– То есть как так?
– В смысле?
– Ты о чём? – половина камеры прищурились, как от яркого солнца, глядя на новенького с подозрением и полным непониманием происходящего.
– Сейчас объяснить не смогу. Прощай, Ромка, прощайте, пацаны. Запомните, вы не знаете, как я выгляжу. Одно скажу точно – убийств на зоне больше не будет. И не вздумайте бежать за мной. Я срываюсь на побег, а с Мясником поговорю на днях лично.
Пацаны застыли. Новенький вёл себя странно, хотя на стукача не походил. Что же он задумал?
Дверь камеры со скрипом распахнулась. Скорпион ухмыльнулся и рванул в проём.
Часть четвёртая: "Воспоминания". Глава 4: Воля и разум
Скорпион нырнул в проём, хватая надзирателя за шею. Палец нащупал сонную артерию, надавил. Тело рухнуло в руки. Он с разворота кинул его в камеру ребятам на потеху, и устремился на второго охранника.
Тот округлил глаза, но успел схватиться за дубинку. К несчастью для него, она оказалась прикреплена сбоку на петельке. На манипуляции с извлечением ушли драгоценные секунды. Если бы охранник не растерялся, то закричал бы. А так ребро ладони отправило его в длительный сон.
Из камеры высунулось лицо Романа, сказал:
– Мне полгода осталось, не побегу. Но за этого – благодарю. Давно на него зуб точим.
– Не побегу? Где-то я это уже слышал, – припомнил Сергий. – Тогда вытащите охранника в коридор и закройте двери. Меня здесь не было. Им всё приснилось. Напились, и приснилось. Понял?
Рома кивнул.
– Выполняй!
Скорпион забрал ключи у второго охранника, кивнул на прощание ошалевшему от происходящего смотрящему и бесшумно побежал вдоль сумрачного коридора.
Первая решётка оказалась закрыта лишь на щеколду, как старые калитки в деревнях. Вторая и вовсе не закрыта. Безалаберность с уменьшением количества заключенных витала везде и повсюду. На глаза попался третий надзиратель. Этот оказался поопытнее, закричал, хватаясь за кобуру пистолета. Пришлось нанести два удара вместо одного: по руке, чтобы бросил пистолет, и под «солнышко», чтобы попал в объятья Морфея.
Массивная дверь распахнулась, выпуская свежую полоску света. Показалось заспанное лицо следователя, того самого, кто работал над макияжем лица, что уже перерос в традицию.
– А детей ломать нехорошо. Не все могут противиться судьбе, – сказал Сергий и пнул ему в мениск, затем сломал по два пальца на каждой руке.
Бить больше не сможет. Пальцы доктора, конечно, вправят, но зарастут они таким образом, что про карьеру боксёра придётся забыть. Навсегда.
Следователь вопил, орал. Уже не тот герой, который избивает беспомощных малолеток.
«Кто злее? Надзиратель или надзираемый? Клетка делает человека зверем, любая. Но тот, кто владеет этой клеткой, роднится со зверем. Отпечаток профессии накладывает с годами чувство привыкания. Патологоанатомы на трупах завтракают, обедают и ужинают, и ничего, привыкли. Человек ко всему привыкает. Военные на войне ежедневно зрят и кровь, и кишки на земле. Так и крепчает человек на своей профессии, роднится, свыкается. Хомо Сапиенс – тварь приспосабливаемая, живучая. Всё становится нормой, сначала планка, потом у черты границы. А потом не заметил, как планка преодолена и сама становится нормой. Зоны должны быть закрыты. Смерть лучше несвободы. Расстрел или воля», – подумал Скорпион.
– Эх, система, система, – Сергий треснул следователя лбом о стену – час крепких сновидений обеспечен – и помчался дальше, к последней двери. За ней выход из барака на территорию зоны.
На улице стояли предрассветные сумерки. Часа четыре ночи – темно. Часовые на вышках ещё спали. Беглец мчался как тень, на ходу соображая, зайти ли к Мяснику лично или сигануть через забор сразу.
«Законы этикета? Чёрт с вами. Как-нибудь в следующий раз».
Беглец подбежал к двухметровому забору с колючей проволокой по периметру. С разбега оттолкнулся от бетонки и схватился за колючую проволоку. Одна ладонь попала удачно, между зубьев, а во вторую впились стальные ежи. Стиснул зубы от боли, едва начал подтягиваться, как послышался лай собак. Почуяли. Людей обмануть можно, а вот собачий нюх, чующий злоумышленника за версту, никогда.
Пока разрывал руки, ноги и живот в кровь, рвал одежду, балансируя на колючей преграде, на вышке загорелся свет. В спину ударил луч прожектора. Последний раз разодрав шорты, рухнул за забор. Над головой просвистела пуля, прожектор подвинулся.
Скорпион перекатился через плечо, вскочил и дал такой старт, что любой заяц удавился бы от зависти. Под ноги легла ещё одна пуля, в кровь шибанула такая порция адреналина, что никаким наркоманам и не снилась. Помчался, по кривой траектории, «качая маятник», не забывая резко менять направления и бегать всякий раз по-новому, чтобы стрелок на башне не вычислил очередного рывка. Не пристрелялся.
На зоне послышались звуки сирены…
Мясник, хмыкая, отошёл от окна. Пробурчал под нос:
– Поубивать вас всех, что ли? Что за шум?
Дверь кабинета резко распахнулась, вбежал запыхавшийся лейтенант, с ходу обронив:
– Валерий Иваныч, у нас побег!
Начальник зоны окинул его недолгим взглядом, обронил:
– Да? И кто бежал?
Лейтенант выдохнул, выпалил:
– Так этот… неизвестный.
Валерий Иваныч усмехнулся, сел в кресло:
– Как это неизвестный?
Лейтенант замер, подумал:
– Без документов. Ну… который без дела.
– Что ты мне мозги пудришь? Как без дела? Не положено! Инструкция есть! –повысил голос начальник, поражаясь тупости подчинённого.
Лейтенант словно уменьшился в размерах, поник, оправдываясь:
– Так это… вы же сами говорили, что… гм… разберётесь.
Валерий Иваныч вскочил, затрубил, как труба Иерихона:
– Кому это я говорил? Не положено! Инструкция есть! Не понял, что ли? Где бумаги?! А нет бумаг! А нет бумаг, так и проблем нет! Тебе проблемы с проверками нужны? Ты с работы вылететь захотел? Быстро успокоил зону! Ничего не было! Нет бумаг, нет и человека! Не поступал к нам никакой неизвестный! Понял?! Один хрен Палыча вчера братва всё-таки завалила. Не нужен нам больше его подопытный. Усёк?
– Так точно, Валерий Иваныч, а как же трое надзирателей и следователь?
– Ты что, первый год служишь? – удивился старший по званию. – Ветром надуло! Шли и споткнулись!
– У следователя множественные переломы, – напомнил подопечный.
Глаза начальника метнули молнии:
– Значит, падал неоднократно!!! Вот неуклюжий какой. На неполное служебное тянет.
Лейтенант совсем поник, съёжился, сдулся, как старый шарик:
– Так погоню отзывать?
– Конечно! Скажи, что это была учебная тревога. За оперативность всем благодарности и тринадцатая зарплата в конце года.
– Есть! – ответил лейтенант и весь скукожился при разговоре, но успел вовремя козырнуть.
По коридору послышались торопливые шаги.
Мясник дождался, пока шаги стихнут, вздохнул. Рука потянулась к сейфу, тяжёлая дверка со скрипом отворилась. На кипе бумаг, рядом со старым номерным Макаровым стояли гранённый стакан и початая бутылка водки. Валерий Иваныч достал бутылку, стакан, подумал и поставил стакан обратно. В два захода допил половину бутылки, занюхал рукавом, печально вздохнул:
– Что ж, настаёт новый день, будь он не ладен…
Скорпион продирался сквозь дебри. Ненадолго останавливался, чтобы убрать свой биологический след, который тянулся как шлейф. От людей убежать не проблема, а от собак сложнее. Идут по следу, не сворачивая, на усталость не жалуются. Узнают больше даже не по запаху, а по биополю. Оно затухает медленнее. Почуять его могут не только собаки, но и люди с высокой способностью к восприятию биополей, ауры и потоков энергии.
В голову возвращалась забытая информация, вспоминалось прошлое.
Погоня была хиленькая. Ожидал совсем другой. Вскоре сбавил бег, перешёл на шаг, любуясь сквозь листву леса на восходящее светило. Скоро начнёт припекать. Накатила усталость. Не спал больше суток.