Анна хрипела, ее лицо посинело. Она смотрела на него снизу вверх, и в ее глазах, помимо ужаса, читалась ненависть и презрение.

— Ты… монстр… — выдохнула она.

— Я монстр? Выбирай выражения, плебейка, — отрезал Волк. — Чудовище из первой эпохи унесет миллиарды жизней, если вырвется на волю. Твой крохотный мозг это осознает? Я спасу этот мир от него. Даже если для этого придется пожертвовать некоторым количеством людишек.

Он отпустил ее. Она рухнула на пол, жадно хватая ртом воздух.

— Переживаете… за мир? И людей? — прохрипела Анна собравшись с духом. — Кхе-кхе… По моему, вы куда больше переживаете за себя. Ведь если Ярослав… окажется не безумцем… а принесет в наш мир новые… точнее, утраченные технологии… таким как вы, в новом укладе не будет места…

Глаза Волкова холодно блеснули. Они словно вынесли дерзкой девице приговор…

— Жаль ты не увидишь, — он поднял руку, в которой формировалась заклинание. — Как твой персиковый мальчик сгорит в очищающем пламени…

Академия

Аудитория для экзаменов была огромной, холодной и гулкой. Она напоминала древнеримский амфитеатр. Ряды парт уступами уходили вверх. Внизу, в центре, стоял одинокий стол для студента. И кафедра для экзаменатора. Место для казни.

Я сел за стол. Огляделся. Почти все места были заняты. Студенты бледные, с красными от бессонной ночи глазами, лихорадочно листали конспекты. Воздух был наэлектризован страхом.

Я увидел виконтов Бориса Страхова, Макса Рогова и Тимура Кайлова. Они сидели в первом ряду, максимально далеко друг от друга. Борис был невозмутим как ледяная глыба. Макс выглядел так, будто всю ночь не просто учил этику, а лично отбивался от демонов в преисподней. Тимур же счастливо улыбался и глядел в окно. Кажется, искал там бабочек…

В аудиторию вошел профессор Шварц. Тишина стала абсолютной. Он прошел к кафедре, положил на нее свой старый портфель и канделябр. Сел. Окинул нас ледяным взглядом.

— Берите билеты.

Процедура была похожа на лотерею, где вместо выигрыша — унижение разной степени тяжести. Шварц достал из портфеля старую деревянную шкатулку, которая выглядела так, будто ее выкопали вместе с мумией фараона.

— По одному, — отчеканил он. — Без суеты. Ваша судьба — всего лишь клочок бумаги. Как иронично, не правда ли?

Первым вызвался какой-то нервный парень с факультета техномагии. Он подошел к кафедре так, будто шел на эшафот. Его рука дрожала, когда он полез в шкатулку. Он вытащил билет, посмотрел на него. Его лицо стало белым, как мел. Потом зеленым. Потом, кажется, фиолетовым.

— Что, молодой человек, не нравится вопрос? — съязвил Шварц. — Могу поменять. На еще более сложный.

Студент судорожно замотал головой и поплелся на место готовиться.

Следующей была девушка-аристократка, вся в рюшечках и бантиках. К столу она шла с таким видом, будто богиня снизошла с небес до нашего плебейского экзамена. Она вытащила билет, элегантно взглянула на него. И ее фарфоровое личико на мгновение скривилось, словно она откусила лимон.

Я подошел к кафедре. Засунул руку в шкатулку. Пальцы нащупали прохладный, шершавый клочок бумаги. Я вытащил его. Развернул.

«Билет № 13. Дилемма автономного боевого ИИ. Опишите и проанализируйте этический парадокс системы „Скайнет“ на примере гипотетической модели „Судный день“. Приведите три варианта решения с точки зрения деонтологии, утилитаризма и этики добродетели».

«Ого, босс, джекпот! — хихикнула Алиса в моей голове. — Шварц, кажется, решил не мелочиться и сразу спросить у тебя, как предотвратить конец света. Надеюсь, ты ночью этот пункт не прогулял?»

Я усмехнулся. Еще как не прогулял.

Вернувшись на место, я начал делать записи. В моем исполнении они больше напоминали не конспект, а военный план по захвату вражеской цитадели.

Вокруг царила атмосфера чистого, концентрированного ужаса. Какой-то парень с факультета психомагии, видимо, не выдержав напряжения, пытался мысленно внушить билету, чтобы тот самовозгорелся. Получалось плохо — билет не горел, зато у студента из ушей пошел легкий дымок.

Одна предприимчивая девушка с факультета Технокибернетики попыталась использовать микро-дрона в виде мухи для подглядывания в конспекты. Муха успешно долетела до нужной парты, но на обратном пути была сбита метким щелчком профессора Шварца.

— Госпожа Орлова, — его голос был сух, как прошлогодний гербарий. — Ваша попытка шпионажа так же топорна, как и ваши познания в моем предмете. Пересдача.

Другой студент, боевой маг, попытался действовать хитрее. Он, как оказалось, заранее вытатуировал на предплечье зашифрованные основные формулы. Шварц, даже не вставая с места, просто произнес:

— Господин Громов, интересная татуировка. Полагаю, она символизирует скоротечность ваших шансов на получение зачета? Пересдача.

Наконец, наступил час икс.

— Начнем, — голос Шварца был сух, как пустынный ветер. — Желающих нет? Ну тогда… хм… Господин Рогов. Начнем с вас.

Рогов, бледный как смерть, поплелся вниз. То, что произошло дальше… иначе как избиением младенца не назвать. Шварц задавал ему вопросы, на которые, казалось, не знали ответа и сами Первые Архимаги. Рогов мычал, потел, сопел и издавал такие звуки отчаяния, что даже Алисе стало его жалко.

«Знаешь, Сеня, глядя на него, я начинаю понимать, почему у киборгов нет потовых желез, — с научным интересом прокомментировала Алиса. — Это просто неэстетично. И, кажется, не очень эффективно в плане умственной деятельности».

Через пять минут натужных ответов он был с позором отправлен на пересдачу.

Следующим был Борис Страхов. Он держался лучше. Отвечал четко, по делу. Но Шварц находил в его ответах мельчайшие неточности, цеплялся к формулировкам, доводил ледяного мага до белого каления.

— Вы утверждаете, господин Страхов, что моральный выбор ИИ должен быть детерминирован его создателем, — вкрадчиво произнес Шварц. — А что, если создатель — аморальный тип? Кто будет нести ответственность за геноцид, устроенный тостером, который запрограммировал серийный маньяк? Сам тостер?

В итоге Страхов сдал. На троечку. Но даже его ледяное спокойствие дало трещину. Он ушел с таким лицом, будто его только что лишили всех титулов. И отправили в ссылку поднимать с нуля приграничное захолустье.

— Кайлов, — безразлично произнес Шварц, глядя в список. — Вы следующий.

Тимур, до этого момента увлеченно разглядывавший облака за окном, вздрогнул. Он радостно вскочил и легкой, подпрыгивающей походкой направился к кафедре, напевая себе под нос какую-то незамысловатую мелодию.

Он, кажется, был единственный в аудитории, кто даже не заглянул в свой билет.

— Профессор! А бабочки сдают экзамены? — с детской непосредственностью спросил он, усаживаясь за стол. — Мне кажется, нет. Они просто летают и делают «бяк-бяк-бяк» крылышками. Им не нужна этика. Они и так прекрасны.

Аудитория замерла. Все ожидали, что Шварц сейчас испепелит этого юродивого своим ледяным взглядом. Но произошло нечто невообразимое. Профессор чуть склонил голову набок и серьезно, без тени иронии, ответил:

— Интересное наблюдение, господин Кайлов. Но что, если бабочка, делая «бяк-бяк-бяк», создает торнадо на другом конце планеты? Несет ли она за это ответственность? Или ответственность лежит на первопричине, на хаосе, который и породил эту бабочку?

Тимур на секунду задумался, его блаженная улыбка исчезла.

— Хаос — это просто непознанный порядок, — неожиданно серьезно произнес он. — Бабочка не виновата. Она просто… есть. Как ложка.

Он достал из кармана своего мундира блестящую серебряную ложку.

— Ложка может копать, а может есть пыль. Но решает не ложка. Решает тот, кто ее держит.

— А если нет того, кто держит? Если ложка автономна? — не унимался Шварц.

— Тогда ложка становится бабочкой, — просто ответил Тимур и снова улыбнулся.

Я, слушавший их вполуха, потерял нить разговора. Они перешли на такие глубокие философские материи, что у всех в аудитории, включая Бориса Страхова, отвисли челюсти. Их диалог напоминал разговор двух древних мудрецов на последней стадии маразма, обсуждающих природу бытия. В качестве метафор мудрецы использовали бабочек, ложки и пыль.