Гридни стеганули коней к стенам Переяславля и через некоторое время смерды вели в четыре руки здорового чёрного быка. Глаза того красны и размах рогов поражает. Тур, а не бык. Видно, спутались стада в лесу с диким скотом. Так и явились на свет отпрыски.

– Победишь быка и выйдешь против степняка, – обронил воевода борцу. – А проиграешь – лишишься языка. Больно длинный. Как у псов степных.

– Не велика честь животину заломать. Почто тварь родову мучить? Не велит бог, кабы не обряд, – раскатисто обронил борец и скинул кольчугу, оставшись в рубахе, да закатав рукава.

– Так и скажи, что борец только на словах, – хмыкнул священник. – Может бог твой и слова твои подтвердит? И бык от смеха перед твоей доблестью падёт?

Борец только улыбнулся криво и подошёл к быку. Дружина расступилась, давая круг для боя. Смерды отпустили верёвки, держащие быка, и разбежались.

Рогатый зверь вырвал копытом дёрн земли и ноздри выпустили тяжёлый горячий воздух. Борец хлопнул в ладоши, растёр ладони и пошёл на быка.

Дал рогатый зверь резвый старт на жертву, и Сёма едва не вскрикнул, когда рога почти что поддели мужика. Дальше подкинет в небо, а после затопчет. То сценарий известный.

Но борец извернулся, обхватил одной рукой за рог быка, а другой рукой схватил за мохнатый бок. Рогатый застыл, затем взревел – в руке борца оказался кусок бока: кожа с мясом и обломки рёбер. Внутренности посыпались наружу.

Жалобный вскрик зверя копытного прокатился по округе. Бык припал на колени и завалился в траву, истекая кровью. Борец обошёл быка, взял за рога и, шепча о прощении, вывернул шею, избавляя животное от мучения долгой смерти.

Затем победитель повернулся к князю и бросил кусок мяса под ноги его коню. Животину повело в сторону от запаха крови под носом. Гридням пришлось подскочить к Владимиру, чтобы удержать коня на месте.

– Знатный борец, – обронил сухо Владимир. – Иди и принеси нам победу.

– Не буду драться, – обронил борец.

– Отчего же? – донеслось от воеводы. – Князя ослушаться вздумал?

– На кой мне за чужого бога жилы рвать? – ответил дружинник. – Нападут, буду биться, а пока стоят, чего мне в битву первым лезть? Меня не трогают, я не трогаю.

– Так не за бога дерись, за князя своего, за землю родную. Переяславль отдадим, ещё придут, – перебил отец борца горячо. – Не те они уже, что при Святославе. Осерчали степняки. По-другому с нас спросят. По старой вере кровь прольётся.

– Дерись, собака! – прикрикнул воевода.

Но вой и ухом не повёл.

– Не буду драться, пока князь не поклянётся, что не заставит меня никогда клятву новому богу давать, – обронил борец и добавил. – Пусть позволит мне держаться старых устоев. На том и сойдёмся.

– Да как ты смеешь, смерд?! Головы лишиться захотел! – вскипел священник рядом. – На колени и моли о пощаде!

– Не престало русичу на коленях стоять. А за правду и головы не жалко. Ты же за своего бога волхвов рубишь словно мясник тушу, на кострах палишь, словно факелы возжигая. Так и я за своих богов голову оторвал бы тебе, кабы ты не подле князя был, чернорясный. Кабы не клятва, с тобой я сошёл бы с большим желанием и не быку, то тебе бок вырвал.

Отвёл священник коня подальше. Целее будет.

– Ты клятву давал! Помни о присяге! – снова рявкнул воевода.

– То верно. И слов своих держусь. Только клятву я давал старому князю – Владимиру, а не Василию, как ныне нарёкся крещёный.

Воевода взялся за меч, дёрнул коня на встречу.

Борец рванул рубаху и, обнажив грудь, приблизился к воеводе:

– А руби ты меня, воевода. Карай! А не буду биться!

– Упрямый чёрт! – обронил воевода, сдавливая в нетерпении эфес меча. – Ума нет, и не будет. Нет больше старых богов, за что умирать собрался? Жизнь врага можешь взять, а свою своим отдаёшь за слова? Что за безумие в твоей пустой голове?

– Как же нет, когда по-прежнему светит солнце Ярилы. Как же ушли боги, когда дует ветер Стрибога? Нели ли их, когда гремит гроза Перуна? Я есть, значит и боги мои живы. Не паду на колени и биться не выйду, воеводу. Пока князь слово не даст, что не будет заставлять окаянный крест надевать и православие на правоверие менять[1].

[1] Родоверие в старину называлось православием, (правильно славящим богов). Радетели новой веры называли себя правоверными (правыми в вере). Позже христиане стали называть себя православными. В современном мире правоверными называют себя мусульмане.

Владимир вновь посмотрел на борца на другом конце поля. Печенежская рать с минуты на минуту грозила броситься в битву в нетерпении. Борец верное время выбрал, чтобы требовать. Либо дружину в крови утопить, либо пойти на уступки. Оставить смерду жизнь – значит дать выбор дружине: переходить в новую веру, али держаться старой, а отрубить дерзкому голову – значит броситься в безнадёжный бой. И с такими разногласиями все как один полягут.

– Коли нет мозгов, держись своих богов, – обронил Владимир, а глаза на миг словно показали недосказанное: «Да проси защиты, чтобы не прирезал тебя лихой человек не сегодня, так завтра».

Борец расплылся в лучезарной улыбке, и смело пошёл через расступившийся строй на поляну. Там печенежский богатырь уже поносил русичей. Выговаривался от души и пенял русам за то, что те растеряли храбрых людей. Их новому богу храбрые и вольные не нужны, только рабы и смиренные, говорил. И плевался без меры, рожи корчил.

Оба богатыря сошлись посреди поля.

Печенег был выше на полторы головы и шире в плечах, а русич держался правды и верил своим богам. Обхватили враги друг друга. Сдавил печенег так, что едва не хрустнули рёбра русича. Дыхание остановилось и лицо покраснело от напряжения. Давил, давил печенег, да не падал замертво русич, а как чуть ослабил хватку, так сдавил в ответ русич. И хрустнули рёбра печенега и потекли по губам багровые ручейки.

Пал печенег замертво и дрогнуло войско на той стороне поляны, что неприятельской обозначено. Подались кони вражины от стен Переяславля и не возвращались больше печенеги к градам русским.

Так Сёма узнал, как Владимир Святой, «не потеряв ни одного человека, отогнал врага от земель русских».

«Так вот почему двоеверие ещё несколько сот лет гуляло по Руси. Неужели действительно те, кому писанная нужными людьми история присвоила эпитеты “Великий”, “Святой”, “Мудрый” на самом деле не таков?», – подумал Сёма.

Что-то колыхнулось в душе и заныло по временам простым и славным. Но беспощадное настоящее упрямо потянуло к себе. Своих проблем хватало.

Атлантический океан.

Настоящее.

Сёма пришёл в себя, поводил глазами из стороны в сторону.

– Ну и как тебе ощущение клинической смерти? – обронил Сергий. – Куда тебя приписал умирающий мозг? Ад? Рай? Что говорят постулаты?

Оба дрейфовали на крыле самолёта, которое при всяком удобном случае захлестывали волны.

– Там, по крайней мере, тепло, – вздохнул Сёма. – А не такая жара, как здесь. И на свет не скупятся. Ангел-хранитель только снова взъярился. Странный какой-то. Крыльев нет, рогов тоже.

– Крыльев нет потому, что ты знал, что крыльев у ангелов никогда и не было. Твой контуженный разум не дорисовывал ничего лишнего.

– А рога чего? Отпилил? Или сбросил?

– С рогами сложнее. Понимаешь, изначально демон – дух земли, защищающий планету от энергетических вторжений и инопланетных посягательств. Не свойственны духам рога, Лео. А кроме духов прочих демонов не осталось. Всех боги и герои в смутные времена перебили. Те, что остались на иных уровнях – бесплодны, не материальны.

– Я поражаюсь человеческой фантазии. Не поскупились же на краски в описании всех мук ада тем, кто будет иметь своё мнение, – ответил Сёма, пытаясь справиться с головной болью. Солнце напекло так, что казалось вот-вот из ушей кровь пойдёт. – Скорп, а почему Владимир христианство выбрал? Ну, официальную версию в топку, конечно.