Какое неоригинальное название — с долей скуки подумал он.

— Он приходит в себя, — донесся до него бесцветный голос. — Жизненные показатели стабилизируются.

Ярослав повернул голову, насколько позволял фиксатор. Рядом, на таком же столе, была Серафима. Она тоже была привязана, ее серебряные волосы растрепались по металлической поверхности. Ее глаза были закрыты, но он видел, как подрагивают ее ресницы. Жива. И, судя по ауре сдерживаемой ярости, очень зла. Это хорошо. Злая Серафима всегда была куда интереснее спокойной.

Наверное, ей сейчас немного обидно, что весь ее идеальный тысячелетний план пошел по откосу. И из-за кого? Из-за обычного сомелье с его коммуникатором…

— Она еще без сознания, граф, — сообщил тот же голос.

Из полумрака лаборатории выступил граф Страхов. В белом халате поверх дорогого костюма он выглядел как ребенок, играющий в злого доктора.

— Превосходно, — он подошел к столу и склонился над телом носителя. Его ледяные глаза изучали лицо Семена с хищным любопытством. — Добро пожаловать, Ярослав. Или Семен? Хотя не важно… Надеюсь, вам у нас понравится. У нас очень… гостеприимно.

— Я тронут вашей заботой, граф, — прохрипел Ярослав, чувствуя, как голосовые связки носителя с трудом повинуются. — Обычно мне предлагают хотя бы чашечку кофе, прежде чем привязывать к столу. Вы совсем забыли о манерах. Ваш отец-садовник вас этому не учил?

Граф даже не дрогнул, но Ярослав заметил, как на мгновение напряглись желваки на его лице.

— Мой отец учил меня, что с дикими зверями нужно обходиться соответственно. Сначала — клетка. Потом — дрессировка.

Граф Страхов кивнул одному из ассистентов. Тот подкатил странный прибор, похожий на гибрид шлема и средневекового пыточного устройства, утыканного иглами.

— Нейронный индуктор, — пояснил граф. — Очень полезная вещь. Позволяет… вести конструктивный диалог. Даже с самыми упрямыми собеседниками. Мы просто… поможем вам вспомнить то, что вы забыли. Например, коды доступа к Глубокому Хранилищу.

— Хочешь покопаться в моей голове, мальчик? — Ярослав рассмеялся, и смех эхом пронесся по стерильной тишине лаборатории. — Смело. Очень смело. Знаешь, сколько до тебя было таких любопытных? Их останки до сих пор украшают некоторые черные дыры. В качестве предупреждающих знаков.

— Не угрожайте мне, Ярослав. Вы сейчас — всего лишь пленник. Без своей силы, без своего тела. Вы — просто информация, запертая в этом… — он с презрением посмотрел на тело Семена, — … в этом слабом сосуде. И я эту информацию извлеку. Так или иначе.

Он дал знак, и ассистенты начали надевать шлем на голову носителя. Ярослав почувствовал, как холодные иглы касаются кожи. Похожий шлем также надели на голову графа — судя по всему, он лично намеревался провести взлом разума.

— Граф, — вмешалась Серафима. Она очнулась и смотрела на него с ледяной яростью. — Ты совершаешь ошибку.

— Ошибку? — он повернулся к ней. — Нет, Первая. Я исправляю ошибки прошлого. Ваше время вышло. Теперь миром будут править те, кто этого достоин. Те, у кого есть воля и решимость.

— Ты — дикарь, играющий с ядерным реактором, — прошипела она. — Глубокое Хранилище не для таких как ты. Ты даже не представляешь, что ты можешь высвободить.

— Вот и узнаем, — усмехнулся граф. — Активируйте.

Шлем загудел. Сознание Ярослава атаковала чужая воля — грубая, бесцеремонная, похожая на удар тарана. Примитивно, — подумал он. Это было все равно что пытаться взломать квантовый компьютер с помощью кувалды. Разворотить-то можно, а вот извлечь данные — маловероятно.

Но даже кувалда может пробить стену, если бить достаточно долго. Ментальные барьеры Ярослава, ослабленные битвой и нестабильностью носителя, начали трещать.

«Держись! — послал он мысленный импульс вглубь своего сознания. — Он пытается найти вход. Не дай ему, Яр!»

Но неожиданно… пришел отклик. От остатков личности Семена, так грубо вышвырнутого из родного дома. Ярослав почувствовал, как нечто выстроило стену. Не из энергии, а из самых ярких, самых сильных своих воспоминаний. Вот мальчишка, маленький, сидит на коленях у отца, и тот показывает ему, как работает старый механизм часов. Вот мать печет пирожки, и по всему дому плывет их аромат. Вот девушка по имени Кира смеется, и в ее глазах пляшут зеленые искорки.

Грубая сила графа разбивалась об эту стену, как волны о скалу.

Ярослав ощутил… удивление? У парня оказалась невероятно стойкая воля. Вот и ответ, почему он так долго сопротивлялся… всему, с чем сталкивался.

— Что происходит? — Страхов нахмурился, глядя на показания приборов. Его рука невольно скользнула по шлему у него на голове. — Почему я не могу пробиться? У него ментальная защита… уровня Архимага! Но как⁈ Его разум ведь полностью обесточен!

— Я же говорила, что ты дикарь, — усмехнулась Серафима, с явным удовольствием наблюдая за его замешательством.

Граф проигнорировал ее. Его лицо исказилось от ярости.

— Увеличить мощность! На максимум!

Боль стала невыносимой. Ментальные барьеры Семена начали трещать, как лед под ногами великана.

«Он прорывается, — констатировал Ярослав. — Слишком силен и настойчив. Пора переходить к плану Б».

«Какой план Б?» — в его разуме раздался голос Серафимы. Он дрожал от напряжения. Кадется, стажерка смогла проложить к нему незаметный канал связи.

«Самый простой, — в сознании Ярослава прозвучала усмешка. — Если не можешь победить врага… сведи его с ума.»

И в тот момент, когда граф уже почти прорвался, когда его ментальные щупальца уже коснулись ядра сознания, Ярослав распахнул дверь. В свою память. Настеж!

Поток был не просто информацией. Это был водопад, нет, сверхновая чистой, несжатой, хаотичной реальности, обрушившаяся в примитивный нейронный интерфейс графа. На Страхова хлынули не просто воспоминания. На него обрушилась вся бесконечная, безумная жизнь Ярослава.

Он увидел рождение звезд в туманности Конской Головы, но не как картинку в телескопе, а ощутив первобытный жар их ядер на своей коже. Он услышал беззвучную песню гравитационных волн, которую пели две сливающиеся черные дыры. Он почувствовал вкус света, преломляющегося на гранях кристаллических планет. И запах времени, гниющего на руинах цивилизаций, погибших за эоны до рождения человечества.

Воспоминания не шли по порядку. Они были вихрем. Вот он спорит с Первыми Архимагами о моральности создания самосознающей сингулярности, а в следующую секунду уже флиртует с зеленокожей пиратской королевой в баре на астероиде, где вместо пива пьют жидкий метан. Вот он разрабатывает вирус, способный стереть разум целой расы, и тут же, без перехода, пытается научить ручного кибер-дракона приносить тапочки.

Прибор взвыл, издавая протяжный, предсмертный скрежет. Нейронный индуктор, работавший на пределе, не был рассчитан на обработку данных, описывающих коллапс целой вселенной. Из-под шлема, надетого на голову графа, повалил густой, едкий дым, пахнущий озоном и горелой пластмассой. По проводам пробежали синие искры, а главный процессор на стойке рядом издал громкий хлопок и замолчал навсегда.

— ВЫРУБИТЬ! ВСЕ ВЫРУБИТЬ, ИДИОТЫ! — заорал граф Страхов, срывая с головы дымящееся, раскаленное устройство. Оншвырнул его на пол с такой силой, что шлем раскололся на две части. Граф отшатнулся от стола, тяжело дыша. Его аристократическое лицо было белым как полотно, под глазами залегли темные тени, а из носа тонкой, почти черной струйкой текла кровь. Ассистенты в ужасе бросились к нему.

— Примитивная поделка… не выдержала… — прошипел он, отталкивая их. Он посмотрел на тело Семена. Оно лежало неподвижно, но графу казалось, что из-под прикрытых век на него поглядывает сама бездна. И ехидно подмигивает. Ярость, смешанная с отголосками пережитого безумия, исказила его черты.

— Мы еще не закончили, Ярослав, — процедил он, вытирая кровь тыльной стороной ладони. — У вас двоих будет много времени подумать над своим поведением. В полной изоляции. Оставьте их. Уходим. Я найду другой способ взломать его. Более… грубый. Но надежный.