Напарник поддержал:
– Дело ясное. Сдурели эти маньяки совсем уже. Средь бела дня на людей бросаются. Маньяка в каталажку. Обработают пусть хорошо. Бабу к врачам. – полицейский сковал руки отключившегося Сергия наручниками и рывком отшвырнул его от ревущей во всё горло девушки, приложив по голове дубинкой.
Соседу благодарность за своевременное обращение к органам правопорядка.
Часть четвёртая: "Воспоминания". Глава 1: Кто я?
Сергий очнулся на холодном полу от удара по почкам. Рефлекторно перевернулся, спасая внутренние органы от повреждений. Затем отключился вновь, провалившись в ту же мглу, из которой выпал.
Следующее пробуждение было мокрым. Незнакомец лил на лицо воду из металлической кружки. Разбитые губы обожгло. Поднял веки. В глаза как песка насыпали. Тут же закрыл. Голова гудела. Не мог вспомнить, кто он и где. Всю память стёрло. Весь мир состоял из холода и странной, дикой пустоты. Это было страшно и вселяло ужас. Вчера не существовало.
– Не хило они его отдубасили, – послышался голос.
– Просыпаться не хотел, – раздался другой.
– Сколько ж выжрал, что в отрубе второй день?
– Эй, фраер. Ты чьих будешь? По фене[1] ботаешь?
[1] Феня – блатной разговорный жаргон.
– Да блатной по ходу, зырь, какая наколка на руке. Не знаешь, чё значит «скорпион»? Не трогай – покалечу. А может, вообще беспредельщик. Мутный тип. Не трогай его.
Скорпион окончательно открыл глаза и понял, что мозг пуст. Из горла вырвался обречённый хрип. Не помнил даже своего имени. Рождённый пустотой в пустоту.
– Хича, отойди от него. Вдруг, правда, покалечит? По какой он статье?
– Проникновение со взломом, разбойное нападение, изнасилование, групповое мочилово и ещё по мелочи с десяток сюжетов, – перечислил лысый Хича.
– В натуре злой тип. Давай его под нож. И дело с концом, – донёсся до слуха едва различимый шёпот.
– Я честный вор, мокрушником не был и не буду. Сам давай, – остепенил Хича.
Сергий привстал на локтях. Потёр засохшую сукровицу на губах, криво усмехнулся. Получился кровавый, волчий оскал. В голове зияла пустота, но глаз уловил заточку под рукавом парня. Зло обронил:
– Дикие что ли? Слышь, мочители. Рассосались, а то покалечу!
Хича только рот открыл. А щербатый парень оказался попроворнее. Рванул вперёд, надеясь успеть, пока вихрастый на полу не пришёл в себя. Заточка нацелилась прямо в шею лежавшего, не оставляя шансов.
Скорпион не понял, как оказался на ногах. Тело двигалось само. Заточка вдруг перекочевала из рук бритого типа в правую ладонь. Не понимая, что делает, он воткнул остриё в колено недруга. Услышал свой собственный голос:
– Сказал же, сука, не лезь – покалечу! Уши отморозил? Сейчас в задницу тебе их запихаю.
«Я могу драться. Эта уверенность? Откуда она? Кто я?» – промелькнуло в голове.
– Ой, бля-я-я, – завопил щербатый. – Лепилу-у-у[2]!
[2] Врач.
– Завали, Бобёр, – сказал Хича и оттащил соседа по камере, едва ли не кланяясь сокамернику. – Тише-тише, паря, не признали. Ошибся кореш мой.
Сергий набычился, сделав грозное лицо:
– Не по пацански на перо[3] пускать на первом слове. Я ещё в себя от ментов не пришёл, а вы так, без расспросов? Чё за беспредел? Наглухо отбитые?
[3] Нож.
– Да говорю же, не обессуть, – повторил Хича, выставив руки перед собой. – Мы ж не знаем, кто ты. Так может ты суч какой, может, падла ментовская. Малявы[4] о тебе никакой. Да и какие малявы в распределителе? Но парень ты, судя по всему, серьёзный. Погоняло есть?
[4] Записка.
– Не знаете? – переспросил Сергий и без замаха пробил Хиче прямым с правой по лицу, разбив губу и выбив передний зуб одним ударом. – Так, а хули лезете, падаль ебачая?! Равного нашёл? На испуг взять захотел?
– Косяк спорол, признаю, – ответил Хича, сплёвывая кровь и осколки зуба в парашу.
Скорпион присел на вмурованную в стену скамейку, рассматривая изодранные джинсы и безрукавку, попытался вспомнить хоть что-то. Ничего. Только пустота и гнев. На кого? Обронил, глядя на татуировку на левом плече:
– Я Скорпион. Да?
– Не вопрос, паря, не вопрос. Ты – Скорпион, – пробормотал Хича. – А ты не помнишь, что ли?
Вспышка. Злость. Скорпион сам не понял, как резко оказался подле Хичи, схватил за шею, злой шёпот докатился до уха:
– Что-то ты вопросов много задаёшь! Мент, что ли?!
– Что ты, паря, что ты, – засипел придушенный Хича.
– Я всё помню, но твоё дело освежить мою память. Вкурил?
Хича, синея, попытался кивнуть, но ничего не получилось. Моргнул в знак согласия. Скорпион ослабил хватку, снова сел на край скамейки.
– Папироску не желаешь? – подшестерил поникший браток рядом, поскуливая и с тоской глядя на заточку в коленке. Тихо материл весь белый свет. Хоть в унитаз смывай. Всё равно всё перероют, пока не найдут чем колено проткнул. Тогда всем влетит.
Скорпион поднял мутные глаза, пытаясь вспомнить, курит он или нет. Обронил:
– Меня в данный момент интересуют другие вещи. Рассказывай, Хичя… Хичког, да?
– Да… похож просто, – обронил бледный, лысый парень лет двадцати-тридцати. – Чего рассказывать то?
Сергий подошёл к раненому и сказал:
– Ты за свой косяк зубами отвечать будешь или спички отдашь? Где мы?
– В распределителе, где ж ещё? – ответил Хича и рухнул на скамейку.
Курильщик молча вставил бычок в гнилые зубы, достал чиркач с тремя спичками из носка, чиркнул, прикурил одной. Две другие протянул неопознанному заключённому.
– Держи, чё. Сколько есть.
– А потом куда? – не поворачивая головы, спросил Скорпион, пряча спички в носок.
– В следственный изолятор. СИЗО, – выдохнул порцию дыма щербатый сокамерник.
– Зачем?
– Как зачем? Суда ждать!
«Суда? Я что, осуждён? А за что? Я убийца?» – промелькнуло в голове. В это верилось и не верилось одновременно.
– И долго ждать?
– Некоторые по несколько лет ждут, – сказал Бобёр, что затягивался бычком. – Так до «взросляка»[5]и дотягивают. На «малолетке»[6]круче нравы. Беспредела много. Тебе сколько лет? Не совершеннолетний же ещё? Или уже есть 18?
[5] Взросляк – тюрьма для совершеннолетних.
[6] Малолетка – тюрьма для несовершеннолетних.
Скорпион, не поворачиваясь, ударил назад наотмашь. Щербатый сполз по стенке, прижимая нос и причитая:
– Всё, понял… понял… больше никаких вопросов.
– Браток, ты тише, тише, – забормотал Хича. – Всё будет по понятиям, зуб даю!
– Вот с них и начни, – обронил Сергий и развалился на скамейке, оставив Хичу и Бобра сидеть вприсядку у стенки, или просто развалившись на полу.
– С чего? – тихо спросил Хичког, не желая вновь получать по тому, что раньше, много ходок[7] назад, называлось лицом.
[7] Ходка – срок.
– Не с зубов, а с понятий. Откуда весь исход? И поменьше фени. По-людски разговаривай. Утомил.
Хича, посмотрев на стонущего Бобра, смирился со своей участью. Лучше говорить всё, что спросит, а то покалечит или шею свернёт невзначай. Отморозок, не иначе. Вздохнув, Хичког начал свой рассказ:
– Старший[8] говорил, что всё при Сталине пошло. В ГУЛАГах накопилось очень много политзаключённых. Лишних. А чё, народ там с головой. Решили поэкспериментировать. Слишком мягкие порядки были среди самих заключённых, примитивные, взаимовыручка-авторитет, то да сё. Вот конторщики и запустили в зоны книгу книги особых «понятий», где каждое слово имело своё прямое обозначение. Зекам эксперимент понравился. Короче, кто приспособился, тот пошёл в паханы, а кто нет – упал ниже плинтуса. В общем, кому толчки мыть, кому прибавку в баланде кушать за авторитет. Всё как в армии, только в армии не западло, а здесь…
[8] Старший – человек, доводящий до стремящегося к блатной жизни малолетки понятия, «феню».
Хича посмотрел на братка у толчка, что топил заточку, вздохнул и продолжил: