко, ведь и так по краю хожу. Изгнанники могут находиться на бортах кораблей, приходящих в Ассонхейм, потому что драккары и кноры не обыскиваются, нет у нас подобной традиции. Так что ну сидит и сидит где-то изгой тихой сапой, навредить-то никому не может, а если с ним кто-то желает поговорить, то сам придёт пообщаться, отвечая за любые последствия. Да только я, зараза такая, сижу на борту очень не тихо, и это может вызвать неудовольствие нашего «царя горы», который вроде и первый среди равных, а однако власть его весьма тверда. Причём не удивлюсь, если тут опять не обошлось без вирдманов, а возможно и жрецов столичного капища, где есть некоторые шансы встретить кого-нибудь из богов. А у касаток, решивших пролить кровь других ассонов, теперь есть все шансы тоже быть изгнанными и фактически ограбленными. Великий Конунг и в пользу каменных медведей виру назначит, и себя не обидит. Жаль нам напрямую ничего не перепадёт. Мы просто помогли дальним родичам, благодарность только от них самих ждать можем.
Слегка потянувшись, я потревожил Иви, которая крепче прижалась ко мне под медвежьей шкурой, которой мы были укрыты прямо на палубе. Хорошо хоть дождя не было, стояла солнечная летняя погода, а то не хватало проснуться после пьянки от того, что на лицо вода в пять утра льётся.
— Доброго утра, солнце, — огладив спину девушки ладонью руки, которой обнимал её во сне, проговорил я.
— О-о-о-о, доброе… — протянула она, поморщившись.
Я же аккуратно положил пальцы второй конечности на её лоб и направил целительную энергию в организм своей второй половины, тут же возвращая её щекам румянец.
— Спасибо. — Она поцеловала меня, также поправив моё здоровье, положив ладонь на лоб.
— И тебе, — улыбнулся я, чуть шевельнув своими острыми ушами, которые тревожил звук, которого вроде бы не должно быть.
Рядом виднелись мачты драккаров и кноров, однако я слышал, как о борт нашего корабля скребут ветки растений. Но мы были в Берне… Приподнявшись на локте, я убедился, что город никуда не делся, а мы по расплескавшейся синеве не двинули куда-нибудь в неизвестном направлении. В этом мире боги меня миловали, а вот в прошлой жизни разные приключения бывали, порой даже просыпался не в тех городах, где начиналась пьянка. Ирония судьбы, или зачем я, блин, в Великом Новгороде.
— Чего такое? — поинтересовалась Иви, следя за моими действиями. — Случилось что-то?
— Не знаю, — отозвался я, привставая, и посмотрел вниз на борт и причал. — Ан-нет. Знаю. От нашего дыханья тает лёд, под ногами расцветает земля, а друидам мы больше не наливаем.
— А в чём провинились друиды? — спросила моя невеста, перемещаясь к борту, а потом проговорила: — Вопрос снимается.
Ещё бы он ещё стоял. Мы вдвоём смотрели вниз на причал, который несколько «разросся и заколосился». Этот эпизод пьянки всплыл наконец в моей памяти, собственно, с него как раз в основном весь чад с угаром и начались. Я под барабан Иви спел корявый перевод Гражданской обороны, подражая Егору Летову, да будут боги и ангелы музыки благосклонны к его душе. Сделано это было в основном потому, что просьбу родственницы конунга так просто не проигнорируешь, а её саму на йух не пошлёшь за то, что она твою невесту пытается третировать, параллельно строя тебе глазки и явно дразня твоего брата, который вокруг неё вьётся. Однако народу земное творчество неожиданно понравилось, и некоторые даже подпевали. В основном, понятное дело, полуэльфы, у которых всё было сложно с патриотическими чувствами к землям, в которых им довелось родиться. Но нашлись и те, кто заявил, что всё это фигня фигнёй, а вот при дворе конунга скальды ого-го. Как известно, инициатива сношает инициаторов, и за оными скальдами были отправлены ходоки под поручительство Ингрид, и вскоре пьянка стала веселей. Да и к ней подтянулось несколько больше народа, чем было в начале, хотя нас с Каменными Медведями уже было немало. Бухали, веселились, несколько раз били друг другу морды, потом снова бухали, потом я остужал водными волнами идиотов, которые по синей лавочке хотели сойтись на острой стали, затем мы вместе пили для согреву, потом колдовали с другими вирдманами, вместе орали песни, снова пытались колдовать… Ну, в общем, примерно так всё длилось до утра, а потом народ наконец начал расползаться или заваливаться там, где стоял. Хотя некоторых вроде уносили работники трактиров. Наверно, самых предусмотрительных. В общем, всё ожидаемо. Именно так всё и должно происходить у народа, который видит идеальное посмертие в форме бесконечной пьянки с драками в компании богов, а в конце реально большой махачЪ.