Я едва слышал её. Мой разум уносился всё дальше, расширяясь, поглощая информацию, как черная дыра поглощает звезды…

Соколов тем временем закончил основную часть лекции, отряхнул руки и довольно оглядел аудиторию.

— На сегодня всё. Теперь домашнее задание, — с явным садистским удовольствием он начал выписывать на доске условия задач. — Кто решит корректно все семь, получит зачёт автоматом. А кто не сдаст вовремя… ну, тому я не завидую…

Я просканировал задачи жадным взглядом. Первые шесть были элементарными, почти скучными. Мусор… Скука… Задачки для первоклашек…

Это меня не насытит… Мой разум жаждал большего.

А вот седьмая… Седьмая задача была интересной. Не такой как предыдущие. Сложной. Вызывающей. Как изысканное блюдо в дорогом ресторане.

И в ней была ошибка. Фундаментальная ошибка в самой постановке.

— Профессор, — я резко поднял руку, словно меня подбросило пружиной. — У меня есть замечание к седьмой задаче.

Соколов повернулся ко мне с легкой полуулыбкой, как будто ожидал этого.

— Неужели? Что же не так? Она слишком проста для вашего великого ума, Ветров? — снисходительно произнес он.

— Дело в самой формулировке. Она некорректна, — я встал с места, чувствуя, как энергия буквально переполняет меня, грозя вырваться наружу фейерверком формул и уравнений. — Можно я покажу?

Не дожидаясь ответа, я направился к доске. Каждый шаг отдавался пульсацией в позвоночнике.

«Сеня, что ты делаешь⁈ — Алиса следовала за мной, её голос звенел от паники. — Остановись! Это зашло слишком далеко! Ты сейчас превратишься в ботаника прямо на глазах у всей аудитории! Это социальное самоубийство!»

Но на моих губах играла маниакальная улыбка.

По хорошему, мне бы сидеть на месте ровно и не отсвечивать… Но я не мог иначе. Если не решу эту задачу… мой мозг просто взорвется нахрен!!!

Я взял голографическую указку из рук слегка ошеломленного профессора. Соколов смотрел на меня так, будто я внезапно отрастил вторую голову, причем более умную, чем первая.

— Смотрите, — начал я, указывая на седьмую формулу с точностью хирурга. — Вы используете стандартную модель распада, но она применима только в условиях нормальной гравитации и при отсутствии сильных магнитных полей.

— Эти условия подразумеваются по умолчанию, — заметил Соколов, скрестив руки на груди. — Мы же не на орбитальной станции эксперименты проводим.

— Но даже в этих условиях ваша формула неполна, — я начал стирать часть записей профессора. — Вот более корректный вариант…

И тут меня накрыло окончательно. Я больше не контролировал себя. Мои руки летали по голографической доске, выписывая формулы, символы, диаграммы. Да с такой скоростью, что, казалось, у меня не две руки, а как минимум шесть. Я говорил быстро, чётко, используя термины, о существовании которых час назад не подозревал.

— Если мы введём поправку на квантовую нестабильность… реакция становится самоподдерживающейся и переходит в режим контролируемого каскада. Это как домино — толкнули первую костяшку, а дальше всё идет само, только в нашем случае костяшки еще и размножаются!

«Ну это уже за гранью… — я услышал испуганный голос Алисы. — Прости, Сеня, но я тебя вырубаю… »

— Тихо, женщина! — я выставил руку в сторону Алисы, не оборачиваясь от доски. — Не шуми!

Я не видел, но почувствовал, как она испуганно замерла.

«Простите, господин…» — пискнула она тоненьким голосом. Словно мышь, обнаружившая, что сыр в мышеловке не бесплатный.

Девушка, сидевшая в первом ряду прямо за Алисой, испуганно ойкнула. После чего закатила глаза, обмякла и начала сползать со стула. Как желе с наклонной поверхности. Кажется, сознание потеряла, приняв на себя мой приказ. Но я едва заметил это, полностью поглощённый формулами. А те заполняли голографическую доску со скоростью света…

Соколов уже даже не пытался дискутировать. Просто молча наблюдал за мной, не уверенный, восхищаться ему или звать охрану. Его лицо постепенно менялось: от снисходительного интереса к недоумению, а затем к откровенному изумлению, граничащим с шоком. Глаза профессора становились всё шире по мере того, как я заполнял доску. К концу моей тирады они, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит и заняться самостоятельным изучением формул.

— Таким образом, — я подвел черту под последней формулой с таким драматизмом, словно подписывал капитуляцию вражеского государства. — задача не просто решается, а обретает совершенно новый смысл. Это не проблема алхимического взаимодействия — это ключ к контролируемой трансформации энергии и материи.

Я опустил указку и повернулся к аудитории. Тишина стояла оглушительная. Сотня студентов смотрела на меня, не моргая. Кто-то с открытым ртом, кто-то с выражением полного непонимания на лице.

И в этот момент меня отпустило. Внезапно, как отключили рубильник. Тепло в позвоночнике схлынуло, мысли замедлились, вернувшись к обычному темпу. Я моргнул, чувствуя лёгкую эйфорию и странную пустоту в голове, где секунду назад роились сложнейшие формулы.

— Я как будто мозгом кончил… — пробормотал я, слегка пошатываясь и хватаясь за край доски, чтобы не упасть. — Кайф…

Я осознал, что сказал это вслух. Несколько студентов в первых рядах прыснули, как будто я выдал самую смешную шутку в истории академии.

Алиса сидела на полу у доски, обхватив голову руками, словно пыталась физически удержать мысли внутри. «Ничего не понимаю… — стонала она. — Это невозможно… это не в моих протоколах… Будь я кожанной, я бы сейчас вылакала ведро… и не обязательно валерьянки…»

Соколов продолжал стоять с широко раскрытыми глазами, в которых плескалась странная смесь ужаса и восхищения. Его руки слегка дрожали, когда он поднял коммуникатор и сделал несколько снимков доски. Словно фиксировал место преступления перед приездом полиции.

— Что же, — профессор откашлялся, взмахом руки стирая всё, что я написал. Словно торопился скрыть улики от случайных свидетелей. — Кажется, не один я сегодня на кофе и бодрящем корне без буферной основы!

Аудитория разразилась облегчённым смехом, как публика после особенно напряженного момента в спектакле. Напряжение спало. Я тоже улыбнулся, только сейчас осознав, что именно произошло. Я только что публично устроил нечто среднее между научным прорывом и нервным срывом.

— Ох, чую, на зачете будет жопа… — прошептал кто-то из задних рядов.

Соколов подошёл ко мне и слегка сжал моё плечо — на удивление сильно для человека его комплекции, словно клещами стиснул.

— Впечатляющая интерпретация, сударь Ветров, — сказал он громко, для всей аудитории. Но я заметил, как дрожал его голос. И губы тоже. — Хотя в ряде мест вашей идее… э-э-э… не хватает обоснованности. Абсолютно гениальная чушь, я бы сказал! — он нервно хихикнул. — Полагаю, вы уже давно занимались решением этой проблемы? Может, писали докторскую по ночам, не ставя факультет в известность?

В его голосе как будто прозвучала невысказанная надежда…

— Нет, я… — начал было я, но Соколов наклонился ближе, так что только я мог слышать его слова.

— После пар сегодня зайди ко мне, Сеня, — его голос звучал напряжённо. А веко слегка дергалось, отчего лицо профессора выглядело одновременно испуганным и маниакальным.

Чёрт, да он испуган до усрачки, хотя и пытается скрыть! Что я там такого понаписал? Уже не помню… Память улетучилась из моей головы вместе со знаниями.

— Профессор…

— Обязательно зайди, — повторил он тихо, но твёрдо, и в его голосе слышалась такая смесь паники и срочности, что я понял — отказаться невозможно. — Я должен выяснить… не подсыпал ли кто-нибудь галлюциногены в мой утренний чай… хи-хи… хе-хе…

Затем громче добавил, неестественно широко улыбаясь:

— На сегодня всё! Не забудьте про домашнее задание к следующей лекции. И держитесь подальше от того, что пил Ветров перед занятием!