– Почему она уходила?

Истина видела всё и про всех, каждого человека зрела насквозь, вдоль и поперёк. Знала же про этих странных двуногих ещё больше. За это её во всём мире и не любили. Каждый человек, который встречал на своих землях истину, непременно пытался выдворить её прочь. Просто было легче и спокойней находиться от неё подальше, но поближе к себе и своим заботам. Своим истинам. Тем, что роднее, ближе и понятнее.

– Люди видят лишь фрагменты мозаики?

– Истине всегда говорили, что у каждого она своя, родная, их может быть несметное количество, у каждого по несколько штук к ряду. Но истина лишь улыбалась в ответ. Как её может быть много, когда она всегда была одна одинёшенька на всём белом свете? Не было у истины ни подруг, ни друзей. Только безразличный ко всему ветер всегда дул в спину истине и торопил на новые земли, но никогда ничего не говорил, молчал, как и все, к кому вопрошала истина.

– Они видят, но не хотят видеть?

– Лишь единицы зрели истину и разговаривали с ней, но не выдерживали бремени время и уходили прочь, за черту, куда истине был вход закрыт на тысячи замков. И истине от этого было ещё грустнее и печальнее, чем прежде.

– Одиночество гениев?

– Мир менялся очень быстро. Там, где раньше всё было просто и понятно, с каждым годом становилось всё труднее и сложнее. Уже и сама истина не понимала, где она и зачем? Во многих странах истину называли правдой и бились за неё до смерти на ратных полях, в диких песках, просторных степях, дремучих лесах, непроходимых горах, везде, куда могли добраться. Истина не могла понять, зачем за неё бьются, ведь у неё нет соперников, противников, недругов.

– А ложь? Кривда?

– Ложь – это всего лишь то место, где истины в данное время нет. Вот и у истины было множество вопросов, но она не ведала, где сможет найти на них ответы. Ведь не было такого человека или создания, который ведал бы всем. Истине он не встречался. Лишь изредка, раз в мириады лет, истина зрела его спину краем глаза, но он тут же уходил, вновь оставляя истину в суровом одиночестве.

– Творец ограничил себя сам, дабы мы могли свободно развиваться? Но как я могу об этом судить?

– Истина позволяла людям судить о себе только потому, что они задавались такими же вопросами, как и она. Только это сближало истину и людей. Но люди об этом не догадывались и продолжали толковать истину по-своему, не выходя за пределы своих обиталищ, городов и стран…

– А отшельники? Те, что скрывались и скрываются по дремучим лесам, жарким пескам и взбираются в горы? Те, что уходят, чтобы отчистить себя от вибраций общества и ощутить связь с Творцом?

– Были конечно и путешественники, люди, повидавшие больше других, были и мудрецы, сложившие из рассказов путешественников своё представление о истине, были даже пророки, что ведали истиной в откровениях духа и души, но их век был столь недолог, что истина почти не успевала добраться до них прежде, чем добирается та, которая забирает за черту и закрывает дверь черты на тысячи замков… а она забирала всех. Не существовало ещё человека, что смог бы обмануть её больше положенного срока жизни в тысячу лет.

– А полубоги и бессмертные?

– Истина, конечно, видела бессмертных. Но те переставали быть людьми и уходили в противовес смерти, за другую черту, снова не дав истине ответ на её вопросы. Ни на один из них.

– Не откроет постигший секрета секрет другим! А открывшие получают в награду в лучшем случае насмешки…

– Так горькая и печальная истина и брела по белу свету, скитаясь в вечных поисках ответов. И только Одному известно, когда этот поиск закончится. Но Он для истины недостижим так же, как огонь для воды. Истине ещё надо многое узнать, прежде чем произойдёт их встреча. И, наконец, найдутся ответы на все вопросы.

– Но как же мне за ней угнаться? Как повстречать до момента перехода за ту или иную черту?

– Именно поэтому странник-истина снова в пути. Но не жди, пока она заглянет в твой дом – иди навстречу.

– Я обязательно пойду ей навстречу, – пообещал Сергий если не таинственному собеседнику в тумане, то себе точно.

Скорпион.

Сергий снова открыл глаза и пообещал себе в течение ближайших суток их больше не закрывать. Переизбыток «зрячего» сна едва не снёс понятия реальности.

Отравленный ядом мозг теперь отравлен и ядом сомнения. Уверенность в любой незыблемой истине пропала. Для человека это словно потеря самого себя. Как ориентироваться в окружающем мире, если ориентиры так же прозрачны и непостоянны, как ветер?

Тело было слабым и беспомощным, как у новорождённого. Он и ощущал себя новорожденным. Приоритеты сместились, прежняя личность подверглась корректировке ввиду увиденного. Теперь он был чистым листком, и доставать новую ручку или карандаш совсем не хотелось.

К чему марать бумагу домыслами, если в тайнике подсознания дверка и в руках ключик? А за дверкой маленькое могучее знание, которое снова затрёт любой лист до первичной белизны.

Ключ нельзя выкинуть. Он всегда в руке. Единственной альтернативой открытия двери является её лицезрение и долгие раздумья – что же за ней и надо ли мне туда?

Только рано или поздно придётся воспользоваться ключом. Тогда выкинет за пределы четырёхмерности раньше, чем осознаешь – закончил ли свою работу в Чистилище. Изменилось ли оно хоть на миг? А если изменилось, то в какую сторону? И кто судья? Оценивать свершённое с позиции человеческого восприятия или с уровня бога?

Вопросами завалит так, что будь здоров. А может, будет снова чистый лист и важны лишь действия?

Сергий устало вздохнул.

Перед глазами потолок. Красивый. И люстра. Большая, со множеством лампочек. Анализ обстановки верхней части комнаты должен был что-то сказать. Но ничего не говорил, потому что устал сравнивать.

Оставалось только улыбаться. Или лить слёзы. Чтобы хоть как-то проявлять атрофированные эмоции. Но вместо оценочных суждений перед глазами был всё тот же красивый потолок и большая люстра.

Эмоции отсутствовали, вдоволь компенсируясь вопросами.

Дверь распахнулась пинком. Блондин почти влетел с полным подносом еды. Был он в наушниках и орал в унисон помеси металла и фольклора во всю мощь лёгких песню:

Голос богов над поляной [1]

напевом несётся.

Шёпот листвы догоняет

мелодию ветра.

В поле плечом мы к плечу

И пусть глас разнесётся –

Мы дети вольного неба,

Песни свирели!

Сёма, не замечая пробуждения брата, поставил поднос на столик и прошёл до окна. Распахивая шёлковые шторы во всю ширь, закричал припев:

Скажи мне, побратим –

Устанет ворон виться?

Скажи, соратник, мне

Доколь ещё стоять?

Неужто мы с тобой

За правду будем биться,

Когда взаправду запросто

И жизнь отдать?

Пока до Сергия доносились гитарные ритмы, барабаны и пересвисты свирели, Сёма изображал жгучую смесь гитариста и вокалиста, играя на виртуальной гитаре и напивая в импровизированный микрофон. Дурачится, как всегда.

Синяя мгла за плечами

и бездна над нами.

В поле плечом мы к плечу

От зари до зари.

Но зовы солнца и ветра

ещё не истлели.

Жив дух Природы,

Живы и мы!

Не интересуют его незыблемые истины. Выжил, да и ладно. Таков блондин.

Скажи, соратник, мне

Орёл прогнал ночного?