Сёма устало упал на колени, вгрызаясь пальцами в мелкий, белый песок. Голова от нового скачка градусов вновь взвыла, в виски вместо молоточков застучало кувалдой. Захотелось упасть в песок лицом и завыть.

«Спокойно, это лишь момент слабости. Со слабостью надо бороться. Проклятая командировка. Сдался мне это Аркаим. И ведь уже ощущал тепло дома, а получил уравнение со множеством неизвестных и строгого учителя, который сам не в силах его решить. И с чего начать? Я не спал трое суток! Маша, видит Творец, я спешил к тебе как мог! Ну почему Новый Год на чужбине? Лера, отшлёпать бы тебя за твои причуды с истериками. Найду – накажу. В кой-то веки хотел домашнего покоя».

Солнце, плеск волн, тепло.

«Видно сам чёрт дёрнул за ногу бегать по тренировкам и нарваться на чернявого. Сидел бы дома, играл в приставку, мажорил всю беззаботную жизнь, развлекался с гламурными девахами, потом учился бы в Лондоне или каком другом зарубежном ПТУ. Лёгкая жизнь. И смерь в окружении ленивых детей, скучного взгляда жены и зевающих внуков, ни во что не ставящих. Только в голову будет бить уже не боль перепада температур, а вопрос – почему нет ощущения завершённости, насыщенности жизни?

Песок на руке, песчинки такие маленькие, ничтожные, как эти самые мысли.

«Кого обманываю? Ну-ка встал и пошёл крушить горы, пробивать лбом гранитные стены и касаться макушкой неба!».

Температура была около пятнадцати градусов тепла. Зима по местным меркам. Люди бродили в ветровках. Бегуны вдоль берега мчались в тёплых кофтах, свитерах, мастерках. Сёма поднялся, отряхиваясь от песка. Армейские ботинки, штаны и потрёпанные одеяния странствующего по горам Тибета не совсем сочетались с местными понятиями о нормальной одежде, разве что под хиппи закосить. Но и те приличнее одеваются. Засаленные, слипшиеся волосы грозили выдать за человека без определённого места жительства. Хотя с другой стороны мускулистое тело и татуировки сглаживали впечатления – так, типичный неформал, одевающийся, как хочет, во что вздумается из-за протеста к обществу.

«Что ж, у меня три цели. Две малых и одна большая: заработать немного денег, не попасться полиции и успеть в Нью-Йорк за сутки. И всего два выбора: успеть или опоздать. Вперёд, блондин! На штурм, на абордаж, в погоню!»

Сёма сбросил остатки одежды на торсе, оборвал до колен штаны, сделав подобие шорт и, расправив плечи, сверкая татуировками леопарда и тигра, напялив на лицо самую добродушную улыбку из возможных, бодро побрёл к дороге.

Семь часов спустя.

Леопард брёл по пустыне, отмечая для себя, что ненавидит две вещи: пустыни и гроссмейстеров. Оба объекта за сутки надоели так, что не хватало слов высказаться как он на всё это зол. Солнце ушло на закат, кроваво-красное, как демоническое око. Разве что не хватало чёрного зрачка в центре. Мир накрыла тёмная пелена, зажигая в небе первые звёзды. Дикий клочок луны освещал дорогу не больше, чем ручной фонарик, который так хотелось иметь под рукой.

Жара, искусавшая плечи и спину, спадала. Парень грыз потрескавшиеся губы и пытался не обращать внимания на блики перед глазами. Вечером они были тёмными, ночью стали светлыми.

«Люблю разнообразие», – подумал Сёма.

Предупреждающий треск гремучих змей привлекал внимание не больше, чем остывающий хруст камней. Огромные валуны и небольшие камни трескались, отдавая накопленное за день тепло, ночные охотники выбрались на охоту, выслеживая повылазившую из мелких нор живность, что под вечер выбралась чем-нибудь поживиться, добыть влаги.

«Жизнь есть в любой месте, только во мне её всё меньше и меньше. В какой стороне Нью-Йорк?»

Нога ступила в опасной близости от очередной змеи, свернувшейся в клубок и готовой к броску. Тело само напряглось, Сёма отпрыгнул прежде, чем понял, что случилось. Ядовитые клыки схватили воздух в опасной близости от лодыжки. Зато запнулся за камень и впотьмах свалился за другой его край. На этом падение не закончилось. Ударился локтем, головой, нога куда–то провалилась, зацепившись ботинком.

Блондин устало опустил щёку на песок:

– Ну что ещё? Не могу больше. Змея, вернись! Доверши начатое! Будь человечнее-е-е!

Ногу как заклинило. Оказавшись в неудобном положении, не мог ни вылезти, ни залезть внутрь. Мучила жажда, клонило в сон… На сотых попытках извлечь себя из ловушки, не заметил, как отключился…

– Сэр, шахта в норме, это какой-то придурок попал ногой в вентиляцию. Он без сознания и… похоже на то, что не первый день в пустыне, – обронил голос над ухом.

Сёма не стал открывать глаз, доверившись Проведению. Чужие руки щупали шею, считали пульс, поднимали веки, светили в зрачки. Но Сёма умел если не полностью отключать восприятие любого из пяти чувств, то, по крайней мере, притуплять. Уроки в Альфе не прошли даром. Мог сойти за труп, если бы потребовалось. Сердце замедлять проще, чем отключать зрительные рецепторы.

Донёсся чистый ответ по рации, без хрипов:

– Только ты, Сэм, умудряешься найти придурка там, где нет ничего живого на десятки миль вокруг. Я отмечу это в рапорте.

– Сэр, я ведь всего лишь выполняю свою долг.

– Задержать нарушителя и привести на базу!

– Есть, сэр… И так, ребята. Нам приказано доставить это ночное нечто на базу. Вытаскиваем!

Группа солдат дёргала ногу, тянула, ругалась. Наконец, извлекла блондина из скрыто-замаскированной под камень вентиляционной шахты. Накинув на глаза повязку, а руки и ноги сомкнув наручниками, закинули Сёму в машину. Заурчал мотор, и машина тронулась с места.

Через десять минут машина остановилась. Леопард прислушался, разбуженный ещё при «извлечении» – послышался лязг открываемых ворот. Вскоре машина вновь тронулась.

Через несколько минут руки вновь подхватили и вдвоём потащили в неизвестность.

В этой самой неизвестности наручники сняли, зато приковали к стулу зажимами. Яркий свет ударил в лицо. Сёма едва сдержался, чтобы не скривить лицо, не моргнуть. Проще было тысячу раз отжаться от пола, чем это вытерпеть, не подав виду. Затем в лицо плеснули водой.

«Бог есть» – подумал Сёма, ощущая влагу на губах. Едва удалось не дать дёрнуться кадыку.

– Врача, – обронил кто-то над ухом. Он вообще не приходит в себя.

Через несколько минут снова щупали, светили в глаза, тормошили. И не добившись реакций организма, вынесли вердикт:

– Он в тяжёлом состоянии, его надо в лазарет.

– Док, мне нужны от него ответы.

– Оставшись прикованным к стулу, он, скорее всего умрёт, так вам ничего и не ответив.

Руки щёлкают браслетами, подхватывают, несут. На этот раз без наручников.

Снова возня, каталка, топот ног по коридорам, лязг металлических дверей, пиканье датчиков, короткие обрывки фраз, чаще приказов.

Сирена!

Вот от воя сирены Сёма непроизвольно вздрогнул – этого предвидеть не мог. Пришлось открыть глаза и начинать действовать. Соскочив с каталки, припечатал к стене доктора, перехватил автомат – М-19 – первого сопровождающего солдата и вырубил двух оставшихся прикладов в голову.

– Это не учебная тревога! – донеслось из динамиков над головой. – Побег в секторе И-2. Повторяю, побег в секторе И-2.

– Вовремя! Мне тоже пора линять, – обронил Сёма, обыскивая солдат и подхватывая доктора на плечо. Пара карточек легла в карман, но кто знает, какие на базе ещё меры предосторожности? Датчики сетчатки глаза, отпечатки, голос?

Блондин приблизился к двери, доставая свободной рукой карточку. Но донести до терминала не успел. Дверь резко отворилась. Сёма, бросив доктора на пол, прыгнул в сторону, целясь автоматом в проём. Нажать на курок не успел – что–то невидимое вырвало автомат из руки и отбросило дальше по коридору. Странный, обнажённый мужчина с невероятно большими глазами, показавшийся из проёма, поймал взгляд. Взгляды скрестились, несколько секунд беглецы изучали друг друга.